Глава 01 - Cтранный сон и рыжий кот

               
                Эпиграф
    Империя жизни в огне,
    Истина жаждет родиться во зле;
    Осмыслить хаос я попытаюсь,
    Созидать в разрушении я постараюсь.

    Я надену на себя железную маску,
    Я смою с уст багровую краску;
    По тропе из мечей я отправлюсь,
    К забытым руинам Дамаска.



    Меня зовут… Нет. Не хочу начинать свою историю банальностью. Если сейчас уважаемый читатель прочтёт моё имя, он его совершенно не поймёт. И его реакция (недоумение, злоба, улыбка или растерянность) помешает моему замыслу. Ведь для того, чтобы понимать моё имя, вы должны знать Кто я, и Что я. Ведь моё Имя, связанно с каждым, кто прочтёт мою историю. И если вы не готовы идти за мной до конца, то сейчас самый подходящий момент, чтобы бросить читать мою рукопись. Ведь назад дороги не будет. Не говорите потом, что я вас не предупреждал. Я не писатель и не политик, я не заманиваю вас бахвальством и красноречием в западню. Помните, мысль подобна вирусу, однажды поселившись в нашем мозгу, от неё не будет покоя. Я не гарантирую комфорта вашей совести и мира вашей душе. Я лишь правдиво раскрываю пред вами свою историю, которая связанна с каждым из вас.
    В то время, когда начинается мой рассказ, у меня были родители. Считаю нужным о них рассказать. Мать у меня политик, однако не спешите пугаться, в этом нет ничего страшного. По крайней мере в её случае. Она представляет собой коренастую брюнетку среднего роста. У неё овальное лицо, курносый нос и добрые карие глаза. Она довольно симпатична. Однако всё её существо бурлило и кипело чрезмерной энергией, которая проявлялась от бытовых мелочей до поведения в обществе, и мешала ей по жизни. Посуда, которую она мыла с чрезвычайной быстротой и усердием, время от времени совершала побег из её трудолюбивых рук, и разбивалась об пол. Кухонные ножи, не выдерживая её напористой манеры нарезания овощей и фруктов, чертовски быстро тупились. Бытовая техника стонала под её энергичными руками, и почему-то ломалась чаще чем в других семьях. По этой причине отец никогда не покупал ей автомобиль, и всегда возил её сам. На школьные собрания, она приходила первой. Во время обсуждений моей успеваемости с учителями, мать общалась привычной атакующей манерой политического деятеля, от чего учителя виновато опускали глаза, словно их вычитывали как школьников, за парту расписанную матерными словами. 
    Попробуйте представить такую женщину в политике. Мужчины боялись её как огня, и называли за глаза “генералом в юбке”. К тому же она была идеалисткой, и наивно считала, что изменить мир к лучшему возможно чрез политическую деятельность. Порой она очень искренни переживала за свое дело, после бесчисленных бесполезных дискуссий со своими коллегами “дармоедами”, коих она так нелестно величала. Она не имела со своего занятия почти никакой выгоды, кроме положения в обществе, семью полностью содержал отец.
    Однако мать была добрейшей души человеком. Её внутренняя чувственность выливалась в любви к мыльным сериалам и женским романам. С детства я вынес чувство необъяснимого покоя и безопасности, которое всегда окружало меня возле неё. Она имела очень выразительный взгляд. Когда я проказничал или хулиганил, она не устраивала сцен, взамен этому я съёживался под её упрекающим огорчённым взглядом. Она ничего не говорила, когда я прогуливал уроки и курил на задворках школы, но я знал, что её это очень расстраивает. Наверняка в душе она упрекала себя, за то, что уделяла мне мало времени. За то, что её политические дебаты иногда занимали её больше, чем семья. Однако мать была тем человеком, которого огорчать мне хотелось меньше всего на свете.
    Отец у меня бизнесмен. Он плотного телосложения, ростом выше матери, обладатель волевого носа, квадратного подбородка, хитрых серых глаз и плешивой головы. Внешне он производил впечатление человека, связанного с криминалитетом, однако это было совсем не так. Отец занимался вполне легальным бизнесом грузоперевозок. Однако сходство с неким образом бандита лихих 90-х бесспорно присутствовало. Отчасти этот образ дополняла его манера одеваться (толстая золотая цепочка, такой же толщины перстень на мизинце, часы Longines с металлическим браслетом, кожаная чёрная байкерская куртка, дешёвые спортивные футболки под ней и всегда белые новые кроссовки). К тому же половина его зубов имела золотые коронки. При разговоре он иногда хитро прищуривался, и часто сально подшучивал. Отец был старше матери шестью годами.
    Ко всему прочему он человек не глупый (хотя и недалёкий, в жизни не бравший в руки книги, кроме налоговой документации), предприимчивый, гордый и немного дурашливый. Первые деньги он заработал своим трудом, которые и позволили ему построить успешный бизнес с нуля. Он имел небольшой круг “корешей”, с которыми частенько заседал всегда в одном и том же кабачке. Перед ними он обыкновенно норовил чем-то похвастать, будь то новые часы, новый мобильник или хромированные диски на колёса. Отец слыл душой компании. От регулярного потребления пива у него в последние годы появился заметный живот, или как он его посмеиваясь называл “комок нервов”.
    О своей семье, то есть обо мне с мамой, он заботился как мог. Мне было не просто понять этого человека: на роботе он был прагматичным толстеньким весельчаком, позволяющим себе пошлые шутки, одержимый мыслями о новых сделках, выгодной купле/продаже и постоянной наживе; а дома – спокойным, собранным,  готовым всегда помочь матери в бытовых вопросах, и решить всё её житейские проблемы. Должны быть эта двойственность его характера часто говорила не в его пользу, для тех, кто его знал ближе. Однако, я считал, что он никогда не изменял матери. Этого мнения придерживаюсь и сейчас. Возможно, их отношениям не хватало сердечности, но это уже другой вопрос. Ведь найти человека, к которому испытываешь духовную близость, практически невыполнимая задача. Отец просто однажды нащупал единственно правильную линию поведения в семье, учитывая темперамент матери, и придерживался её всю жизнь. Если им обоим было так комфортно, то, стало быть, мне нечего осуждать. 
    Мы никогда ни в чём не нуждались. Отец готов был ночами не спать, но сделать или купить то, что просили мы. Но я редко пользовался его добротой. Почему-то мне всегда было совестно и как-то неловко за его старания, за его мозолистые руки, за его плешивую седину, за его добродушное снисхождение к воинственному характеру матери, за его туповатые шутки, боле подходящие студенту, чем взрослому мужчине. Тем не менее, я любил отца таким, каким он есть. И возможно, любил его меньше, чем он того заслуживал.
    Сколько себя помню, я всегда был взрослым. Странно, но никто ко мне как к ребёнку не относился. “Ты уже взрослый, - говорил мне отец, когда мне было шесть лет, - ты должен сам одеваться и сам убирать свои игрушки”. “Ты уже взрослый, - говорила мне мама, когда мне было десять, - ты должен быть опрятным и чистым, и сам должен улаживать свою грязную одежду в стиральную машину”. В следствии я и взаправду стал считать себя взрослым, и старался быть ответственным и аккуратным, как того хотели родители. Свои детские беззаботные годы я помню вполне отчётливо, хотя мне казалось, что я родился взрослым. Должно быть в нашей семье по-другому и не могло быть. Здесь все и всегда были взрослыми.
    Я увлекался многим в детстве: ходил на секции бейсбола, танцев и боевых искусств, занимался лепкой из глины, пробовал рисовать карандашами и красками. Но себя я в этом не нашёл. И тогда я стал читать, много и жадно. Помню, что начал с приключенческих книг, детективов, а затем остановился на мистике, хоррор стори и оккультной литературе. Вся эта чертовщина пришлись мне тогда по вкусу, и я всерьёз взялся за эту мрачную тематику. Стал смотреть фильмы про вампиров, оборотней, колдунов и прочую нечисть. Стал интересоваться, где можно было достать редкие интересующие меня книги. За каких-то несколько лет, в моей комнате появилось два шкафа и несколько настенных полок плотно заставленные книгами. В среднем я читал семь-восемь книг в месяц, иногда больше.
    Подростком я пересмотрел множество кинолент, в которых один храбрый герой побеждал всех, что добро всегда побеждает зло, но в реальной жизни было совсем наоборот. Почему-то в реальном мире зло торжествовало, торжествовало безнаказанно, и оно не было похоже ни на одного из персонажей фильмов. Зачастую злодеями в реальном мире выступали политики, которые устанавливали законы, толкающие людей в бездну преступления, отчаяния и нищеты. А также дураки, которые голосовали за этих политиков, и которые даже не понимали, что своим выбором развязывают злу руки. Имея в семье политического деятеля, который по совместительству является твоей матерью, подобные вещи начинаешь рано осознавать. 
    Возможно, именно поэтому я всегда был на стороне антигероев. В то время моя юношеская мечтательная натура искала переживаний. И тогда меня привлекла трагическая и романтическая история князя Дракулы. Начав с классики жанра в виде бессмертного произведения Брема Стокера, и его экранизации Фрэнсисом Копполой. Я стал интересоваться историческими фактами, и очень скоро знал биографию Влада Цепеша наизусть: где и когда он родился, его жизнь в плену у турков, возвращение домой, кровавые года правления, смерть, и посмертную славу, как жестокого и кровожадного диктатора. Моей заветной мечтой стало побывать на родине этого легендарного правителя. Мне грезились приключения, таинственный замок, жуткие сырые подземелья, старинные мрачные особняки, и тайны, постичь которые могу только я. 
    Однако, кроме подростковых фантазий, было что-то ещё. Это было похоже на предощущение каких-то изменений. Словами это трудно объяснить, это можно только ощутить. Так чувствуют себя птицы, ощущая приближение землетрясения.               
* * * *
    Этот день начался с интересного сна. Мне снилось некое сооружение в греческом стиле, состояло оно из высоких массивных колонн, подпирающих плоскую крышу. Походило оно на храм какому-то божеству, и было целиком из белого гранита. В центре сей конструкции находилось круглое углубление. Рядом с этим якобы алтарём, находилось большое мягкое кожаное кресло и низкий письменный столик. В кресле сидел маленький уродливый человечек, одетый в смокинг. В чём же состояло его уродство, спросите вы? Возраст человечка определить было трудно, то мне казалось, что ему где-то тридцать лет, то уверенно можно было дать за пятьдесят. Ростом он был с карлика, метр с лишком, и руки у него были длиннее, чем ноги. Череп он имел лысый, непропорциональный, лоб же был большим, да и вообще, вся верхняя часть головы была в два раза больше, чем того требовалось. Складывалось впечатление, что мозг у него самый крупный орган. Нос с горбинкой, глаза узенькие, хитренькие, зубы кривые и белоснежные. Выражение на его физиономии походило то на тупое ожидание чего-то, то совсем не подавало признаков мыслительных процессов, из-за этого ставало похожим на ущербное лицо больного церебральным параличом либо синдромом Дауна. Одет он был, как я уже говорил, в смокинг, который сидел на нём в самый раз, словно шился специально под его телосложение. На левом запястье у него сверкали часы.
    Всё это я успел рассмотреть пока уродец оглядывался по сторонам. Наконец он посмотрел на меня, и меня обдала дрожь. Мне никогда не снились кошмары, в моих снах постоянно присутствовали существа из книг, но я их никогда не боялся. Может вследствие того, что у меня выработался определённый иммунитет к страху, ведь мой мозг основательно был полон всякой жуткой чертовщины, созданной стараниями Лавкрфта и Кинга, но в этот раз мне было тревожно и как-то необъяснимо жутко.
    - Время здесь. – Гаденьким шипящим голоском проговорил он, и стукнул пальцами по часам. – Когда я плыву в облаках, у меня чешется живот и мне становиться смешно. – И уродливый человечек противно засмеялся.
    Минуту он внимательно на меня смотрел, затем вновь заговорил.
    - Я могу есть розы на завтрак, и умываться чёрным снегом, - и он присвистнул, - я не я, если б не было меня. Я созерцатель… я проводник… - и он обернулся назад, и внимательно осмотрел всё позади себя. – Когда время говорит, - сказал он, повернувшись, - окна открываются.
    Вновь недолгая пауза, в течение которой человечек ёрзал на большом кресле, пытаясь половчее слезть с него. Спустившись со своего кожаного трона, маленький уродец подошёл к столику и взял с него волчью голову. Одев эту волью голову как шапку, он повернулся ко мне.
    - Рррррр, - смешно рыкнул он, подняв маленькие руки и сложив их в кулачки, - рррррр, бойся печати зверя! – настойчиво проговорил он, посмотрев на меня, будто это у меня на лице было выражение задумчивого идиотизма. – Ррррррр!!! – завопил как полоумный человечек.
    И тут я проснулся, ощущение пустоты и невесомости. И странное чувство, словно это был очень важный сон, ведь похожего на него, мне до сегодня ничего не снилось. Мне всегда нравилось это ощущение перехода от сна к реальности, такое странное и необычное. Но сейчас было что-то не так, из носа шла кровь.
    Поднявшись с кровати и зажав нос, я отправился в ванную комнату. Там я как следует смыл кровь, умылся, почистил зубы и справил нужду. Далее поспешил накормить своих пернатых питомцев, коими являлись двое волнистых попугайчиков, сидящий в клетке на подоконнике. При всём желании, забыть о них не представлялось возможным. Так как эта разноцветная парочка требовала свою утреннюю порцию корма чрезвычайно настойчиво, превращая бодрящую утреннюю трель в оглушающие голодные вопли. После этого подумываешь о том, чтобы сварить их в супе. Я конечно же шучу.
    Попугаев завёл отец. Но потом каким-то образом, забота о них легла на мои плечи. В принципе, я не был против, ухаживать за ними было не сложно. Однако, как большинство мальчишек, я мечтал о собаке, с которой мог бы вдоволь гулять. Но у матери была аллергия на шерсть, которая с годами только ухудшалась, и поэтому с мечтами о лохматом слюнявом друге, мне пришлось распрощаться ещё в раннем детстве.
    Целый день я думал о своём сне. Чтобы он мог значить? Подобная сюрреалистичная дичь, и в таких подробностях, не могла появиться беспричинно, соображал я.
    День проходил скучно. Только начало летних каникул. Ах да, я забыл упомянуть о том, что я ученик старших классов, и сейчас мои зубы отдыхают после девятимесячного обгладывания гранита науки. Сейчас начало моего шестнадцатого лета. Через три с половиной месяца мне будит семнадцать. (Я начинаю свою историю именно с этого периода моей жизни, так как это роковое лето изменило всю мою жизнь.) Родители пропадали на работе. Отец купил несколько грузовиков, подписал новый контракт о партнёрстве, переживал за разгрузку товара. Обещал поездку на отдых в Грецию, но ближе к концу лета. Мать была одержима очередным законопроектом, который лоббировала около месяца, днём и ночью обдумывала все законодательные правки. Одним словом, тоска да скука… или это двумя словами…
    Друзей у меня было только двое (почему так, об этом подробнее будет ниже), и сейчас оба они были заняты не неопределённое время.
    Я побрёл в гостиную, и взяв первую попавшуюся под руку книгу с тумбочки, лёг на диван и начал её читать. Но прочитав первую страницу, посмотрел на обложку и понял, что это было мыльное чтиво матери, имеющее сакраментальное название “Любовь сквозь слёзы”. Как такое можно читать? Я включил “зомбоящик”, тоже ничего занимательного. Всё те же шоу и сериалы, ненавязчиво предлагающее добровольно покориться отупению. Я взял газету, которую по утрам просматривал отец, и начал читать свой гороскоп. Оказывается, люди, родившиеся под моим гороскопом, чрезвычайно неординарные творческие личности, которых на этой неделе ждёт успех. Я же был вполне ординарной, и совсем не творческой, личностью, так что успеха на этой неделе мне не видать. “Здравый сарказм необходим как воздух”, - вспомнил я слова политического деятеля, которым по совместительству являлась моя мать. 
    Затем я стал читать объявления. И моё внимание остановилось на одной рекламе. Некое тур агентство, название его почему-то напрочь вылетело из головы, предлагало великолепный горячий тур по Европе. По цене предложение было действительно выгодным.
    “…вы увидите исторические места Франции, Италии и Австрии. И на обратном пути заедите в загадочную Румынию. Побываете на родине графа Дракулы, Трансильвании, увидите его замок и проникнитесь мистическими тайнами…”
* * * * 
    Возможно, это то, что я искал? Возможно, это приключение, которое ждёт именно меня? Каким дураком я буду, если пропущу в жизни столько интересного. Подобные авантюры не обдумывают, на них просто решаются.  Если грядёт землетрясение, я хочу быть в его эпицентре. Подобные самонадеянные мысли кружились в моей голове, словно листья, подхваченные ураганом.
    Обнаружив контактную информацию турагентства, я обвёл её карандашом. Я был очень взволнован, и беспокоился что меня не пустят. Но тут я хорошенько всё обдумал, припомнил свои одиночные поездки на базы отдыха, куда регулярно летом меня отправляли родители. Я был вполне самостоятельным: когда было нужно, мог приготовить обед или ужин, ходил за покупками и занимался стиркой одежды. И решил, во что бы то ни стало, что должен убедить своих “предков” в правильности своего выбора.
    Всё оказалось гораздо проще, чем я себе представлял. За ужином я показал им объявление в газете. Мать несколько смутило, что я буду отсутствовать дома полтора месяца, однако исход беседы был благоприятен для меня. Оба они понимали, что семейными поездками на отдых меня уже не заманишь. 
    Отец переписал номер телефона, и сказал, что завтра созвониться с менеджерами и узнает всё про этот тур. “В конце концов тебе уже шестнадцать лет, - добавила мать, - ты умеешь водить машину, знаешь кто такой Шарль де Голль и готовишь себе панкейки на завтрак. Я думаю, что ты сможешь о себе позаботиться ”. Однако её взгляд почему-то выражал тревогу. Это было совершенно не похоже на неё. Быть может, она страшилась моего взросления и желания свободы? Быть может, что-то иное не давало ей покоя?
    Весь оставшийся день я не мог больше ни о чём другом думать, как о своём путешествии. Я представлял, как это будет фантастично и увлекательно. Ведь я уже могу самостоятельно принимать решения. Я могу путешествовать один! Я увижу замок Дракулы! Каким он окажется? Хранит ли он по сей день воспоминания о своём жутком хозяине? Я уснул быстро. Мне снилось что я пробираюсь сквозь чащу, и будто какие-то руки или лапы багрового цвета тянуться ко мне. Но я всё бегу и бегу, и вижу где-то вдалеке улыбающееся женское лицо. И будто вся суть сна в том, успею ли я прикоснуться до этого лица или нет…
    На следующий день отец созвонился с туроператором и узнал всё подробности, касающиеся той горячей путёвки в Европу. Цена оказалась вполне приемлемая для дохода нашей семьи. В неё входили перелёт туда/обратно, проживание в отелях, питание и туристическая программа. По времени экскурсионный тур предполагал программу на сорок три дня. Через четыре дня отец должен будет отвезти меня в аэропорт, и отправить “с глаз долой на поиски приключений”, как он, посмеиваясь, выразился. Кто же мог знать, что его шутливое выражение окажется пророческим.
    Очень и очень довольный, я развалился на диване, как богатырь после ратных дел. Мой мечтательный взгляд прошёлся по высокому деревянному шкафу, упал на подоконник и остановился на клетке с попугаями. Два волнистых попугайчика о чём-то переговаривались друг с другом. Пернатые спокойно сидели на жёрдочке, мирно чирикая, не нарушая тишины и гармонии гостиной. Но вдруг, со стороны улицы, на подоконник залез разбойник-кот.
    Это был пушистый персидский рыжий кот Игнат из соседнего дома. Его хищный взгляд сразу же упал на моих попугаев. В нём я отчётливо уловил, как Игнатий в мыслях уже прожаривает моих питомцев до золотистой ароматной корочки, и полив их сливочно-грибным соусом, с аппетитом кладёт себе в рот. (Конечно же, гастрономические фантазии Игнатия для меня навсегда останутся тайной). Однако попугаи поняли этот не двусмысленный взгляд рыжего агрессора, испугались и начали громко выражаться нехорошими птичьими словами, в адрес вышеупомянутого хвостатого хищника. А кот в добавок начал ещё и лапой по стеклу бить, что уже заставило пернатых мысленно читать заупокойную. На несколько секунд включив серое вещество, я придумал план действий.
    Встав с дивана, я стал медленно подходить к окну, однако кот меня не замечал. Протянув руку, я легонько ударил по стеклу. Неудачливый Игнатий со страха подскочил как мячик, и в триумфальном падении с подоконника издал жалобное “мяу”. Питомцы полностью меня поддерживали, и громко стали выражать свою признательность, оглушительным чириканьем. Но на этот раз я не сердился на них, ведь мой комнатный героизм заслуживал благодарности.