Три одноактные пьесы
ЕГО ЛЮБОВЬ
Действующие лица:
Леонид Верховский – поклонник
Елена Полевина. Лена – актриса
Гримуборная Лены. Лена всматривается в зеркало.
ЛЕНА. Вот еще одна морщинка появилась. Вчера еще ее не было.
ЛЕОНИД (кому-то, кто задерживает его, врываясь в гримуборную к Лене).
Я на минуту, только на минуту! Отстаньте от меня!
ЛЕНА. В чем дело? Что вам нужно?
Хватает со стола баллончик. Направляет на Леонида.
ЛЕОНИД. Леночка, опусти баллон. Я не враг твой.
ЛЕНА. Ленька, ты? Вот сюрпиз! Однако же ты стал нахалом,
бывший тихоня. Проходи, проходи. Садись рядом со мной.
ЛЕОНИД. Я только на минуту. Я к тебе с предложением.
ЛЕНА. Ну-у, так уж и на минуту. Поди, захотел переспать
со звездой эстрады? Признавайся, бывший отличник!
ЛЕОНИД. Нет, все гораздо серьезнее. Но я только минуту
у тебя отниму. Вот письмо (протягивает Лене книгу).
Оно кровью сердца написано.
ЛЕНА. Это же не письмо, это – довольно толстая книга.
ЛЕОНИД, Но вся эта книга ... она - мое письмо к тебе.
С детских лет.
ЛЕНА. И что же ты пишешь? (читает обожку). Леонид Громов.
(Леониду). Насколько я помню, ты не Громов, а Верховский.
Ну да, это ты сообразил для рекламы. Конечно, Громов звучит.
(раскрывает книгу, быстро листает). Стихи, стихи ...
И все это мне? (останавливается на одной странице наугад, читает).
И прежнею голубкою невинной
Застыла ты в глуби души моей,
Мне суженой желанной половиной
От свадьбы и до окончанья дней.
Нашел тоже голубку невинную. Это - мне? Это - обо мне?
Ты меня любишь? И давно с тобой случилось это несчастье?
ЛЕОНИД. Я полюбил тебя еще в детском садике. То была любовь
детская, но она росла. В школе я так мечтал хоть один урок
посидеть за одной партой с тобою! (Пауза). А ты почитай
мои стихи, и если понравятся, подумай обо мне - и позови.
Я тут же прибуду ... припаду к ногам твоим. На первом листе –
посвящение и телефон. Сотовый – тоже. Есть автоответчик.
ЛЕНА. Если бы ты знал, Ленька, до чего я устала! От концертов,
от поклонников, от завистников. А тут еще ты со своей
нежданной любовью ... Неужели мы не можем просто встретиться
где-нибудь, посидеть, выпить и закусить, вспомнить нашу школу,
ребят, учителей? Просто поговорить. Без всяких любовных признаний.
Мне надоели все эти признания, все эти приставания,
коленопреклонения, обещания осчастливить ...
ЛЕОНИД. Есть разница. Они влюбляются в звезду, влюбляются по сцене.
А не по жизни. Я же любил тебя, когда ты еще не была звездой.
Стихи тебе я начал писать еще в седьмом классе. Но боялся
вручить тебе, насмешки твоей боялся ...
ЛЕНА. А сегодня не боишься?
ЛЕОНИД. А сегодня ... Сегодня просто решил подарить тебе
мою книгу, которая издана в позапрошлом году и, говорят,
имеет успех. Ты в ней все поймешь.
ЛЕНА. Да не стану читать всю книгу. Ты, Ленька, идеалист.
Как был ты отличником и тихоней, так и остался. Да, а почему
ты мне сразу не подарил эту книгу, если ее уже два года читают
другие люди. Я обижена.
ЛЕОНИД. Понимаешь, тут такое дело ...
В общем, был я в местах отдаленных ...
ЛЕНА. Ты сидел?
ЛЕОНИД. Я работал. Хотя и сидел. Я работал, как почти все зэки.
ЛЕНА. Ты серьезно? Ты не шутишь? Ты был зэком?
ЛЕОНИД, К сожалению, не шучу.
ЛЕНА. За что посадили? Занялся бизнесом и попался?
Или украл что-то дорогое?
ЛЕОНИД. Да нет, меня за хулиганство посадили.
ЛЕНА. Тебя? За хулиганство? (хохочет). Я так и думала,
что ты шутишь. Выдумщик.
ЛЕОНИД. Не шучу я. Один мерзавец осмелился в моем присутствии
говорить о тебе всякие мерзости. Ну, я его осадил, но словесно,
а он полез в драку, и я сумел его одолеть. Но при этом сильно
его травмировал. Меня и посадили ...
ЛЕНА. Что я слышу? Ты дрался? Не могу себе представить!
ЛЕОНИД, Видишь ли, я несколько лет занимался восточными
единоборствами, и оказалось, что у меня это хорошо получается.
Я до этого никогда не применял своих знаний. Не приходилось.
А тут он меня довел, этот нахал!
ЛЕНА. Ты вступился за меня? Зачем? Пусть бы лаял. Знаешь,
сколько таких?!
ЛЕОНИД. Он посмел тебя чернить при мне. Понимаешь, при мне!
Я не должен был драться с ним, я просто резко высказался.
Но он сам полез. Я только защищался.
ЛЕНА. Здорово же ты защищался: травмировал так, что срок
за это получил. И долго ты пробыл в заключении?
ЛЕОНИД. Нет, всего полтора года. Я хорошо вел себя, кроме того,
я ведь инженер-электрик, и я там много работы провернул.
Из-за этого меня даже задержать хотели несмотря на хорошее
поведение, но все же вышел досрочно.
ЛЕНА. Да, меняются люди. Ты вот стал инженером,единоборствами
овладел. Срок отсидел. Неужели так здорово научился драться?
ЛЕОНИД. Да, я хорошо работал. Я собирался сдать экзамен на
черный пояс по карате, но вот ведь как получилось ... Посадили,
а когда вышел, не до этого стало.
Скажу тебе правду: я ради тебя пошел в секцию,
тебя хотел удивить ... Надеялся, что это меня в твоих глазах
поднимет. Что ты меня выслушаешь, поймешь скорее, если я буду
не таким тихоней и паинькой ... Женщины ведь не любят робких.
ЛЕНА. Это так. Мы не любим ни робких, ни хилых, ни зануд.
Но ты зря старался. Я прошла большую и трудную школу жизни.
Меня мужчина сегодня интересует только, как средство
преодолеть трудности. И только. Для меня давно нет сказки
о любви, верности и преданности.
ЛЕОНИД. Не может быть, ты не такая. Ты особая.
Ты ... моя любимая ... Лена, Лена!
ЛЕНА. Ну, хватит. Не получилось у нас хорошего разговора.
Ты хоть и заработал черный пояс, а остался тем же нюней,
маменькиным сыночком. (Пауза). Хотя и научился драться.
А хочешь, мы проведем с тобой ночь любви? А?
Посмотрим, на что ты способен! А? Или ты импотент?
ЛЕОНИД. Сколько стоит твоя ночь любви?
ЛЕНА. Ты получишь ее бесплатно, вернее, в благодарность
за твою книжонку.
ЛЕОНИД. Почему же бесплатно? Книжонка моя для тебя – тьфу,
она не в счет. Итак?
ЛЕНА. Да не хорохорься, Ленька. Тебе не оплатить мою ночь!
ЛЕОНИД. Сколько?
ЛЕНА. Сто тысяч долларов.
ЛЕОНИД (вынимает бумажник, достает чековую книжку). Вот я
тебе даю чек на сто тысяч долларов, чтобы не было одолжений
мне от тебя. (Подписывает и протягивае чек Лене). Держи.
Купишь себе что-нибудь.
ЛЕНА. Смеешься? Приду в банк, а мне скажут, что
на твоем счете гулькин ...
ЛЕОНИД. Молчать! На моих счетах в разных банках в России
и за пределами столько, что тебе и не снилось!
ЛЕНА. Ого, как мы заговорили! Ну не лезь в пузырь.
Как это ты вдруг разбогател? Мне и впрямь невдомек.
ЛЕОНИД. Все просто. Когда меня впихнули в камеру,
меня хотели опустить. И я их разметал так, что всех
пришлось ремонтировать. А пахан, который был зрителем,
удивился, потолковал со мной – и я ему понравился.
Я ему помог кое в чем ...
ЛЕНА. А поточнее нельзя?
ЛЕОНИД. Можно. У него зазноба была на воле, и я от его имени
сочинял стишки. Они возымели положительный эффект –
и пахан дал мне рекомендацию ...
ЛЕНА. Рекомендательное письмо?
ЛЕОНИД. Не так. Просто, когда я вышел и явился к известному
во всем мире бизнесмену, тот меня уже ждал.
ЛЕНА. Да-а ... Если не врешь ...
ЛЕОНИД. Не вру. Бизнесмен дал мне акций на большую сумму,
я стал акционером. А как инженер-электрик крепко помог фирме
в одном не простом изделии. Стал как бы внештатным энергетиком
этой фирмы. Акций у меня становилось все больше.
Счет мой в банке разбухал. Расхрабрившись, я стал вкладывать
свои деньги в разные бизнесы в России и за рубежом.
И удачно вкладывал.
ЛЕНА. У тебя есть яхта?
ЛЕОНИД. И не одна. И круизный лайнер. И нефтеналивные ...
ЛЕНА. И ты все еще меня любишь? Я же ... я же ...
Ты же ничего не знаешь! Ничего!
ЛЕОНИД. Я все о тебе знаю. И как ты пролетела по пьянке.
И как через диван попала в хор, а потом и солисткой стала.
И кто тебя раскручивал. Знаю. Все. Но люблю.
Сколько женщин у меня было, Лена! И продажных бедняжек,
и честных давалок, и девиц влюбленных, и дам замужних. Всяких.
Так нет же,не сумели они убить любовь к тебе. Сам удивляюсь.
Я ведь теперь другой человек. Не тот, кого ты знала когда-то.
ЛЕНА. Вижу. Только понять не могу, как этот другой человек
продолжает слюняво любить меня, такую ... Не стыкуется это
в моем сознании. Ладно.
ЛЕОНИД. Значит, я купил ночь твоей любви? Ты взяла чек – плати.
Где ляжем?
ЛЕНА. Ничего ты не купил. Возьми свой чек обратно. Наврала я тебе
про ночь за сто тысяч. И вообще не хочу я тебя такого,
каким ты стал. Не хочу – и все.
ЛЕОНИД. Так не пойдет. Ты взяла чек. И ночь – моя.
ЛЕНА. Нет! Не будет так! (берет сигарету, прикуривает от зажигалки,
затем поджигает чек). Вот твой чек где. Фу-фу. Ты свободен. Я – тоже.
ЛЕОНИД. Это поступок. Ай да Леночка! Ай да любовь ты моя!
Выходи за меня замуж! Что мне мои богатства без тебя?! Ведь все,
все ради тебя делалось! Ласточка моя! Голубка! Рыбка!
Две жены было у меня, ни с одной не смог от тебя уйти!
И детей не хотел от них. Брось ты эстраду, ну ее!
А не хочешь бросить – продолжай. У нас семья будет, детки будут,
я же знаю тебя настоящую! Ты же не такая, какой тебя делают!
Ленок, девочка моя!
ЛЕНА. Как ты сказал? Девочка? Давно это было. Ленечка, милый,
не смогу я стать снова такой, как была. Не смогу, хороший мой.
Не знать нам с тобой счастья. Прости. Спасибо за любовь твою
удивительную, тронул ты меня, поднял высоко. Но не смогу я
быть тебе женой верной, не смогу я детей воспитывать ...
ЛЕОНИД. Сможешь, сможешь. Если в тебе есть хоть капля
доброго чувства ко мне ...
ЛЕНА, Дурак ты несчастный! Да я всегда тебя любила!
Еще в детском садике. И в школе, как и ты, мечтала
за одной партой сидеть ... Не вышло, иначе судьба распорядилась.
И со мной, и с тобой. Сколько лет я о тебе все думала, глупый!
А ты все не шел и не шел ко мне. Все доказать что-то хотел.
Вот и додоказывался. Что ни я, ни ты не остались теми,
кого любили мы. Встань с колен, миллионер.
ЛЕОНИД. Не миллионер я. Миллиардер. Правда, тайный.
ЛЕНА. Не все ли равно? Встань, пожалуйста. Войти могут.
Увидят. Спасибо тебе за книжку, от корки до корки перечитаю.
А женой твоей – не буду. Не смогу. Прости. И не надо об этом больше.
Об одном только попрошу тебя, давай сегодня будем вместе.
Всю ночь. Хватит сил твоих?
ЛЕОНИД. Абсолютно уверен. Может быть, после нашей ночи ты передумаешь и примешь мое предложение. Наследник мне нужен. И только от тебя. Только от тебя.
ЛЕНА. Милый, главное сегодня – это наша ночь любви. (встает, подходит к Леониду). Поцелуй меня, оборотень! Поцелуй, наконец! Что же ты окаменел?
ЛЕОНИД. А если войдут?
ЛЕНА. Пусть. Пусть входят. Пусть! Эй, вы, входите, все входите! И смотрите!
Поцелуй под закрывающийся занавес.
ПРИЗНАНИЕ В ИЮНЕ
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Вера Баринова, преподаватель, 29 лет
Алексей Баринов, инженер, ее муж, 34 года
Голоса соседей по коммунальной квартире
Голос В.М. Молотова
Действие происходит в Москве 22 июня 1941 года около полудня
Комната в коммунальной квартире. Обстановка: стол, раздвижной диван,
шифоньер с зеркалом, три стула, тумбочка, на которой стоит радиоприемник
«СИ-235». Антресоли с винтовой лестницей, на которых видны детская
кровать и вторая тумбочка. Дверь в коридор. Окно.
Алексей чистит ножом яблоко, отрезает кусочки и читает газету «Известия».
АЛЕКСЕЙ. Так, так. Это ясно, это ясно. Хорошая газета «Известия» (читает вслух). «Новый стадион в Киеве. Киев, двадцать первое июня. По телефону
от собственного корреспондента. Завтра в Киеве открывается новый
республиканский стадион. Указом Президиума Верховного Совета УССР ему
присвоено имя товарища Эн Эс Хрущева. По отзывам мастеров спорта, новый республиканский стадион является ...» Ладно, ясно. А что там в мире
империализма в сорок первом году творится? Гниет капитализм, разлагается?
Посмотрим, посмотрим.
Открывается дверь, и в комнату входит Вера с двумя чемоданами. Опускает
чемоданы и стоит, как вкопанная.
АЛЕКСЕЙ. Верочка, что случилось? Я ждал тебя только через три дня.
ВЕРА. Алеша ...
АЛЕКСЕЙ. Как мама? Как папа? Все в порядке? Деревня надоела тебе?
Да? Поэтому вернулась раньше времени? Подойди, я обниму тебя.
ВЕРА. Алеша ...
АЛЕКСЕЙ. Понял, понял. Виноват, я сам к тебе подойду и обниму.
ВЕРА. Нет, не подходи! Я должна тебе что-то сказать!
АЛЕКСЕЙ. Почему я не должен подходить? И что ты хочешь сказать?
ВЕРА. Мы должны разойтись! (Плачет). Мы не можем больше быть вместе.
Не можем.
АЛЕКСЕЙ. Да что же стряслось, в самом-то деле? Зачем нам расходиться,
если мы любим друг друга и имеем сына-пионера?
ВЕРА. Хорошо, что Коля в пионерском лагере. Он не должен слышать
этого разговора, не должен!
АЛЕКСЕЙ. Хватит загадок! Что стряслось?
ВЕРА. Я тебе изменила.
Пауза.
АЛЕКСЕЙ. Что? Что! Что ты сказала? Я не ослышался? Повтори.
ВЕРА. Я тебе изменила. (Плачет все сильнее, опускается на пол).П
рости меня, милый. Прости! Я ... Я ... Все пропало! Лучше бы я умерла!
АЛЕКСЕЙ. Если ты ... если ты ... Лучше бы ты и в самом деле умерла. Как это случилось? Говори! Нет, нет, молчи, молчи! А то я убью тебя.
ВЕРА. Убей! Пусть лучше Коля сиротой будет, чем ...
АЛЕКСЕЙ. Вот как?! Хватит и того, что я сирота. Ах, ты гадюка,
как ты допустила? Как ты о сыне не подумала, если уж решила мужу
изменить? И зачем призналась мне? Зачем? Зачем, я тебя спрашиваю?
ВЕРА. Я никогда не хотела изменить тебе! И я не думала, не хотела!
Так случилось! Но все равно, теперь нам не быть вместе! И ты
не сможешь. И я не смогу. За что, за что мне такое?!
АЛЕКСЕЙ. Вон оно что!Тебя изнасиловал кто-то? Назови, я убью его.
ВЕРА. Напоили меня (рыдает). Лучше убей, но не спрашивай ни о чем.
АЛЕКСЕЙ. Говори, раз уж начала. Говори, кто и как ... Правду говори!
ВЕРА. У мамы девятнадцатого июня – день рождения. Юбилей,
пятьдесят лет. Я ей в поле цветов нарвала ...
АЛЕКСЕЙ. Не тяни!
ВЕРА. Сели за стол, стали здравицы произносить. Я не хотела пить
эту гадость ... самогон. Заставили. Мне стало плохо, я ушла и легла ...
АЛЕКСЕЙ. И он – с тобой? Кто с тобой лег? Кто? Кто, спрашиваю?!
ВЕРА. Одна я была, уснула, как провалилась в пропасть. А когда
проснулась, то он (рыдает)... Он уже ... Прости, Лешенька. Прости меня,
дуру! Я уйду, я не хочу, чтобы ты меня видел такую позорную и страдал ...
АЛЕКСЕЙ. Страдал? Ты не то слово нашла. Кто он? Кто этот гад?
ВЕРА. Дядя мой, Федор, двоюродный брат мамин.
АЛЕКСЕЙ. Этот бык-производитель? Как я сразу о нем не подумал?
Он, подлый, все время на тебя пялился, когда мы приезжали
в деревню. Разрублю башку ему - или я не я! Сейчас же туда поеду!
ВЕРА. Не надо, Лешенька, ты с ним не справишься, он убьет тебя,...
Все равно уже ничего не изменится ...
АЛЕКСЕЙ. Заткнись! Погоди-погоди. А почему ты не закрылась в горнице,
если тебе плохо было? Почему? Не знала, что пьяные мужики все могут?
ВЕРА. Я и подумать не могла о таком ...
АЛЕКСЕЙ. Врешь! Видела ты взгляды этого борова, видела, знала!
У-у, подлая душа! (хватает нож, которым чистил яблоко). Сдохни же
ты первая!
Стук в дверь.
ГОЛОСА: Эй, люди, включайте радио! Война! Война! Слушайте радио!
Алексей, включай свой приемник! Война! Гитлер напал на нас! Лешка!
Баринов, проснись! Война!
(Далее до самого финала время от времени слышны голоса за дверью.)
Алексей роняет нож на пол. Нетвердыми шагами идет к приемнику,
включает его. Слышен шум, визг, голос по-немецки перечисляет захваченные
пункты – и наконец четко и ясно слышен голос Молотова.
ГОЛОС МОЛОТОВА. ... В ответ на это мною от имени Советского правительства
было заявлено, что до последней минуты германское правительство
не предъявляло никаких претензий к Советскому правительству, что
Германия совершила нападение на СССР, несмотря на миролюбивую позицию
Советского Союза, и что тем самым фашистская Германия является
нападающей стороной.
ВЕРА. Господи, помилуй ...
ГОЛОС МОЛОТОВА. По поручению правительства Советского Союза я должен
также заявить, что ни в одном пункте наши войска и наша авиация не
допустили нарушения границы и поэтому сделанное сегодня утром заявление
румынского радио, что якобы советская авиация обстреляла румынские
аэродромы, является сплошной ложью и провокацией. Такой же ложью
и провокацией является вся сегодняшняя декларация Гитлера, пытающегося
задним числом состряпать обвинительный материал насчет несоблюдения
Советским Союзом советско-германского пакта.
АЛЕКСЕЙ. Прошляпили, проворонили наши ротозеи! А ведь видно было!
ВЕРА. Тише, услышать могут.
ГОЛОС МОЛОТОВА. Теперь, когда нападение на Советский Союз уже совершилось,
Советским правительством дан нашим войскам приказ — отбить разбойничье
нападение и изгнать германские войска с территории нашей родины.
Эта война навязана нам не германским народом, не германскими рабочими, к
рестьянами и интеллигенцией ...»
Алексей выключает приемник. Садится на стул. Смотрит на жену, все еще не
поднявшуюся с пола. Долгая пауза.
АЛЕКСЕЙ. Два таких удара в один день ... Встань, Вера, хватит. Не до того
теперь Встань, бедная моя. Подойди ко мне.
ВЕРА. Я не смею.
АЛЕКСЕЙ. Подойди! (Вера подходит к Алексею. Он встает, притягивает ее
к себе). Попрощаемся. Мое место – на фронте. Муж твой – сапер. Значит,
вряд ли вернется домой живым или целым. А ты – живи! Ради Николеньки
нашего ...
ВЕРА. Нет! Нет! Ты будешь жить! Будешь! Я стану молиться за тебя днем
и ночью. А если уж не целым вернешься, до конца дней моих стану о тебе
заботиться. Любимый мой, Лешенька!
АЛЕКСЕЙ. Николеньку береги. Он ведь у нас впечатлительный, как девочка,
в тебя пошел. Стихи его читала? Ты ведь, Вера, литературу преподаешь,
поэтому должна понять, есть ли талант у сына – или это просто так,
баловство ребенка. Если есть талант, то его надо развивать. А то пропадет
ни за грош талант этот...
ВЕРА. Леша, милый!Ты ведь можешь получить отсрочку от призыва, ты ведь
классный инженер по военной технике...
АЛЕКСЕЙ. Могу. Но не хочу. Мое место – на фронте. Или грудь в крестах,
или голова в кустах, как мой отец говаривал. До тридцать восьмого года ...
И вообще я не смогу отсиживаться. Не смогу.
ВЕРА. Сегодня – выходной. Военкомат не работает.
АЛЕКСЕЙ. Война, Вера! Война! Они уже в военкомате все на местах.
Я уверен. Ты что, не слышала только что речь Молотова?
ВЕРА. Почему ты ее не дослушал, Леша?
АЛЕКСЕЙ. Зачем? Главное услышал: «Отбить разбойничье нападение!» И
поэтому иду в военкомат. Немедленно забери Николеньку из лагеря!
ВЕРА. Зачем? Там ему хорошо!
АЛЕКСЕЙ. Пусть будет при тебе (быстро собирает вещи). Ну, я пошел.
Прощай, Вера! Жаль, что у тебя так вышло. Вернусь живой – убью твоего
дядю. Изгадил он любовь нашу чистую. И нет ему прощения от меня,
и никогда не будет.
ВЕРА. Будь он проклят!
АЛЕКСЕЙ. Да уж. Ладно, пошел я. Не поминай лихом.
ВЕРА. И ты меня (плачет). Вернись живой, я буду за тебя молиться.
АЛЕКСЕЙ (идя к двери). Ты же не веруешь, ты же атеистка, Вера.
ВЕРА. Меня крестили родители. Я не ходила в храм, потому что ...
как и все ... Но буду ходить. За тебя молить ...
АЛЕКСЕЙ. Меня не крестили. Коммунисты были мои родители, атеисты.
Оба погибли в Гражданскую, осиротел я. Да ты все знаешь. Давай посидим.
Садятся на сдвинутые стулья. Молчат. Первым поднимается Алексей.
АЛЕКСЕЙ. Все. Вперед!
ВЕРА. С Богом! Я буду молиться за тебя!
Стук в дверь. Женский плач. Мужские голоса, наперебой.
ГОЛОСА. Баринов, ты идешь в военкомат? Леха, айда с нами на фронт
проситься! Эй, сосед, собирай необходимое, три минуты тебе – и с нами
в комиссариат! Алле, капитан-сапер, армия ждет тебя! И глоток водки!
Вера бросается к Алексею. Обнимает его.
ВЕРА. Лешенька, родной! Господь храни тебя! И Матерь Божья! Тебя одного
любила и люблю! И ждать буду тебя до самой моей смерти!
Алексей высвобождается из ее объятий, открывает дверь - и вдруг сам ее
горячо обнимает, затем резко поворачивается, уходит. Тихо звучит песня А.Александрова на слова В.Лебедева-Кумача «Вставай, страна огромная».
Звучание все нарастает. Вера осеняет крестным знамением как бы
видимого ею, как бы стоящего в двери мужа. Все осеняет и осеняет.
Очень медленно закрывается занавес.
ДОПРОС КОМБРИГА
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Самуил Штаркман, комбриг
Иван Трухан, следователь
Лев Шнейдер, следователь
Охранник
Действие происходит в кабинете следователя в Москве, на Лубянке,
в июле 1941 года.
Кабинет следователя. Стол, стул, табурет для заключенного.
В кабинете лейтенант Трухан, комбриг Штаркман, охранник с винтовкой
у двери.
ТРУХАН. Ну, враг народа, признаешься ты, наконец, в том, что хотел
взорвать Каменный мост в Москве и убить нашего дорогого вождя
товарища Сталина?
ШТАРКМАН. Я уже сказал тебе, лейтенант, что оговаривать себя не стану.
Я дальневосточный казак, хоть и еврей, я комбриг Красной армии,
я воевал на Хасане и на Халхин-Голе, я воевал в Испании ...
ТРУХАН. Не хвались, жид!
ШТАРКМАН. За жида ответишь, следователь.
ТРУХАН. Не смеши. Ты, контра, есть враг нашего народа и подлежишь
лагерям или расстрелу. А я твой следователь. И воин, который у двери,
никогда не подтвердит эту твою ложь, что я тебя, жид поганый, обзывал
жидом. отому что он думает так же, как я ... Так что сознавайся
покороче, а то у меня еще много дел сегодня.
ШТАРКМАН. Пошел ты ...
Трухан делает знак охраннику, тот бьет Штаркмана по голове прикладом.
Штаркман падает.
ТРУХАН. Мог бы и не так сильно. Убил его, что ли?
ОХРАННИК. Нет. Огловушил только. Они, жиды, живучие.
Трухан льет воду из графина на голову Штаркмана.
ШТАРКМАН (поднимаясь). Я подам рапорт вашему начальству.
ТРУХАН. Вставай, садись на табурет. Ты еще не представляешь,
куда ты попал и что мы с тобой делать будем, контра.
Входит Шнейдер. Трухан вскакивает, отдает честь. Содлат также
отдает честь вошедшему. Шнейдер небрежно кивает Трухану, охраннику
жестом предлагает покинуть кабинет.
ШНЕЙДЕР. Ты, Иван Матвеевич, тоже свободен. Придешь (смоторит на часы)
через двадцать минут, а я с ним один на один побеседую.
ТРУХАН. Но ведь я веду допрос. Этот враг народа не хочет сознаваться ...
ШНЕЙДЕР. Я кому сказал? Через двадцать минут. Не раньше и не позже.
А с врагом народа я сам побеседую.
Трухан удаляется, погрозив кулаком Штаркману и молча приложив палец
к губам.
ШНЕЙДЕР. Так, враг народа Штаркман, ты, значит, не хочешь по-хорошем
сразу во всем сознаться? Тебя еще не били, не пытали? Ты еще на что-то
надеешься?
ШТАРКМАН. И ты, Лев Абрамович, туда же! Ты ведь прекрасно знаешь, что
я никакой не враг народа. Я воин, командир, коммунист
с тысяча девятьсот ...
ШНЕЙДЕР. Ошибаешься, Самуил Маркович, я прекрасно знаю твои военные
заслуги,но я также знаю, что ты, дурак, по пьянке хвастался,
какой ты умный и смелый,
какой заслуженный комбриг. Знаю, что ты возмущался, мол, комбриг –
это прослойка между полковником и генерал-майором, а тебе, мол.
давно уже должны были бы присвоить генеральское звание ...
ШТАРКМАН. Мне читал следователь эту подлую кляузу. Там такое
нагорожено!
ШНЕЙДЕР. Не кляузу ты читал, а информацию. От нашего секретного
сотрудника.
ШТАРКМАН. От вашего подлого стукача.
ШНЕЙДЕР. Ах, Штаркман, Штаркман, служил ты хорошо, да вот зазнался
и поэтому связался с английской разведкой. Хорошо, что не с немецкой,
а то мы бы тебя враз поставили к стенке. Война идет, подлый враг
наступает, к Москве рвется, а ты ...
ШТАРКМАН. Лев Абрамович! Пустите меня на фронт! Дайте мне мою бригаду.
Все поляжем, но не пустим врага в столицу.
ШНЕЙДЕР. Раскудахтался. Какой тебе фронт? Ты же предатель, враг народа!
Вот что я, бывший твой соратник по Красной Армии, посоветую: не тяни
резину, признайся, подпиши – отсидишь немного в лагере и тогда уж
попросишься на фронт. Рядовым бойцом. И примешь смерть на поле боя,
как герой, если потребуется. Подпиши!
ШТАРКМАН. Ничего я не подпишу! Какой я враг? Какая английская разведка?
Ты поверил этой напраслине? Вижу, что не поверил. Но стараешься быть
святее папы римского, потому что ты – такой же жид, как и я.
Трухан не только жидом меня обзывал, он велел охраннику
бить меня, сволочь.
ШНЕЙДЕР. Послушай, комбриг, ты зря упрямишься. Трухан тебя будет пытать.
Мучительно. Возможно, изуродует. А кончится все тем же: подпишешь.
И получишь пулю в затылок.
ШТАРКМАН. Никто не добьется от меня подписи. Лучше я умру от пыток,
чем дам какой-то гниде победить меня. Эта сволочь Трухан порох нюхал
только на расстрелах. Палач! И ты сам, хоть и гладко стелешь, – ты
тоже палач.
ШНЕЙДЕР. Что Трухан – юдофоб, я знаю. Меня он тоже люто ненавидит.
Только достать пока не может. Он в моем подчинении. И глаза свои
ненавидящие прячет.
ШТАРКМАН. Ничего, он и тебя достанет со временем. Вспомнишь тогда меня.
За что мы кровь проливали, Лева? Ты еще не забыл нашу Первую Конную?
Лихой ты был рубака. А стал кем? Палачом. С труханами заодно,
с душегубами. Опомнись!
ШНЕЙДЕР. А ты кем стал, Самуил? Предателем Советской Отчизны,
английским шпионом, на самого вождя нашего, великого Сталина,
руку поднял! На самого великого человека, на главного борца
с врагами народа, на продолжателя дела великого Ленина. Предателем стал, двурушником. Эх, ты, бывший комбриг ...
ШТАРКМАН. Ушам своим не верю.
ШНЕЙДЕР. Но я тебя жалею, несчастный. Все же мы оба евреи. Наш народ
столько терпел при царской власти. Черта оседлости, призыв детей
в кантонисты, погромы и ложные обвинения ... Богатые евреи ухитрялись
жить и в ту пору припеваючи, а сапожники, портные, биндюжники,
кузнецы, бочары, заводские рабочие еле-еле концы с концами сводили,
да еще дрожали от страха перед погромами ... И кинулись мы с тобой
в революцию, и пошли мы за большевиками, за Лениным ...
ШТАРКМАН. Не читай мне политграмоту, чекист. Лучше отпусти меня в камеру, к товарищам. Я даже не успел поговорить с ними, когда меня впихнули туда
и через пять минут вызвали на допрос.
ШНЕЙДЕР. Что ты сказал? К товарищам? Да там же одни враги народа,
в той камере!Я вижу, что ты не собираешься покаяться и признаться.
И выдать всех своих сообщников. Дурак ты, комбриг.
ШТАРКМАН. Я никогда не признаюсь в том, чего на самом деле не было.
Меня уже стукнул охранник в этом кабинете. Голова раскалывается.
ШНЕЙДЕР. Идеалист несчастный, ты еще не испытал ничего. Все впереди.
Тебя Трухан заставит стоять без сна много суток подряд, тебе он потом
даст присесть,но на ножке табуретки. Тебя будут бить кирпичем,
заложенным в валенок, резиновой палкой будут охаживать по всем местам
болезненным. Ребра переломают.
ШТАРКМАН. Не посмеют, я буду жаловаться товарищу Сталину ...
ШНЕЙДЕР. Дурак ты и недотепа. Сам товарищ Сталин разрешил нам применять
к врагам народа меры физического воздействия...
ШТАРКМАН. Врешь!
ШНЕЙДЕР. Ай хэв дан май бест.
ШТАРКМАН. Не понял. Что за тарабарщина? Это идиш?
ШНЕЙДЕР. Я сказал по-английски, что сделал все возможное. Но ты,
недоучка, не знаешь главных европейских языков. Теперь, когда я понял,
что ты дурак,мне тут больше делать нечего. Но все же напоследок
еще раз скажу: подпиши. Скажу больше: мы твою подпись можем просто
подделать. (кричит к двери). Эй!
Входит охранник. Стоит у двери. Шнейдер уходит.
ШТАРКМАН. Почему ты меня стукнул прикладом? Что я тебе плохого сделал?
ОХРАННИК. Я выполнял приказ.
ШТАРКМАН. А если бы тебе приказал Трухан убить меня?
ОХРАННИК. Приказ не обсуждается. Приказ выполняется.
ШТАРКМАН. Ты тоже ненавидишь жидов?
ОХРАННИК. Так точно!
Входит Трухан.
ТРУХАН. Ну и о чем же два жида тут побеседовали? Я об этом доложу,
кому следует. Не имел права Шнейдер выгонять меня из кабинета
и секретничать с врагом.
ШТАРКМАН. Не обманешь. Я вижу, что вы со Шнейдером ведете со мной
игру в два следователя: один – плохой, другой – хороший. Он тоже
советовал мне подписать клевету на самого себя. Да так ласково.
Ты пугал, и он пугал. Только по-разному.
ТРУХАН. Подписал?
ШТАРКМАН. Конечно, нет. Но вот что я тебе, палач, скажу. Пройдет еще
какое-то время – и ты вместе с твоим шефом Шнейдером будете оба
здесь на моем месте, а кто-то из ваших подчиненных, возможно, даже
этот воин,который меня, безоружного, сзади по башке двинул, будет
вас допрашивать как врагов народа – и бить, бить, бить. И мучить
всеми способами.
ТРУХАН. А пока это не случилось (и я надеюсь, что не случится),
мы из тебя душу вытряхнем, но заставим признаться в том ...
ШТАРКМАН. ... чего не совершал.
ТРУХАН. Именно! (Хохочет – долго, истерически) И ты признаешься.
И подпишешь. И мы тебя расстреляем. Да-да, расстреляем. Никаких
лагерей, никакого лесоповала. Расстрел! А перед этим будем тебя бить,
бить, бить! (Звонок телефона. Трухан берет трубку.)Трухан слушает.
( Встает, вытягивается. Отдает честь. Молча кивает головой.
(Громко, очень громко). Товарищ генеральный комиссар, все будет
исполнено немедленно. (Опускается на стул в изнеможении. Говорит
как бы самому себе). Ну, жид, твоя звезда.
ШТАРКМАН. Что стряслось, чекист?
ТРУХАН (тожественно и четко). Товарищ генерал-майор, по указанию
Генерального комиссара НКВД товарища Берия вы немедленно отправляетесь
в распоряжение командующего шестнадцатой армией генерал-лейтенанта
Рокоссовского по его личной просьбе. Вы получаете возможность загладить
свою вину перед партией, государством и народом. Вы свободны.
ШТАРКМАН. Рокоссовский? Это человек. Вспомнил боевого товарища.
Не то, что палач Шнейдер. Меня выпустят, не задерживая?
ТРУХАН. Так точно. Ваше дело закрыто по личному распоряжению товарища
Берия. (Пауза). Возможно даже, что вы ни в чем не виноваты.
Не поминайте лихом. Сейчас идут тяжелые бои на фронте. Ситуация,
сами понимаете.Не до галантерейного обращения с вра ... С арестованными.
ШТАРКМАН. Конечно. Я все понимаю. Советую вам, лейтенант, не тратя
время попусту, подать рапорт о вашем горячем искреннем желании
отправиться на фронт.
Штаркман выходит.
ТРУХАН. Выскользнул. Как лещ из руки, выскользнул. (Охраннику). Что ж ты
его так слабо стукнул прикладом, боец-молодец?
ЗАНАВЕС.