Из опубликованного:
Из истории памятника Тысячелетию России: сб. воспоминаний, публикаций, документов / сост. и подг. текста А.Н. Одинокова. - Великий Новгород, 2012. С. 336.
8-е СЕНТЯБРЯ 1862 года
Из воспоминаний современника
В тот день, которым озаглавлен настоящий отрывок, предназначено было состояться открытие памятника тысячелетию России. На избрание этого дня указывали три праздничных мотива: празднование церкви Рождества Пресвятой Богородицы, – годовщина Куликовской битвы, и день рождения, тогда еще не почившего, государя цесаревича Николая Александровича.
Мы живем быстро в наш век и забываем пережитое еще быстрее, чем переживаем. Впрочем, время непрерывно уносить и тех, кто могли бы не забывать. Четверть столетия минуло с того дня, когда совершилось событие, о котором я вспоминаю. Много ли из числа его участников или свидетелей теперь остается в живых? Почила царственная чета, своим присутствием возвысившая блеск и значение торжественных обрядов. Еще ранее почил царский первенец, бывший на параде в строю войск. Отошли в другой мир почти все сановные лица, тогда сопровождавшие их величества, и тысячи из тысяч людей всех состояний и званий, в те дни собравшихся в Новгороде. Но память об этих днях между живыми еще не всеми утрачена.
Приезд их величеств ожидался 7 сентября. С раннего утра весь город в этот день был украшен разноцветными флагами, гирляндами живой зелени и цветов, и множеством транспарантов. Флаги развивались на всех домах и балконах. На Волхове все баржи и садки также были украшены флагами. На городских улицах происходило необычайное движение, которое после полудня еще значительно усилилось. Толпы народа уходили далеко от города по обоим берегам реки, в надежде несколько ранее завидеть приближение парохода, на котором ожидалось прибытие государя. На всем протяжение Волхова, берега, близ деревень, были украшены разноцветными флагами и декорациями из зелени с вензелями их величеств. Все сельское население собралось около этих декораций.
Между тем государь император, государыня императрица и другие члены августейшего семейства выехали по Николаевской железной дороге со станции Колпино в 12 часов дня и в 2 ; пополудни прибыли к Соснинской пристани, где стояли приготовленные для дальнейшего следования в Новгород пароходы. На первом, под названием «Красотка», изволили поместиться их императорские величества, государь цесаревич Николай Александрович, великий князь Александр Александрович, ныне благополучно царствующий государь император, великие князья Владимир и Алексей Александровичи, Михаил Николаевич и Николай Константинович, великие княгини Мария Николаевна и Ольга Федоровна и княжна Мария Максимилиановна Лейхтенбергская. На том же пароходе, в числе лиц, сопровождавших их императорские величества, находились министр императорского двора граф Адлерберг, обер-гоф-маршал граф Шувалов, статс-дама княгиня Салтыкова, фрейлины ее величества и их высочеств, генерал-адъютанты граф Строгонов и граф Адлерберг 2-й и министр путей сообщения. Другие лица свиты следовали на втором пароходе, наименование которого не припомню.
Вид берегов Волхова однообразен, но в начале сентября того года они еще сохранили часть летних красок. Луговая зелень широкими светлыми полосами отделялась, при полуденном солнце, от более темной зелени кустов и деревьев. Местами виделись села, здания прежних военных поселений и церкви. Из одной из таких церквей, более близкой к реке, чем другие, духовенство вышло с хоругвями и крестами, и сопровождаемое толпами народа ожидало на самом берегу проследования парохода. Государь обнажил голову и перекрестился. Все бывшие на пароходе стояли также с обнаженными головами несколько позади их величеств. В продолжение двух трех минут были слышны только доносившееся с берега церковное пение и клокотание пароходных колес, отбрасывавших за собой вспененные ими струи Волхова. Казалось, что благословение Божие нисходило, при звуках того пения, на государя и на его путь и на то державное намерение, с каким путь им был предпринять. Но тотчас по минованию пароходом места, где остановилась процессия, громкое «ура» народной толпы заменило пение, и вся толпа бросилась бежать вдоль берега, стараясь продержаться некоторое время в недалеком от следа парохода расстоянии. То же самое повторялось везде, где берега были декоративно украшены. На одном конце декорации виделся вензель государя императора, на другом вензель государыни императрицы. Мужчины стояли под первым вензелем; женщины под вторым. Но вслед за пароходом обе толпы смешивались и при криках «ура» бежали вдоль берега.
Ровно в шесть часов пополудни в Новгороде начался звон во всех церквах. У пристани и в городском саду столпились еще более густые массы народа. Была торжественная минута. Со всех сторон слышалось: царь едет! царь едет! и эти возгласы звучали необыкновенным умилением. Звон продолжался слишком четверть часа, прежде чем мы ясно могли увидеть приближавшиеся пароходы. На первом развивался императорский флаг. Раздались громкие, затем уже не умолкавшие, крики «ура». Я был свидетелем всеобщего порывистого одушевления. Лица всех званий и возрастов ему одинаково поддавались.
У пристани стоял почетный караул, и ожидали государя и императрицу их высочества великие князья Николай Николаевич Старший и Николай Николаевич Младший, великая княгиня Александра Петровна, министр государственных имуществ, начальник губернии, воинские и гражданские чины, дворянство, купечество, волостные старшины и сельские старосты. До сих пор живо припоминаю сцену прибытия их величеств в ее разнообразных, смешанных, быстро изменявшихся, в частности как бы неуловимых очертаниях, и припоминаю тем живее, что даже и в тот день впечатление не могло быть отчетливым, определительным в частностях, или на частности раздробленным, но было чем-то сложным, совокупным, сильным и непродолжительным? Солнце уже спускалось к горизонту, когда пароход остановился, и пологие лучи света придавали некоторым предметам неопределенные очертания.
Их величества, оставив пароход, направились в кремль, сопровождаемые офицерами собранных в Новгороде гвардейских кавалерийских частей. За экипажами высочайших особ следовали, по тому же направлению, экипажи части их свиты. Другая часть свиты направилась в так называемую торговую часть города, где для нее были приготовлены помещения. Разъезд совершался быстро. Между тем вечерело; крики «ура» умолкли, народные толпы редели; массами овладевало то успокоение, которое обыкновенно сменяет громкие и порывистые проявления чувств, вызванных каким-нибудь необычайным событием. После напряженного устремления во внешность наступает обращение вовнутрь себя и при этом обращении стихают и мысль, и речь человека.
Меня тревожили опасения на счет погоды. Для торжества нужно было солнце. Между тем, когда стемнело, небо покрылось низкими, хотя и не густыми облаками. Пошел дождь, мелкий, но, тем не менее, местами тушивший иллюминации. Я вышел, стараясь угадать, по свойству и направлению дождя, насколько он мог продолжиться. На одной из улиц была открыта и освещена часовня, ярко выделявшаяся, своим светом, из окружавшей ее влажной мглы. Этот свет напомнил мне, что над всем, что на земле происходить, всегда и везде царит нечто высшее, неземное, изменчивым случайностям не подчиненное, от наших торжеств и печалей не зависящее и постоянно присущее, хотя иногда внешними признаками не призывающее к себе нашей мысли. На улице не было прохожих. Я вошел в часовню. В одном углу, перед иконой Богоматери, стояла на коленях пожилая женщина, в бедной одежде, и молилась, не сводя глаз с иконы. Она плакала, и глухой взрыд по временам вырывался из ее груди. Мне стало жаль ее; потом пришло на мысль, что ее молитву не должно тревожить, и я тихо вышел; но в дверях встретился с офицером, который на меня не обратил внимания и стал на том самом месте, у двери, которое я занимал, молельщицей не замеченный. Я остановился, желая увидеть, последует ли офицер моему примеру; но он ему не последовал. Он тихо приблизился к молельщице и, вероятно, спросил, о чем она плачет, потому что она вздрогнула, встала, и между ними завязался разговор, мне слышный отрывочно, но, тем не менее, по смыслу понятный. У молельщицы была больная дочь в Твери, которая звала ее к себе, но средств на дорогу не имелось.
– Бог вам посылает средства по случаю приезда государя, – сказал офицер, и я видел, что он 25-рублевую бумажку подал молельщице, которая перед ним бросилась на колени.
– Что делаете вы, матушка? – сказал офицер, поднимая ее за руку. – Вы за меня Богу помолитесь, и поставьте копеечную свечку. Она мне будет на счастье. Завтра парад, и я должен выбыть на горячей лошади. Помолитесь, вас Бог услышит.
Женщина послушно стала вновь на колени и поклонилась в землю. Офицер этим воспользовался, чтобы поспешно удалиться. Я смотрел вслед ему с чувством, похожим на зависть. Почему, думалось мне, не сделал я того, что он сделал? Медленным шагом, наклонив голову, я вернулся в свою квартиру и на пути более думал об офицере и бедной молельщице, чем о предстоявшем на следующий день событии.
Этот день начался пятью пушечными выстрелами, возвестившими жителям Новгорода о наступившем торжестве. Погода, к счастью, прояснилась. Свежий ветер уносил облака; показалось солнце; все предвещало день не бедный его лучами. Народ хлынул в кремль. На площади, где возвышается монумент, войска, заняли указанные им места. Близ монумента была раскинута палатка для высочайших особ и для свиты. Еще накануне, тотчас по приезде, их величества посетили Софийский собор, где 8 сентября должна была совершиться божественная литургия. Утром, до литургии, государь император изволил принимать дворянство и купечество. Губернский предводитель, князь Мышецкий, поднося его величеству, хлеб-соль на серебряном блюде, сказал следующее:
– «Государь, поднеся вам хлеб-соль русскую, я с благоговением и сердечной радостью, приветствуя приезд ваш в колыбель царства русского, новгородское дворянство осмеливается выразить своему монарху те неизменные чувства горячей любви и преданности, которыми оно всегда гордилось и гордиться будет».
Государь император, отвечая на приветствие дворянства, изволил произнести следующие слова:
– «Поздравляю вас, господа, с тысячелетием России. Рад, что мне суждено было праздновать этот день с вами в древнем нашем Новгороде, колыбели царства всероссийского.
Да будет знаменательный этот день новым залогом неразрывной связи всех сословий земли русской с правительством, с единой целью счастья и благоденствия дорогого нашего отечества.
На вас, господа дворяне, я привык смотреть как на главную опору престола, защитников целости государства, сподвижников его славы, и уверен, что вы и потомки ваши, по примеру предков ваших, будете продолжать вместе со мной и с моими преемниками служить России верой и правдой.
Благодарю вас от всей души за радушный прием. Я верю чувствам вашей преданности и убежден, что они никогда не изменятся» («Северная Почта» 1862. № 197).
Ответная речь государя была произнесена твердым, но исполненным чувства голосом, и произвела электризующее впечатление на всех присутствовавших. Слова: «будете.... верой и правдой» вызвали громкий единодушный возглас: «будем, государь! будем!» А при заключении речи также единодушно и громко дворяне отвечали: «верьте! государь! верьте!» Мне говорили свидетели, что у многих были слезы на глазах.
После приема государь объехал войска и затем, возвратившись в так называемый Митрополичий дом, где остановились их величества, отправился, вместе с императрицей и прочими членами августейшего семейства, в Софийский собор, для слушания литургии.
Глубокое впечатление должна была произвести и эта литургия. Она слушалась в древнем соборе, выстроенном более восьми столетий пред тем, и со дня освящения, в 1051 году, сохранившемся в его первоначальном виде, без всяких перемен. Под его вековыми сводами, под возвышающимся слишком на 150 фут его главным куполом, пред алтарем, пред которым молился длинный ряд поколений, русский государь, его царственная семья и его подданные возносили Царю царей новые мольбы, благодарения и упования. Прошлое воскресало пред настоящим. Древний Новгород единился с нынешним. Хоть первый русский царь, который носит историческое наименование собирателя русской земли и в свое царствование сломил стародавние новгородские вольности, не предвидел, что именно в Новгороде должно было состояться празднование тысячелетия русской державы. Еще менее мог это предвидеть тот другой царь, кровавой памяти, о котором новгородский памятник не без намерений молчит (В горельефном поясе, на пьедестале, помещена Анастасия, между Сильвестром и Адашевым, для приведения на память, как сказано в изданном г. Петровым описании памятника, только блестящей эпохи Грозного).
Литургию совершал, соборно, высокопреосвященный Исидор, митрополит Новгородский и С.-Петербургский. По окончании ее все духовенство вышло из собора с хоругвями и образами, и крестный ход направился к памятнику. Государь, сев на коня, сопровождал церковное шествие, а государыня императрица и прочие члены августейшего семейства, кроме великого князя Николая Николаевича старшего, который отправился к войскам, следовали за процессией пешком, до палатки. Там государь сошел с коня и стал под палатку для слушания молебствия. Особенно торжественна была минута, когда государь, все августейшее семейство, войска и народ преклонили колена при вознесении молитвы о благоденствии России (Во время обряда с площади снята фотография, теперь уже редко встречающаяся, но верно изображающая момент молебствия. К сожалению, палатка видна с тылу, и потому ни государя, ни других высочайших особ на фотографии не представлено, кроме великого князя Николая Николаевича Старшего, который стоить на коне, с обнаженной годовой, у правого заднего угла палатки. За ним, в некотором расстоянии, три адъютанта, также на конях. Пехотные части войск, в колоннах, видны влево от палатки, фронтом к памятнику и тылом к зданию Присутственных мест).
По окончании молебствия и по окроплении памятника святою водою, государь император изволил опять сесть на коня и проводил церковную процессию обратно до Софийского собора.
Между тем войска строились к параду. Во время освящения памятника пехотные части были расположены на площади, конные за площадью. Все войска проходили, при параде, мимо государя императора и государыни императрицы, которая изволила остановиться нисколько вправо от места, где стал государь. Мне случилось стоять еще правде, недалеко от ее величества, и я заметил, что офицеры, отсалютовавшие государю, проходили мимо императрицы с опущенным оружием, не повторяя салюта. Но при прохождении кавалерии один офицер, ехавший перед первым взводом своего эскадрона, поднял палаш, и перед ее величеством вновь опустил его таким быстрым движением, что я слышал звук рассекаемого воздуха. Я всмотрелся в офицера и узнал того, кого накануне вечером видел в часовне. Он молодцем сидел на коне; конь заметно был горяч, но шел ровно, не сбиваясь с указного шага. Я невольно вспомнил о молельщице и об испрошенной от нее молитве.
По окончании парада, в 2 часа пополудни, государь император, сошедши с коня, подошел к императрице и вместе с ней изволил возвратиться в занимаемые их величествами в Митрополичьем доме покои. В это время народ с восторженными криками «ура» бросился к их величествам и, проводив их до ворот Митрополичьего дома, с нетерпением ожидал вторичного появления государя, который скоро вновь вышел с императрицей и отправился на площадь, вне кремлевской стены, где накрыты были 360 столов для угощения войск. В особой палатке был приготовлен стол, с закуской для государя, его свиты и гг. офицеров. Их величества подошли к солдатам, расположенным за столами, и громкое «ура» раздалось при их появлении. Государь изволил благодарить войска и пить за их здоровье. Обойдя все столы, их величества возвратились в митрополичий дом.
Во время угощения войск группы любопытных беспрерывно собирались около монумента и в среде их слышались разнообразные о нем отзывы, конечно, зависевшие, в большей или меньшей мере, от степени образованности и от настроения тех, кто свои мнения высказывал. Общее впечатление было благоприятно. Критика преимущественно относилась, как не редко бывает в первую пору, до деталей монумента, и особенное любопытство возбуждал сокращенный курс русской истории, заключающейся в поясном горельефе на пьедестале. На главные фигуры, в верхних группах, не многие обращали достаточное внимание. Помню, что только один из местных педагогов восхищался Рюриком и Петром Великим, которые мне особенно нравились еще до постановки памятника, на заводе Когуна, где производилась отливка. Символическое значение того и другого верно понято и удачно выражено. Есть ничто таинственное, повещающее, провидящее в фигуре Рюрика. Он неподвижен и неподвижность выражается тем, что его остроконечный щит перед ним опирается в землю. Он задумчиво смотрит вдаль, и производить впечатление как будто сам смотрит из далекой дали. Века перед ним. Он олицетворяет зарождение, в туманной глубине этих веков, той Руси, которой было предопределено, медленно развиваться, крепнуть, сплотиться и разрастись до Петра. На противоположной стороне монумента, и с противоположными атрибутами, представлен Петр. Голова не покрыта шлемом, но увенчана победными лаврами. Он в руке держит скипетр и не стоить неподвижно, но явно и повелительно выступает вперед. В нем олицетворена обновленная, преобразовавшаяся, враждебных соседей окончательно поборовшая и вместе с Петром на поприще всемирной истории бесповоротно выступившая Россия.
Новгородский памятник составляет, по основной идее, исключение между всеми историческими памятниками. Он не воздвигнут в честь или воспоминание какого-нибудь отдельного события, или ряда событий, или лица, или многих лиц, участников того или тех событий, но свидетельствует об историческом цикле, обнимающем и объединяющем целое тысячелетие. Он изображает, в шести лицах, главные эпохи нашей истории, и приводить на память замечательное передвижение зиждущего центра русского государства, сперва на юг от Новгорода к Киеву, затем в средину страны к Москве и, наконец, снова на север, но еще далее Новгорода, к Балтийскому морю. Поэт не мог бы говорить России о «хвалебном немолчном плеске семи морей», если бы она не стала, по выражению другого поэта, «твердою ногой» при этом море.
Выходя из Кремля, я встретился с одним из моих сослуживцев, который возвращался в город, посетив вторично Софийский собор и осмотрев церковь Андрея Стратилата, так называемую «обыденную», потому что она была построена в один день, по обету, во время моровой язвы. Мы вместе прошли через мост на Торговую сторону и разговорились о новом памятнике и о прежних судьбах Новгорода.
– Странно, сказал, между прочим, мой собеседник, что народы иногда рано обнаруживают гражданские способности, которые впоследствии ими как будто утрачиваются. В Пскове и Новгороде некогда существовали муниципии в европейском смысле. Но в позднейшее время не было признаков муниципальной деятельности в других городах, а в наши дни она не прививается даже в столицах, не смотря на усилия законодательства.
Я отвечал, что полное развитое муниципальной деятельности вообще требует автономии, несовместимой с деятельностью сильной государственной власти, и указал на то, что в Германии, прежних Нидерландах и северной половине Италии муниципальная самобытность также отошла в область прошлого.
Впрочем, – продолжал мой спутник, – я не слишком долго думал, перед памятником, о славянских муниципиях и союзах с Ганзой. Я вспомнил о Марфе Посаднице Карамзина, а Марфа Посадница навела мою мысль на другой исторический факт. Наши летописи крайне бедны женским элементом. Этот факт должен был постоянно отражаться на нравах и объясняет позднее развитие литературы. Общественные нравы и литература невозможны без женского элемента. В особенности невозможен исторический роман, а он есть один из признаков общечеловеческого содержания самой истории. Карамзин сознавал значение этого пробела.
Я заметил, что Карамзину принадлежат почин и в сфере не исторического романа.
– Помню и это, – отвечал мой собеседник. – Считаю Марфу Посадницу и Бедную Лизу особыми с его стороны заслугами. Его история составляет нечто в роде официального, гражданского подвига; но истинные литературные подвиги Карамзина заключаются в его двух повестях. Там он проводил новые борозды в поле.
Встреча с одним из чинов местной администрации обратила разговор на разные, в этот день государем оказанные, милости. Между прочим, художнику М. О. Микешину были пожалованы орден св. Владимира 4-й степени и пожизненная пенсия; а в память торжества высочайше повелено впредь ежегодно отпускать особую сумму денег новгородской дирекции училищ для оказывания пособий бедным воспитанникам гимназии из обывателей города Новгорода и отличным ученикам уездных училищ Новгородской губернии.
В шесть часов пополудни государем императором был дан, в залах дворянского собрания, обед, на который были приглашены все дворяне и высшие должностные лица. До обеда государыне императрице были представлены новгородские дамы.
За обедом первый тост был провозглашен государем императором за благоденствие России; второй – дворянами за государя императора; третий – государем императором за благоденствие всего русского дворянства и дворянства новгородского. При втором тосте хор военной музыки исполнил народный гимн. После обеда государь император и государыня императрица милостиво и с особенной приветливостью разговаривали со всеми дворянами.
Вечером его величество изволил ездить на Рюриково городище (при истоке Волхова из озера Ильменя), и везде был, встречаем народом с неимоверным восторгом. Многие снимали с себя верхнюю одежду и бросали под ноги государя. От криков «ура» дрожал, так сказать, воздух. Весь город был иллюминован.
В воскресенье, 9-го сентября, государь император изволил принимать хлеб-соль от крестьян государственных, удельных и временно-обязанных. По Софийской площади трудно было проехать, так велико было стечение народа. Крестьяне удельные и государственные были одеты в парадные кафтаны, а волостные старшины и старосты временно-обязанных крестьян имели на себе установленные должностные знаки и медали на бронзовой цепи. На площади, близ Митрополичьего дома, ожидали выхода государя министр государственных имуществ, председатель департамента уделов, новгородский губернатор и мировые посредники.
Около 11 часов государь император вышел из занимаемых им покоев и громкое «ура» раздалось при его появлении. Он изволил сказать несколько слов крестьянам государственным и удельным, принял от них хлеб-соль; потом подошел к временно-обязанным крестьянам. Обращаясь к ним, государь громко и внятно сказал им, чтобы они не верили кривотолкам людей недоброжелательных, исполняли в точности Положение 19 февраля, не ожидали другой воли, и всем объявили, что им лично сказал это сам государь. Крестьяне, когда государь спрашивал: «понимаете-ли вы меня?» отвечали: «понимаем! государь, понимаем!». После того его величество изволил принять от временно-обязанных крестьян хлеб-соль, поднесенную ими на деревянном резном блюде и возвратился в Митрополичий дом. По прошествии нескольких минут снова раздались крики ура! К крестьянам вышла государыня императрица и приветливо благодарила их за то, что ими было поднесено. Когда ее величество удалилась, народ не расходился, желая вторично увидеть государя и государыню, когда они будут садиться в приготовленные, между тем, для них экипажи. После 12 часов государь император посетил гимназии и Николаевский приют. Приют посетили также государыня императрица, великие княгини Мария Николаевна и Александра Петровна и княжна Мария Максимилиановна.
В этот день, по высочайшему повелению, был дан обед новгородскому купечеству и государь император восторженно встречен при его появлении.
В 9 часов вечера почти все новгородское общество направилось к дому дворянского собрания, где местное дворянство давало бал государю императору. Пригласительные билеты были разосланы от имени губернского предводителя. Дом виделся издалека, в полном смысле слова залитый иллюминационным огнем. Все мужчины, кроме художника Микешина, были в мундирах. Около 10 часов вечера государь император, государыня императрица, государь цесаревич и все лица, принадлежавшие к высочайшему семейству, прибыли на бал. Музыка (известный оркестр Лядова) заиграла, и бал открылся, по обыкновению, польским. В первой паре изволила идти государыня императрица с губернским предводителем князем Мышецким, в мундире лейб-гвардии гусарского полка, во второй государь император с княгиней Мышецкой. В польском принимали участие все особы императорской фамилии, супруга губернатора, г-жа Скарятина, супруга вице-губернатора, г-жа Лерхе, лица свиты их величеств и местные власти. За польским последовали другие танцы и его высочеству великому князю Николаю Николаевичу угодно было самому ими распоряжаться; государь император подходил, во время танцев, ко многим дворянам и чрезвычайно милостиво изволил говорить с ними. В 1 часу по-полуночи начался ужин. Их величества остались к ужину и во все время с особенной приветливостью изволили разговаривать с присутствовавшими. За ужином первый тост быль провозглашен князем Мышецким, в звании хозяина праздника, за здоровье государя императора и государыни императрицы. Его величество, поблагодарив дворян за бал, изволил пить за их здоровье. После этих тостов были еще провозглашены тосты за здоровье государя цесаревича и всего августейшего семейства. По окончании ужина, их величества и другие высочайшие особы оставили бал, который продолжался, с большим оживлением, до раннего утра.
Никто из бывших в те дни в Новгороде не забудет всеобщего глубокого впечатления, произведенного милостивым радушием и неизменной приветливостью их величеств. Государь и императрица явно были довольны оказываемыми им со всех сторон искреннейшими чувствами верноподданнической любви и преданности, и довольны тем, что со своей стороны они могли дать видеть, что они довольны. Вторая половина 1862 года, вообще, была одною из наиболее благоприятных эпох царствования императора Александра II-го. Великая реформа 19 февраля совершилась без вмешательств и затруднений, предусматривавшихся и предсказывавшихся боязливыми умами. Государь внимательно следил за дальнейшим ходом дела, в котором верность его взгляда и непоколебимая твердость его воли с начала до конца устраняли все преграды и обеспечивали успех. Он сознавал, что в державном подвиге ему принадлежала державная доля, и это сознание отражалось на общем настроении его мысли и чувств. Смуты 1863 года еще не бросили своей густой тени на дела западных окраин империи. Перед новгородским торжеством их величества осчастливили своим посещением прибалтийские губернии и затем имели в виду провести начало зимы в Москве, где их пребывание в ноябре и декабре месяцах ознаменовалось той же самой благосклонною приветливостью, которая всех восхищала в Новгороде, и оставил за собой неизгладимые воспоминания.
Чувства, воодушевлявшие новгородское дворянство, выразились в следующем всеподаннейшем письме дворянских предводителей.
«Государь, с разных концов нашей области собрались мы под сень святой Софии, чтобы в стенах Великого Новгорода отпраздновать тысячелетие русского царства и почтить память его основателей.
Провидение определило вашему величеству стать на рубеже двух тысячелетий нашего дорогого отечества.
Государь! Вы достославно закончили минувшие десять веков. История и потомство не забудут вашего имени.
Мы непритворно радуемся великим начинаниям вашим и искренне веря отеческой заботливости о благе всех членов нашей обширной семьи, спокойно и светло смотрим на будущее.
Да воздаст же вашему величеству святое Провидение, да благословит вас святая София за все труды, вами подъятые на счастье и благо России.
С чувством глубочайшего благоговения вашего императорского величества верноподданнейшие: новгородский губернский предводитель дворянства князь Мышецкий, новгородский уездный предводитель Малевич, боровичский Воейков, валдайский Коссаговский, тихвинский Киов, кирилловский Богданович, череповецкий Зиновьев, старорусский Норманский, устюжский Коковцев».
Означенное письмо было представлено начальнику губернии 10 сентября, в Новгороде, далее представлено министром внутренних дел на высочайшее воззрение государя императора, соизволившего изъявить за оное благодарность его величества.
Утром, 10 сентября, небо сильно нахмурилось; но потом погода несколько прояснилась, и показалось солнце, как будто желавшее озарить своими лучами последние часы пребывания их величеств в Великом Новгороде.
В 10 часов утра государь император и государыня императрица посетили Юрьев монастырь, в 3-х верстах от города на левом берегу Волхова. Оттуда их величества ожидались на пристани.
С раннего утра народ толпился на мосту, у пристани и на берегах Волхова. От Кремлевской площади, вдоль пути, по которому должен был проследовать государь, войска были расположены шпалерами. Близ самой пристани стояли кадеты Аракчеевского корпуса, воспитанники гимназии, дворяне, мировые посредники и лица свиты. Моим соседом был тот педагог, которого на памятнике особенно удовлетворяли фигуры Рюрика и Петра. Он сообщал ныне разные подробности о местных древностях и преданиях. По его словам, еще не изгладилась из народной памяти поговорка, что новгородцев крестил мечем Путята, а огнем Добрыня. Поводом к ней было отпадение от водворенного в 990 году христианства. Великий князь Владимир послал в 992 году, для окончательного ниспровержения идолопоклонства, воинскую рать, под предводительством витязей Добрыни и Путяты. Второй разбил новгородскую рать, а первый сжег Софийскую сторону города. Великий князь Ярослав княжил отдельно в Новгороде до восшествия на великокняжеский престол, в 1019 году. После него не-многие из новгородских князей жили в Кремле. Их постоянное местопребывание было на Торговой стороне, где теперь указывают место Ярославова двора, близ собора Николая Дворищенского. Вече сходилось там же или в Кремле, перед дворцом Ярослава, против Софийского собора. На месте дома Марфы Посадницы теперь находится кузница.
Я спросил, известна ли могила Рюрика и сохранились ли, вообще, о нем и его братьях какие-нибудь местные предания.
– Нет, – отвечал мой собеседник. Я, вообще, ничего не мог узнать о первых временах варяжского господства, кроме тех отрывочных сведений, которые перешли из древних летописей в наши учебники. Тщетны были мои старания разъяснить себе и другой меня интересовавший вопрос – старо-давних путях сообщения. Припомните расстояние между Новгородом и Киевом, и Киевом и Черным морем. Какие понятия без географических карт могли о том иметь Аскольд и Дир, а затем Олег и Святослав! Как совершались их походы?
– Этот вопрос, – заметил я, – представляет всеобщую историческую загадку. Какими понятиями и сведениями руководствовались, например, римляне, при распространении своего владычества? Как могли совершаться, в древние времена, передвижения племен с востока на запад? Подумайте о значении продовольственного вопроса для наших современных армий. А тогда переходили с места на место и вытесняли друг друга не организованные и более или менее дисциплинированные войска, а целые народы, с женами и детьми. Чем продовольст-вовались они?
– Вся история для меня ряд загадок, – отвечал педагог. – Нам кое-как удается регистрация фактов, но удается ли регистрация причин? Сколько необъясненного и, по правде сказать, необъяснимого, остается для нас в зарождении государств в оттенках быта народов, и в смене событий решавших судьбы тех народов и государств! Свойства, поступки, влияние отдельных лиц поддаются анализу. Но настроение и движения масс! Что единит и порой воодушевляет их?
– Вы тотчас будете свидетелем воодушевления и единодушия массы, – сказал я, услышав издали первые крики «ура», возвестившие о приближения государя. Эти крики быстро учащались, усиливались и вскоре раздались вокруг нас. Наконец, показалась коляска их величеств. Начался звон колоколов. Все обнажили головы и восклицания толпы слились в один общий гул, до того громкий, что если бы кто-нибудь из нас попытался продолжать разговор, мы не могли бы слышать друг друга.
Коляска остановилась. Было заметно, что их величества тронуты искренним и единодушным изъявлением чувств всех слоев народа. Увидев мировых посредников, государь подошел к ним и поблагодарив за ревностное исполнение их трудных обязанностей, изволил прибавить, что он уверен, что они и впредь будут ревностно посвящать себя общему делу.
На пароходе уже развивался императорский флаг. Вскоре раздался сигнальный свисток. Пароход стал отчаливать. Неумолкавшее «ура» было последним напутственным приветствием их величествам. Несмотря на поднявшийся ветер и налетавший мелкий град, все с непокрытыми головами следили за удалявшимся пароходом; толпа не расходилась, и даже когда он скрылся из виду, новгородцы продолжали смотреть на взволнованный Волхов и мыслью провожать своего государя.
в. * * *
Подготовил публикацию А.Н. Одиноков - краевед