Удачный портрет

Георгий Спиридонов
   Мой друг Гена Ухляков влюбился в Лизу Надеину по фотографии. Я ещё только осваивал примитивную «Смену», но этот снимок получился для старательного новичка удивительно удачным.
   В центре кадра, в  «золотом» его сечении, как по учебнику фотодела, большущие выразительные глаза, под их цвет уже в то время редкая тугая черная коса, перекинутая через грудь. Лиза, облокотившись на спинку стула, загадочно смотрела прямо в объектив.
   Таких запоминающихся на много лет женских снимков у меня больше не получалось. Хотя, уже в возрасте и, естественно, с газетным стажем, многократно щёлкал в Ваче, на пуске детской больницы, нежную красавицу без возраста Галину Вишневскую, она искусно позировала. А вот с опытом наловчился ловить нужный кадр при съемке грубоватых мужиков. Особенно удался мне Михаил Пореченков. В Кулебаки на съемки фильма «По ту сторону волков» на командировку для фотокорреспондента редактор пожадничала, послав меня, спецкора, одного. Ну и что, справился: снимок потом запросила даже одна из столичных газет, с которой я изредка сотрудничал.
   Когда на следующий день я возвращался из Кулебак, на автостанции в Навашине в наш автобус подсело несколько попутчиков. Со мной рядом оказалась, бывают же случайности, моя бывшая, почти сорок лет прошло, однокурсница, я её сразу узнал по несовременной косе.
   - Лиза Надеина!
   - Орлова, давным-давно Орлова, - поправила она меня, по-мужски пожимая мою ладонь. – А ты до сих пор фотографируешь, - кивнула на мой кофр. – Лучше твоего техникумовского снимка у меня до сих пор нет. Супруг даже после не очень понравившегося ему моего портрета кисти известного павловского художника Миши Судинина заказал ему же увеличить в пять раз твой снимок, вставив в золоченый багет.
   - Нет, бери выше: журналист, спецкор областной газеты. А ты, Лиз, кто?
   - Медик.
   - Как же так? Помню, у тебя же направление было в Волгоград, на завод «Баррикады»!
   - Заболела мама. Я по её просьбе - как раз три года нормировщицей отработала - домой вернулась. Петька Орлов, ведь он родом зареченский, может, помнишь его, учился на  курс старше нас, вместе с Геной Ухляковым, он тоже в Волгоград, только на соседний, знаменитый тракторный, был направлен, вернулся со мной. Мама у меня на глазах умерла, я её последнее дыхание, плача, чувствовала. Ей врачи помочь не смогли. У Петра в деревне тоже мамаша болеть начала. Он к тому времени на оборонном заводе стал бригадиром калильщиков, получал больше начальника цеха. Ну и сказал мне, чтобы я шла учиться на медика, временно на его зарплату будем жить. А мне уже двадцать один, неудачница, на том же заводе, в цехе по соседству стаканы к самолетным лопастям шлифовала – и без ближайшей перспективы на нормировщицу, технолога или мастера. Я и пошла в Богородское медучилище. Была в райбольнице старшей медсестрой. Второй год пенсию получаю, к своему делу и персоналу приохотилась - уходить не хотелось, а надо было с внучкой сидеть.
   - А Генку Ухлякова ни разу после техникума так и не встречала?
   - Почему же. Он в Волгоград приезжал, в курсантской форме училища КГБ. Уговаривал выйти замуж. А мы уже с Петей заявление на свадьбу подали. И вот в прошлом году Ухляков заявился: облысевший подполковник запаса, с орденскими планками на чёрном, в такую-то жару, пиджаке. Думал, что, может, я разошлась и теперь свободна, хоть и с детьми-внуками. Поболтали минут двадцать – и он отправился в свою Амурскую область, где долго был начальником погранзаставы, потом сотрудником в их областном управлении.
   За окном автобуса мелькали сосны и березы. Я предложил Лизе пересесть к окну – пусть любуется пейзажем, к которому сам привык, часто проезжая по этой дороге по своим газетным делам.
   Мне вспомнилось, как я познакомил Лизу и Гену. Тот, возвращая фотографию, спросил, где можно вживую увидеть красавицу.
   - Да ты что, парень! Она же вместе со мной учится. Сейчас как раз наша группа проходит в мастерских станочную практику. Хоть пойдем со мной по каким якобы твоим делам в мастерскую, хоть жди нас через двадцать минут в столовой, скоро обед.
   - Я уж лучше в столовой!
   - Да не стесняйся, сразу начинай знакомиться.
   Я решил подсмотреть, как это произойдёт. Когда Лиза, не очень-то приметная в рабочем сером халате, уселась с подносом за стол у окна, Гена, укарауливший этот момент, сразу плюхнулся напротив с бутербродом и остывшим чаем.
   Какой он робкий! Молча пил холодный чай, не спуская глаз с Лизы. Только и сказал, что его зовут Генка Ухляков и учится на курс старше. Через неделю на общетехникумовском комсомольском собрании Генаху выдвинули в члены бюро. Я тут и догадался, как их сблизить, поднял руку и предложил в список включить активистку c моего второго курса Елизавету Надеину…
   Автобус, не доезжая до Новосёлок, неожиданно затормозил.
   - Сломались, - доложил шофер. – Придется подождать, пока не отремонтирую.
Через полчаса ошарашил, что будет вызывать из Кулебак автобус. Кто торопится, пусть лучше надеется на попутку.
   - Какие попутки, - я повернулся к Лизе. – Я же тут частенько езжу в закрепленные районы. Наоборот, все машины и автобусы, шестой же час вечера, идут в обратном направлении. Если дойти до Новосёлок, то можно потом добраться до Вачи, а оттуда последний автобус в Павлово уже ушёл. Тебе же до Павлова?
   - Будем ждать, - покорно согласилась Елизавета. – Поболтаем ещё пару часиков, пока новый автобус не примчался.
   Кстати, и другие пассажиры предпочли сидеть в мягких креслах, а не голосовать на трассе под моросящим дождичком.
   Меня заинтересовал рассказ Лизы о своей семье.
Сказалось не только любопытство, но и профессиональный интерес журналиста, поскольку наклёвывалась интересная статья о семейном воспитании.
Когда её я написал, оказалось, что получилась одна из лучших моих работ и словно продолжила тот мой снимок  Лизы Надеиной, сделанный на заре туманной юности во время фотоученичества. Только теперь портрет словесный и написан на закате журналистской деятельности: через пару лет придёт время заслуженно отдыхать.
   Статья написана о матери, которая поставила себе цель вырастить детей (а потом эта мечта перекинулась на внуков), которые бы остались довольны воспитанием, дальнейшей жизнью и избежали бы ошибки предков. К этой мечте Елизавета пришла сразу же после рождения долгожданного Серёженьки. Появился он на свет только на седьмой год супружеской жизни. Петя собирался вторично отправить супругу на обследование, хотя первое, полтора года назад, подтвердило здоровье потенциальной матери, как Лиза, наконец-то, объявила, что беременна. Беременна!
   В роддоме появилось время для неспешных размышлений. Каким вырастет Серёженька? Кем будет? У них в соседях пацан в третьем классе учится – и уже курит! Да и родители оба выпивохи. Пётр не такой, он трезвенник, разве пивка иногда после получки с бригадой. Сама она на скорой помощи одна из лучших. А ведь, тут же подумала, с этой работы придётся перевестись на односменную, чтобы не дежурить по графику сутками.
   Её вот мама никак не воспитывала. Что дочка делает, как в школе учится? После восьмого класса велела отнести документы в техникум: там стипендию будут платить. Даже не спросила, может, не нравится дочке-троечнице быть технологом в кузнечном цехе, может, ей хотелось бы с подружками одиннадцать классов окончить, а потом в медицинский. Но нет – в техникум, поскольку ещё две сестры подрастают, на всех одежда горит, обновок не напасешься. Отчим денег в семью почти не давал.
   Серёжку с года в детсад стала водить, из скорой перешла медсестрой в неврологическое отделение. А потом семья при таком заботливом отце быстро увеличилась: Дима, Оля, Света. Петру постоянно подсовывала книжки о воспитании детей. Сама шестнадцать беспрерывных лет членом родительского комитета школы была. А на долю Петра выпало физкультурное воспитание. Правда, успехов в спорте ребята не добились, но вот в науках отличились.
   Сергей – директор транспортного предприятия, Дмитрий – кандидат технических наук, заместитель главного инженера, специалист по станкам с ЧПУ, Оля – заведующая отделением детский больницы. Младшенькая, Светочка, будущий, как она мечтает, доктор медицинских наук, а пока пятнадцатилетняя, в школу же с пяти лет пошла, первокурсница.
   Вот так и воплотила Елизавета свою мечту. Настала забота о внуках, что гораздо сложнее. Зато опыт на её стороне. Внуки подрастали в иное время. Дети, даже младшенькая Светочка в эпоху последних серий «Ну, погоди!», на экран пялились мало, зато читали много. А вот внукам пришлось терпеть издержки цивилизации, платить за прогресс, за бурное развитие общества потерей части досуга, который у её детей уходил на спорт, книги и просто прогулки с друзьями по городу или по ближайшему лесу. И платить, сетовали все её знакомые бабушки,  пришлось издержками в воспитании милых чад.
Телевизор и компьютер предлагают им развлечения,  которые не требуют общества, участия товарищей. Чужие внуки, замечала бабушка Лиза детишек по их многоподъездному дому, теряют навыки общения с ровесниками. Да и у её взрослых детей почему-то распадаются прежние товарищеские  связи. И всё почему? Из-за того, что мы, увы, имеем многолетнюю эпоху выращивания «телевизионных идиотов». Те, сделала вывод после многих раздумий Елизавета Владимировна, кто всё это время рос и воспитывался у экрана, получили искалеченный интеллект. У некоторых уже в семидесятые годы, как у Серёженькиного ровесника, младшего брата Вовки- табачника, и тоже с третьего класса курящего, замечались отставание в развитии речи, бедность фантазии, плохая, как ныне принято говорить, коммуникабельность. Примитивное мышление – украсть и выпить. Сергей Петрович - солидный директор, а худющий пьяньчужка, которого по-прежнему звали школьной обидной кличкой, после двух отсидок скончался от туберкулеза.
   - Мужчины, - говорила мама Сергею и Дмитрию, - стали похожи на женщин, а те – на сильный пол. Народы ещё в древности осознали: мужское в мальчике изначально закрепощено и само по себе не раскроется. Раскрепощение мужских начал возможно только в испытаниях, направленных на преодоление в себе страха, на развитие силы, ловкости, смелости и выносливости. А у нас, вы же сами должны это замечать, раз начальники, юноши с каждым поколением становятся более женственными.
   - Да, - согласился с мамой Дмитрий, - в жизнь вступают дети демократии. Они отчаянно ориентируются в «крышах» и «стрелках», хорошо разбираются в тонкостях орального секса, но совершенно невежественны даже по фабричным меркам. Вот у нас на заводе сейчас почти нет молодых станочников, для сложных работ приглашаем пенсионеров.
    Её разговор с сыновьями шел на второй день после новоселья. Дима обменял свою однушку на двушку. Она, вот удача, на одной лестничной площадке с трёхкомнатной квартирой мамы.
   Сергей так и жил с родителями, у него, вот несчастье, рак отнял молодую жену. Елизавета Владимировна с шести лет воспитывала внучку Юлю. А у Димы сразу двойня – Витя и Валера. Вот и вынуждены они с супругой искать варианты обмена. За радостное соседство пришлось даже переплатить: хозяева, узнав про выгоду, сразу запросили большую сумму.
   - Вот с тех пор, -  продолжила рассказ Елизавета Надеина-Орлова, я и занимаюсь внуками. Вскоре и моя старшенькая дочка родила. Полтора года с внучкой не нянчилась, а как дочку вызвали на работу, назначив главврачом детской больницы, пришлось. Хорошо, что совпало с моим юбилеем, так что я ни дня лишнего на пенсии не трудилась. Вся моя радость во внуках.
   А вот и вызванный из Кулебак автобус на выручку прибыл. Я ещё пошутил, что на такой развалине далеко не уедешь. И как в воду глядел: автобус, чуть не доезжая Павлова, тоже сломался.
   Лиза достала из сумочки сотовый телефон.
   - Буду звонить Сергею, пусть приезжает за мной.
   - Тебе хорошо, - позавидовал я спутнице, - через полчаса окажешься дома, а мне придётся ждать, когда шоферюга эту развалину починит. Может, только к утру окажусь в Нижнем.
   - А не заночуешь ли у нас? Мой Петя тебя ещё по техникуму помнит.
Я с удовольствием согласился. Да и задержался у Орловых до следующего вечера, познакомившись даже с внуками. Зато статья получилась такой, что её потом из нашей перепечатала одна столичная газета.
   У Орловых, предварительно созвонившись, побывал через семь лет. Ту давнюю мою статью, оказывается, некоторые читатели помнили и просили написать её продолжение. По просьбе московской редакции я с удовольствием отправился в Павлово: оплата командировки обещана вкупе с высоким гонораром за спецзаказ. Да и мне, уже пенсионеру с пятилетним стажем, было приятно, что ещё помнят бывшего спецкора.
   На автостанции меня встретили Пётр Орлов и его сын Сергей, по-прежнему директор автопредприятия. И у его брата Дмитрия без особых изменений, лишь авторских свидетельств прибавилось да консультационная поездка в знаменитый «Боинг».
   - Это им, - уточнил отец изобретателя, - а не нам, понадобилась хорошо оплаченная консультация. Там уже внедрена сверхточная шлифовка длинномерных лопастей, Дмитрию даже предлагали остаться. А он остался здесь, и – с носом. Выгодная технология до сих пор не внедрена, денег за изобретение так и не получил. Зато на американские доллары мы выкупили квартиру, что на лестничной площадке между Диминой и нашей. А у Ольги с мужем-хиругом дочка по примеру тёти Светы в первый класс пошла с пяти лет.
   Удивила планировка квартиры, теперь она из семи комнат (перегородки хозяева опасались разрушать, кроме одной, соединившей кухню с залом, да прорублены переходы из бывших отдельных жилищ, чтобы пользоваться одной входной дверью). Всего один редко включаемый телевизор, зато четыре компьютера – для Дмитрия, двоешек Виктора и Валерия, и один, старенький, для бабушки и дедушки. А книг-то сколько, книг! В четырёх комнатах! Недаром у двоешек в школе ни одной четверки. И намеченный путь – политехнический институт. Его уже оканчивает Юля, которая ещё на четвертом курсе, но уже собирает материалы для кандидатской по порошковой металлургии.
   К вечеру к маме с папой и братьям пришла в гости Оля с дочкой–вундеркиндом, подъехала из Нижнего на своем «Форде» Света. Она всё ещё не замужем, оперирующий хирург, кандидат наук, трудится одновременно и в больнице имени Семашко и в восьмом роддоме, да ещё думает о докторской.
Света на следующее раннее утро, ей же к восьми на работу, захватила меня с собой. И в самом Нижнем нам по пути. Я живу на улице Родионова недалеко от её больницы.
   По дороге разговорились о современной политике. Её понравившиеся слова я потом записал в свой журналистский блокнот. А неспешная беседа, Света в то же время была очень внимательная за рулем, началась с моего язвительного замечания о том, у нас в России в отличие от Европы под словом «свобода» понимают не ряд законов, ограждающих личность от произвола, а полное отсутствие всяких ограничений, законов и порядка.
   Светлана явно где-то вычитанной цитатой возразила:
   - В Европе государство из машины насилия постепенно превратилось в институт согласования интересов разных слоёв и групп, закреплённых в определенных нормах и принятых всем обществом. Оно стало инструментом, который обеспечивал выполнение этих норм. У нас же государство из инструмента утверждения и сохранения православной веры, из способа выживания языка, культуры и уклада национальной жизни ещё при Романовых превратилось в нечто самодовлеющее, самоценное, самодеятельное. Власть, иерархию и подчинение объявили глубинной сутью России. Так что со времён Петра не государство существует для народа, а народ живет ради государства.
   - Да, - согласился я, поскольку тоже хорошо знал историю, - государство в Московии создавалось и жило ради сохранения самобытного строя жизни. Великий князь, а затем и царь воспринимались как защитники от врагов, как устроители земель. Сейчас же всё иначе, и даже хуже, чем при Романовых.
   - Про это же постоянно толкует, да ещё с конкретными примерами из нашей сумбурной действительности, и мой друг-политолог Илья.
   - Ни с одним политологом, да ещё областного масштаба, не знаком.
   - Охотно устрою встречу, дайте номер вашего телефона.  Если Илья согласен увидеться с журналистом, вы же очередную статью наметили, – лукаво взглянула на меня Светлана Петровна,  - то я вам к вечеру сообщу.