Когда я поселился в этом доме, стены лифта были цвета неба любимого города.
Я часто смотрю в окно. Я видел как даль пеленой застилает осень, и как зачеркивает параллель проводов.
Дрожащим в руке маркером черные полосы выплескивают на глазурь алюминия глас моего поколения. Маркер, вдавливаясь, кричит, разносясь эхом до дверей вокзалов чужих городов. Так кричат в подушку те, кого никто не услышал.
Я однажды застрял в этом лифте, когда спускался в ближайший ларек за дешевыми сигаретами, и долго смотрел на вопрос " Когда закончится боль? " с двумя восклицательными. И я долго не мог ответить, потому что держал в руке маркер, когда мне было двенадцать лет.
Когда мне было двенадцать, Родина начиналась с картинки в моем букваре. Боли не существовало. Только белка, которая часто ворует орехи. Но этого дома не строил Джек. И этого города. И этой судьбы. Ее строил герой-инкогнито. За дверью лифта в клетке лестницы. В железной кабине внутри деспотичного микрокосмоса. Как Юрий Гагарин, ушедший туда, где другие не были. Они скрылись в вопросе: " где боль кончается? ". Я точно не помню формулировки того, что было снаружи. Но помню как буквы кричали и били друг друга.
Мне стало холодно. Я раздвинул двери руками. И закончился там, где стояла точка.