Если бы Ваш город был музыкой, то, как бы он звучал?
Шафрановое солнце, зацепившись за шпиль Петропавловской крепости, как раскаленное золото растекалось по ряби Невы. Мастерство Трезини и все Петровское барокко поражало своей утонченной мощностью. Сквозь шум набегающих волн и крик чаек, я услышала доносящийся бой колоколов. Они мужественно и звонко молили Господа сохранить нам Царя и тогда я подумала: «Если бы Петербург был музыкой, то он звучал бы именно так!».
Но словно в противовес этому, я вспомнила серебристо-лавандовое небо, над Смольным собором, искрящиеся шапки снега на его куполах и дорожку всю испещренную свежими следами, я вспомнила зеркальную от дождя брусчатку на дворцовой площади и акварельное отражение в ней Эрмитажа. Вся женственность и утонченность сливалась в тонком единении природы и архитектуры Растрелли, звучащей, как времена года Вивальди, где напевы солирующей скрипки отражались от завитков колон и сусальной позолоты.
Вмешавшись в мои мысли, взгляд невольно коснулся Мраморного дворца, душа и сдержанность классицизма воплотились в нем. Великая академия художеств, Юсуповский и Таврический дворцы дышали Гайдном и Россини. Быть может, эта музыка была голосом великого творения Петра? А если так, то как же тогда Московская площадь? Где поражаясь монументализму, гордо выпрямляешь спину, под гимн Советского союза, ритм которого отбивают наши сердца?
А как же тогда многоголосый Невский проспект, где модерном звучит «Астория», где от стен Александринского дворца отражается мелодия Прокофьева, а у Михайловского театра я отчетливо слышу Чайковского, где ампир Казанского воплощается в творениях Рахманинова, а Спас на крови перекликался с Глинкой, где живут шедевры Римского-Корсакова, Мусоргского, Баха, Моцарта, Бетховена и Грига.
Если бы Петербург был музыкой, то, как бы звучал он?
Я села на массивные ступени у Исаакиевского собора, облокотившись лбом о холодную шестидесяти тонную гранитную колонну, хранившую память России и закрыла глаза. Знал ли Монферан тайну питерской души? Потихоньку напев ветра, людские голоса и шум машин, ушли на второй план, и в этом волшебном безмолвии я расслышала чудесный звук еле уловимый шепот молитв, когда в полной тишине сталкиваются две половинки губ, выдыхая святые, беззвучные слова…
Гете сказал: «Архитектура - это онемевшая музыка». И как же он был прав…
Из цикла "Путешествие без визы"