Кому несчастье, кому счастье...

Валерий Пятинин
          10 ноября 1982 г. на семьдесят шестом году жизни скоропостижно скончался Генеральный секретарь Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза, Председатель Президиума Верховного Совета СССР, четырежды Герой Советского Союза и Герой Социалистического Труда Леонид Ильич Брежнев. Ушёл из жизни выдающийся деятель Коммунистической партии и Советского государства, международного коммунистического и рабочего движения, крупный теоретик и талантливый организатор. Вся его большая, яркая жизнь была без остатка отдана великому делу Октября, партии Ленина, интересам трудового народа, строительству коммунизма.
        Вечером ко мне примчался друг, ленинградский художник Виктор Кравцев.
— Ты слышал? Вот, от сердца оторвал, на последние копейки! Давай помянем душу грешную нашего дорогого Ильича, незабвенного строителя коммунистического рая на многострадальной земле нашей российской!
Виктор вдохновенно разлил по стаканам бутылку дешёвого портвейна «Агдам».
— Да, слов нет! Ведь клялся и божился наш дорогой Ильич, вот-вот коммунистический рай наступит, а сам дуба дал! Сбежал, змей, в небесный рай… Хотя кому он в раю, да и в аду, нужен? Развратит там всех идеями марксизма!
— Чего ты радуешься? Придёт Андропов – ещё хуже будет! Этот хоть жить позволял… Портвейн для счастья народа до семи вечера давали! А теперь скажут: «Рай – только для проверенных членов КПСС…»
Шёл восьмой час вечера, но продолжить поминание крупного теоретика и талантливого организатора было необходимо и архиважно. А где её, выпивку-то, взять в такой чудесный день? Винные магазины сам виновник торжества позакрывал с семи до одиннадцати… в ресторанах и кафе блата не предвиделось…
Напряжённая работа мысли принесла результат. На 4-ю Советскую! А там – приятель-химик, а у него, как говорится, с работы спирт водится.
Встав под окном приятельской коммуналки, мы заорали:
— Владимир! Ильич!
Из окон высунулись жильцы.
— Владимир Ильич! Сивков!
В форточку высунулся Володя:
— Чего орете!? Весь дом подняли!
— Ильич! Помянуть край как надо нашего дорогого Ильича! Если ты настоящий коммунист, то дай! 
   — Нет у меня ничего! Нет, и всё тут!
Но, соседи Владимира Ильича решительно приняли нашу сторону.
— Дай им! Видишь, как страдают люди! Грех, Володя, не выпить в такой день, которого все
мы так долго ждали!…
Понимая, что на этот раз не удастся одолеть идейного противника, Владимир Ильич Сивков спустил нам на верёвке  бутылку спирта.
— Ильич! Тебе, видит Бог, на том свете зачтётся!
Из заманчиво-сладостных мечтаний об алкогольном рае в мастерской Виктора, нас вывел истошный женский крик, который внезапно раздался из арки типового двора-колодца.
— Помогите! Помогите!
Свернув на крик, мы увидели прелюбопытную картину бытового счастья. В помойке деловито копошились собаки, подростки играли на гитаре, а на втором этаже одной из парадных стояла женщина в ночной сорочке, прямо в открытое окно взывая о помощи и гневно указывая рукой на маленького лысого мужичка, что, качаясь, выходил из того же подъезда.
— Вот он! Бейте его!
Молодежь, прервав песни Высоцкого, яростно набросилась на лысого и маленького гражданина, который даже не пытался сопротивляться, но упал на землю и закрыл голову руками, а женщина в ночной сорочке продолжала свои гневные призывы:
— Дайте ему! Бейте его, козла!
Мы переглянулись.
— Ребята, за что вы его?
Пацаны остановились.
— Действительно, что это мы его?
Однако женщина не унималась:
— А ты, борода, не мешай его бить, коли сам брезгуешь, интеллигентик вшивый!
Вскоре картину советского благополучия дополнил милицейский газик с двумя вывалившимися из него ражими хлопцами, которые, пройдя мимо мужичка и подростков, схватили нас с Виктором и потащили к машине.
— Там, где следует, разберёмся!
Дело принимало плохой и, по всей видимости, политический оборот, поэтому мы попытались оказать представителям власти посильное словесное сопротивление:
— Нет! И нет! Стоим тихо, не выступаем, никого не трогаем…
Но работники органов твёрдо стояли на страже социалистического порядка и советской законности.
— Там разберёмся!
Вот попали! С бутылкой спирта в непитейное время да в день кончины Брежнева! Пришьют нам чёрте-что, и – пиши пропало…
— Разбирайтесь на месте! И, вообще, стыдно вам без разбору хватать ни в чём не повинных граждан, когда Коммунистическая партия, советский народ, всё прогрессивное человечество понесли тяжёлую утрату, когда из жизни ушёл выдающийся деятель Коммунистической партии, Советского государства, международного коммунистического, рабочего и национально-освободительного движения, пламенный борец за мир!
Один из стражей порядка, пошевелив серыми клеточками и оценив важность момента, поднялся в квартиру возмутительницы спокойствия. Все молча ждали, даже битый мужичок затих, ожидая своей участи… Наконец, милиционер вышел из подъезда и махнул рукой.
— Отпусти их всех! Мужик нажрался по случаю Его кончины, а жена по идейным расхождениям домой не пускает: «Все сбережения на чёрный день пропил…»
В мастерской на 9-й Советской мы «расслабились», устроили пир с музыкой, спиртом и танцами. А много ли бедному художнику для счастья нужно? Кисть, краски да бутылка неконфискованного спирта.
Виктор, невзирая на тяжёлую утрату советского народа и всего прогрессивного человечества, талантливо и вдохновенно сымпровизировал мой портрет на большом куске картона…
  Вот и получается: кому – несчастье, а кому – счастье выходит. И где же истина? А истина у каждого человека своя, да вдобавок ещё и непостоянная, противоречивая и текучая…

                Ленинград.        1982 год.