«Взойдем в лодку», —
сказала моя спутница...
"Тамань" М. Ю. Лермонтов
Вот мы и снова в лодке. Дело-то было в июле, белые ночи только-только кончились. Так что, ко второй озерной прогулке небо посветлело уже, и заря разливалась. От ночной прохлады над водой стелился легкий туман, который почти не скрадывал видимость, но придавал пейзажу некоторое сходство с картинами импрессионистов (Моне, Писсаро?). Моя «Vis-а-Vis» была оживлена, с румянцем на щеках и блеском в глазах. Я на веслах. Потихоньку перебираю ими, делая перерывы для уничтожения безжалостных кровососов, которые не хотят проникаться важностью момента и непрерывно подрывают лирическое состояние. Моя спутница спрашивает, хочу ли я, чтобы она спела? Даже, если бы я этого не хотел, разве можно сказать девушке (девочке) «нет» на ее душевный порыв? Она стала петь, вся выливаясь в звуки. Пение ее ласкало слух, и я получал истинное удовольствие. Пару песен я не запомнил (она еще распевалась), а уж третья! Третья до сих пор звучит у меня в ушах. Нетрудно догадаться, что действующими лицами там были ОНА и ОН. Парнишка, прощается с девушкой, и по ее словам:
И цветок большой и белый
Мне на память подарил.
После короткой паузы всплеск звука, напряженный и звенящий, всколыхнул всю округу, так, что залаяли собаки.
Эх, подарил, подарил,
Мне на память подарил!
Затем медленней, грустно, раздумчиво:
Я цветочек этот белый
Долго - долго берегла.
Паренька, как ни старалась,
Позабыть я не смогла…
И опять, после паузы, высоко и хлестко:
Эх, не смогла, не смогла,
Позабыть я не смогла!
Не знаю точно, или комары, до этого донимавшие меня, заслушались, или их сдуло этой пронзительной, торжествующей болью-печалью-радостью, но я перестал чувствовать их укусы. Думаю, не только комаров и собак разбудила эта звенящая песня, разносившаяся над гладью озера. Эхо от каких-то деревенских строений, - фермы, сараев с сеном, накладывалось на слова, и фраза становилась вязкая и тянулась, медленно затихая, как после щелчка по камертону.
Как ни задумчиво я шевелил веслами, но деревенский берег оказался под носом лодки. Выпрыгнул я на землю, затащил лодку повыше, протянул руку даме. Ее маленькая, крепкая, уверенная ручка на несколько секунд оказалась в моей руке. Она, буквально, порхнула с лодки на землю, ключик щелкнул в замочке, и лодка с цепью уже стала частью ландшафта, элементом той картины, с автором которой я так и не определился... Уже солнце поднималось из-за горизонта, ни капли усталости не было на ее личике, сияющем свежестью в утреннем свете. Не знаю, что нас еще могло ожидать, но я предпочел оказаться в объятьях Морфея, благо, до подъема еще оставалось часа два или три, а меня, честно говоря, порядком разморило.
П. С. Данная миниатюра представляет отрывок из рассказа "Дело молодое -1 (Ночная прогулка)". Право, не знаю ещё, будет ли он помещен полностью, но я счел недопустимым иметь этот отрывок набранным в своих черновиках уже в течение четырёх лет...
Не в обиду К. Коро будет сказано, но его картина - лишь бледная копия того, что мы видели в то утро...