(Публикация в журнале "Вдвоем" № 10, 2012 год.
Там рассказ назывался "Двойная жизнь")
Как это не папа? А кто?
Я тревожно вглядывался в родные глаза отца, ставшие вдруг чужими, и не мог понять, что происходит. Он сдержанно улыбался и отводил взгляд, обеспокоено посматривая на незнакомую загорелую тетю и двух смуглых мальчишек, сидящих за столиком кафешки рядом с ним. Папа молчал.
— Ты ошибся, малыш, — ласково проговорила тетя, наклонившись ко мне и бросив на папу нехороший взгляд.
Они что, сговорились?
— Па, зачем ты тут сидишь? И почему ты сегодня к нам не приехал? У тебя ведь уже закончилась командировка, да? — Я пытался поймать взгляд отца.
Был воскресный летний полдень. Я знал, что по выходным папа всегда в командировке в другом городе. А частенько — и не по выходным. Было совершенно непонятно, как он сегодня вдруг оказался тут с чужими людьми.
— Мальчик, а где твоя мама? — сказала тетя, все еще улыбаясь, но голос ее был уже не таким ласковым.
Я оглянулся. Мама стояла в очереди за мороженым. Она отправила меня искать свободный столик, потому что мне уже семь лет, и нужно маме помогать, а я вместо этого встретил здесь папу. И совсем забыл про столик.
Почему он с ними сидит? Зачем они ему вообще? Непонятно...
Его не было целых две недели, я очень соскучился и потому все время донимал маму расспросами. Но она только отмахивалась: «Да приедет скоро твой ненаглядный папка, не хнычь».
Мне казалось, что отец маме не очень-то и нужен. Догадывался об этом по ее разговорам с тетей Светой, маминой подружкой. Та всегда интересовалась, перечислил ли папа маме деньги на какую-то карточку и на сколько дней он в этот раз приехал. Еще она говорила про папу всякие глупости: называла его матросом под пятьдесят, у которого по ребенку в каждом порту, советовала маме найти нормального и свободного. А мама смеялась и отвечала, что ей сейчас нужно на что-то жить. За это я на маму обижался, а тетю Свету не любил и всегда уходил в другую комнату смотреть мультики, когда она являлась к нам в гости. Не мог понять, почему они называли папу «матросом» — ведь он работал за компьютером. И было очень обидно за отца...
— Сына, ты что здесь делаешь?
Я обернулся. Мама держала в руках по креманке с мороженым и смотрела мне в переносицу. Она совсем не замечала папу за моей спиной! Как такое может быть? Она что, слепая? Хотелось схватить маму за плечи и трясти изо всех сил. Хотелось кричать ей плохие слова — ведь я так надеялся, что она сейчас придет и заберет папу от этих... Но комок в горле не давал сказать ни слова. А мама только глядела мне в лоб, туда, где сходятся брови, и молчала. Отца она по-прежнему не замечала. Обитатели папиного столика жадно разглядывали ее. А отец в это время растерянно улыбался, стараясь не встречаться глазами ни с мамой, ни с женщиной за столом. Мой мир переворачивался. Я стоял между родителями и ошалело переводил взгляд с папы на маму. Наконец комок в горле лопнул, и слезы хлынули ручьем. Мама молча поставила креманки с мороженым на столик, взяла меня за руку и быстро вывела из кафе.
— Алло. Привет, Светик. Прикинь, кого я только что встретила в «Льдинке»... Мишку своего! Со всем его выводком. Сама в шоке! Этот придурок возвращался с моря и не придумал ничего умнее, чем заехать сюда пообедать. Ну да, мы же как раз посередине между Одессой и Киевом, а он тут все знает. Да ничего. Колька его увидел и подошел. Не знаю. А что Мишка? Сидел молча и улыбался, как баран. Пацаны у него совсем большие. Эта? Да ниче, холеная такая. Прям королева. Ладно. Мне вчера Эдуард звонил. Ну какой-какой... Юрист этот. Да ниче, в ресторан звал. Пока не решила. Схожу, наверное. Мишка? Не знаю. Устала уже от него. Да какой там развод? Он же тряпка — ты вроде сама не знаешь.
Я плелся за мамой по бурлящему весельем парку. Слезы высохли, я молчал и безразлично глядел прямо перед собой. В кои-то веки не хотелось ни машинок, ни монстров, ни чертового колеса. Ненавидел улыбающиеся встречные лица и не слышал голосов. Казалось, что это просто какие-то отдельные галдящие улыбки движутся навстречу и исчезают за спиной. И даже мама — всего лишь красивая заводная кукла, только сделана так, будто живая. А все, что было в мире настоящего, — лишь теплые папины руки и грустные глаза, долгие дни ожидания его приезда, запах одеколона, его родное заикание и седина. И его неизменное «ну, колись, Колян, что за дров без меня наколол?». Каждый отцовский приезд был настоящим праздником — ведь мне так не хватало папы!
Я смутно догадывался, кто были эта тетя и взрослые мальчишки за столиком в кафе, но все это не умещалось у меня в голове. Видел перед собой только растерянные папины глаза и понимал, что, возможно, мы встречались в последний раз. Теперь я остаюсь один. Эта мысль будто окатила холодной волной, но я уже не плакал — только молча шагал по ненавистному парку, удаляясь от папки...
Пока загружался компьютер, события того воскресного дня промелькнули перед моими глазами. Будто и не было последних пятнадцати лет. Даже комок в горле теперь стоял точно такой же, как тогда у меня семилетнего.
Я навел курсор на иконку мейл-ру. Клик...
Отец тогда вел двойную жизнь.
Непонятно, как ему это удавалось — ведь то были два разных мира. Я бы так не смог. Наверное... Сейчас папе уже за шестьдесят. На днях я таки отыскал его в Интернете, написал ему письмо и теперь ждал ответа.
Оп! Одно непрочитанное сообщение.
Сердце замерло. Клик...
От: Литвинюк Михаил Николаевич.
Серце заколотилось быстро-быстро.
Клик...
«...И я неторопливо вырулил с парковки под гробовое молчание семьи. Похоже, дома меня ждал серьезный разговор. Но это потом — вряд ли жена станет что-то выяснять при мальчиках. У меня оставалось еще четыреста километров на раздумья.
За последние годы этот провинциальный городок стал для меня почти родным. Восемь лет назад я получил здесь хорошую должность. Очень выгодное предложение. Зарплата покрывала все неудобства переезда и тяготы еженедельных перелетов домой по выходным. Перевозить сюда семью из Киева смысла не было — у жены в столице хорошая работа, мальчишки устроены в «правильную» школу... А потом появилась Юля, твоя мама — совсем девчонка, вдвое моложе меня.
Ее беременность я воспринял спокойно. Постепенно все наладилось — деньги решали большинство проблем. Жил на два дома. Ты рос, и я все больше к тебе привязывался. Обещал твоей маме развестись, но все время что-то мешало. Было стыдно признаться даже себе, что меня все устраивает. Хотя, конечно, замечал — твоей маме, по большому счету, от меня нужны только деньги. Она уже давно перестала быть наивной молоденькой девочкой, с которой когда-то познакомился, заматерела, и аппетиты ее росли день ото дня.
Но тот воскресный инцидент заставил меня посмотреть на ситуацию другими глазами. Глазами семилетнего мальчишки, который, конечно же, ни о чем не догадывался, и для которого я был просто папкой, без всяких оговорок. И тогда, по дороге домой, вспоминая боль и растерянность в твоих глазах, я осознал, насколько сильно ты нуждался во мне. Внезапно ошарашила простая и беспощадная мысль: а ведь Колька — единственный, кто любит меня по-настоящему, если разобраться. Старшие сыновья живут своими интересами и как-то незаметно стали чужими, жена — просто деловой партнер по семейному хозяйству, да и твою маму я уже давно интересовал исключительно как безотказный и удобный спонсор.
Оставшуюся часть дороги не мог больше ни о чем думать. Видел перед собой только твои растерянные глаза и понимал, что, возможно, мы встречались в последний раз. Теперь я остаюсь один. Эта мысль окатила меня холодной волной, и сердце сжало тисками. Но я не подал виду — лишь покрепче сжал руль и молча вел машину по ненавистной автостраде, удаляясь от своего сынишки...»
Было трудно разглядеть экран — мешали слезы. Я не стал их вытирать, а только часто-часто заморгал.
Разбежавшиеся буквы снова выстроились ровными рядами.
В конце письма стоял номер мобильного. Я достал свой телефон и стал нажимать кнопки: «Контакты. Добавить новый. Папа...»