Каждый новый лидер страны считал своим долгом, что-то сделать для народного образования, поэтому понятия «начальная школа», «неполная средняя» и «средняя» периодически меняли сроки пребывания в ней. Я заканчивал «неполную среднюю – семилетку», из которой перешел в среднюю, где надо было доучиться ещё 3 года и выпуститься из «десятилетки». Потом решили «неполную» поднять до 8 классов, а далее до 9. Соответственно «полную» решено было ограничить рамками сперва с 8 – 10 до 9 – 10 классов, потом 9 – 11. Сейчас, вроде, разговор идёт о 9 – 12 классах, но школы поголовно стали переименовывать, какую не в Гимназию, то уж в Лицей обязательно. События, о которых я веду разговор, происходили в нормальной общеобразовательной средней школе, ещё без всяких уклонов в сторону языка или специализации.
Несколько лет я преподавал физическую культуру и спорт в старших классах школы, располагавшейся в спальном районе бывшего посёлка Купчино, присоединившегося к Большому Ленинграду на правах района, называвшегося Фрунзенским.
В тот год, о котором идёт речь, в нашей школе, в соответствии с Законом о Всеобуче, все дети должны были получить «Свидетельство о восьмилетнем образовании», а вот в девятый класс принимались только те, кто учиться хотел. Не секрет, что были в школах ученики, от которых невмоготу было и одноклассникам, и учителям. Они откровенно валяли дурака на уроках, если появлялись на них, зная, что ничего с ними сделать нельзя. Раньше, на моей памяти ученика, из школы исключали тех, кто мешал детям и учителям осваивать учебный процесс. Теперь – Закон! И были ученики, которым говорили открыто: - Дадим тебе Свидетельство за 8-й класс с условием, что ты нас покинешь. Вот есть много ПТУ, Техникумы, где получишь профессию и вольёшься в армию строителей коммунизма. То же самое говорили их родителям, которые, впрочем, давно на своих чад махнули рукой, «мучаясь» с ними класса с 5-6 –го, а то и раньше. Причин было много, от банального пьянства, до отсутствия времени для детей у родителей, уезжавших рано утром на работу из спального района, куда они недавно переехали, получив квартиры, в город, возвращавшихся поздно и такими усталыми, что впору было самим передохнуть до следующего рабочего дня. Дети, предоставленные себе, целыми днями болтались на улице. Кто хотел, конечно. Какие там уроки?!
В девятый класс мы брали своих «нормальных детей», а на освободившиеся места, путём вышеописанной селекции, принимали по конкурсу аттестатов детей из других школ и районов, желавших учиться у нас.
На первом уроке нового учебного года передо мной выстроилась шеренга девятого класса. Стройные, красивые, подросшие за летние каникулы, возмужавшие, о чём я с удовольствием сообщил им после приветствия. Из строя посыпались ответные реплики. Я охотно позволял подобный обмен любезностями в начале урока. Это помогало устанавливать хороший психологический контакт с классом. Ребята привыкли к свободному поведению, но не злоупотребляли дозволенным. Когда я подавал команды к началу урока и в ходе его – подчинение было беспрекословным. Я никогда не повышал голос, а свистком пользовался только в спортивных играх. Когда я вижу в фильмах о школе учителя физической культуры с неизменным свистком во рту, дающего темп бегунам /чушь собачья/ или предваряющим команды, то думается, как же не повезло сценаристу, режиссеру и актёру этой картины, имевшим такого «физкультурника», а не педагога. Обычно я проверял присутствующих на уроке в конце его, выставляя оценки, а сейчас захотел познакомиться с «новенькими» ребятами. Начал читать фамилии, бегло оглядывая каждого, выходящего из строя на вызов, оценивая форму, говоря что-нибудь приятное, от чего они мило, застенчиво, радостно,- кто как умел,- улыбались. У «новеньких» спрашивал из какой школы к нам, каким спортом занимались ранее, поздравлял с тем, в какой хороший класс они попали. Дошёл в списке до очередной новой фамилии. Вызвал – Иванова! Вперёд шагнула ладная, с прекрасной фигуркой, в темносинем спортивном костюме и светлых тапочках девочка-девушка. Это я успел разглядеть, пока она делала шаг и приставляла ногу.
- Я!!! - Я только хотел сказать ей что-нибудь хорошее, на неё смотреть было приятно, как последовало продолжение за её «Я» и получилось
- Я Вам не Иванова!
Меня нелегко было выбить из колеи, я находил выход из любой ситуации мгновенно, выручал педагогический опыт и быстрая реакция.
- А кто? – деланно испугался я, вытягивая шею и приседая в ужасе. Мимика была соответствующая. Девочка горделиво вскинула подбородочек красивой формы. Класс хохотнул радостно, предвкушая нечто интересное.
- Я, Наташенька!
- Ух,- облегчённо выдохнул я, приложил руку к сердцу, как бы успокаивая его и отёр «холодный» пот со лба. – А я-то думал. Встаньте в строй, Наташенька! – Класс резвился.
Надо сказать, что я девочек звал на «Вы», начиная с 6 класса, ну кроме тех, пожалуй, которые росли у меня, что называется «в руках» класса с 4-5. Что значит «в руках»? Только врачам и учителям в школе разрешается трогать детей руками, когда надо «поставить» руку или ногу в упражнениях, где проще дать прочувствовать положение, чем долго объяснять, иногда бесцельно. Когда надо помочь принять правильное положение на гимнастических снарядах, поймать летящих вниз головой с них или с коня или козла, зацепившихся ногами за снаряд. Обеспечить приход на ноги в соскоках.
Наташенька не унималась. – И на «Ты», пожалуйста, - потребовала она, становясь в строй. Некоторые рябята уже начали подвывать от радости. Я сделал удивлённо-недоуменное лицо и показал жестом на себя и на неё, а потом на неё и на себя, что было правильно понято зрителями этой сцены и означало: - Я буду говорить «Ты» тебе, а ты, соответственно, мне.
- Нет! – милостиво позволила она,- я к Вам буду обращаться, как к учителю, на «Вы».
- Хорошо,- согласился я. – А сейчас начнём урок. Мы много времени потратили на полпроверки. Остальных я проверю в ходе урока. Равняйсь.
Жестом успокоил расходившихся и начал урок. Моя напарница,- начиная с 9 класса урок вели два учителя, с девочками работала молодая учительница,- первую часть урока скептически наблюдала мои весёлые отношения с ребятами. Она считала, что надо быть более строгими с ними. Может быть играла роль ревность. Дети относились ко мне более доверительно, теплее, что ли? После подготовительной части я стал заниматься с мальчиками, девочки ушли в свою часть зала к Татьяне Л. , откуда стали слышны резкие команды и окрики. Затем мы со своими группами вышли на стадион при школе. В это время года по программе проходилась моя любимая лёгкая атлетика. Наташенька проучилась всего год. Затем её отца, военного, перевели служить в другую часть страны. Он забрал семью с собой.
Сейчас я вспоминаю то время и радуюсь тому, что ребята правильно поняли её. Когда мне приходилось обращаться к девочке на уроке и, бывало, вне, я звал её только так, и все мы осознавали, что игра претворилась в жизнь. Никто и никогда не смеялся, дети и учителя, которым я поведал в учительской о происшедшем на уроке, воспринимали нормой. Правда некоторые иронически поднимали брови и недоуменно пожимали плечами, но в школе за мной признавали право принимать решения по своему усмотрению. За грань педагогики добрые отношения между учителями и учениками не выходили. Девочка хотела пошутить, выделиться как-то в новой школе, показать себя, а я принял её поведение всерьёз и помог ей утвердиться. Я слышал, что в классе ребята её так называли. Не знаю до моего урока или уже после, когда она потребовала себя так звать. Да это и неважно. Правильно, Наташенька?