Миша твердо решил, что сделает это завтра: восемнадцатого сентября две тысячи двенадцатого года – в день ее рождения. Пойдет и признается в том, КАК он ее любит. «На потом» это дело откладывать было нельзя. Ведь этот пошляк Вася недавно пригласил ее в кино, а мажор Петя набрался наглости позвать ее в ресторан! Все это нужно немедленно пресечь! И действовать нужно решительно, как Жуков под стенами Берлина.
К операции Миша готовился, как настоящий коммандо. Оделся в неброскую толстовку, нацепил беговые кроссовки, чтобы было сподручней убегать от патруля, взял оставшееся от ремонта пластиковое ведро с белой, пахучей субстанцией, облезлую кисточку и, дождавшись темноты, двинулся к дому любимой.
Пять минут у него ушло на то, чтобы вычислить местоположение окна ее спальни. По всему выходило, что просыпаясь, любимая видит парочку железных гаражей и край дворовой помойки.
Прикинув, где примерно находится центр «вида из окна», Миша, встал задом к фасаду дома, лицом к гаражам и, высунув язык, вывел: «СОЛНЦЕ!». Писать было очень неудобно. Асфальт был покрыт землей, листьями и прочей неаккуратной дрянью, которая липла к кисточке и вообще, всячески мешала процессу.
Пыхтя и постанывая, упрямый Миша вступил в бой с тупой и беспощадной земной стихией. Битва была непродолжительной, но победоносной. На грязном асфальте появилось «СОЛЖЕ», так как «Н» и «Ц» почему-то слились в символ, напоминающий раздавленного жука.
Махнув рукой на снобский перфекционизм, Миша продолжил работу. В самом деле, никому ведь и в голову не придет прочитать слово, как «СОЛЖЕ», вон, буквально в двух метрах белеет похожая надпись, есть с чем сравнить!
Решив, что надпись на русском выглядит несолидно, Михаил решил написать «я тебя люблю» суровой латиницей. Со словами «I» и «LOVE» проблем не возникло. Короткий ступор вызвала попытка вспомнить, как расположены «Y» и «U» в английском варианте слова «тебя». За углом дома взревел мотор подъезжающей машины. Хлопнула дверца и застучали по тротуару каблуки.
Миша, обливаясь холодным потом, торопливо вывел «UOY» и бросился в заросший кустами просвет между железными гаражами.
Когда опасность миновала, наш герой выбрался из своей засады, стряхивая с одежды паутину, засохшие листья и какую-то неопрятную черно-белую слизь, о происхождении которой предпочитал не задумываться. Немного постояв над своей надписью, он уже сноровистой и твердой рукой начертал символ всех влюбленных: сердце, пробитое окровавленной стрелой.
Автограф – самое легкое, почему-то заставил Михаила призадуматься. Дело в том, что свою фамилию: «Срачкин», он не решался доверить грубому асфальту. К тому же, где-то на периферии сознания маячило осознание того, что марать подозрительными надписями покрытие не очень законно. Через некоторое время, посветлев лицом, Миша решительно макнул кисточку в ведро и написал просто и изящно: «Миша С.»
Утром влюбленный с невинным видом занял стратегическую позицию для того, чтобы увидеть эффект своего героического поступка. Сидя на довольно холодной лавочке, он ежился и временами бросал нетерпеливые взгляды на заветное окно.
Первым, кто отвлек его от созерцания окон, стал бомж, который выставил возле романтической надписи картонный ящик из-под бананов, разложил на нем газетку и приступил к неторопливой трапезе, солидно прихлебывая спирт из захватанного «мерзавчика» и закусывая пахучей селедкой, найденной на помойке.
Михаил нервно взглянул на часы. Степенно завтракающий бомж портил картину и лишал ее налета пасторальности, грубыми, урбанистическими нотами внося в нее бесчувственность и оттенки постмодернизма.
«Неее, такой перфоманс нам не нужен!» - решил Михаил и, воровато косясь на окно любимой, оторвал свой зад от скамейки.
Услышав глухое рычание, он испуганно сел на место. Михе показалось даже, что рычал бомж – этот волколак городских помоек. Но оглянувшись, он увидел парочку качков. Один из них был в кожаной куртке, бритый налысо, а другой имел острые уши, желтую злобную морду и шипастый ошейник на черной, мускулистой шее.
- Фу, Адольф! – Сказал тот, что повыше и дернул за поводок.
Доберманистый Адольф окинул унтерменша на скамейке презрительным взглядом арийца, величественно навалил огромную кучу и неторопливо направился в сторону любовной надписи на асфальте.
Похолодевший Михаил заворожено наблюдал, как поджарая задница с обрубком хвоста медленно опустилась возле восклицательного знака. Адольф же, деловито перебирая передними лапами, ставил жирную черту под его признанием в любви. По мере того, как у Адольфа кончалась «краска», черта становилась все тоньше и изысканней. Остановившись возле буквы «С», доберман пружинисто вскочил, оглянулся на своего хозяина, словно испрашивая разрешения, и рванул к стайке кайфующих неподалеку помоечных ворон.
Из ступора Мишу вывела тонированная «девятка», с жутким визгом колодок затормозившая возле лавочки. Из открывшегося окна вырвался столб дыма и понеслись чарующие звуки лезгинки.
Крепкий парень в «адидасе», выбравшийся с пассажирского сиденья, небрежно швырнул барсетку на лавочку рядом с Михаилом и, перегнувшись через стекло проорал в салон:
- Спасибо, брат! А давай еще разок!
Невидимый водитель прибавил звука в магнитоле и лезгинка, ощутимо выросши в децибелах, разбавилась дребезгом фонящих динамиков.
- Асса! – крикнул джигит и пустился в лихой пляс, попирая носками кроссовок пробитое стрелой сердце.
Это стало последней каплей. С криком: «Ты топчешь мои грезы!», Миша вскочил со скамейки и бросился в атаку.
Парень в спортивном костюме недоуменно обернулся и чисто инстинктивно пустил в полет свой загорелый, покрытый печатками, кулак.
Степенно трапезничающий бомж улыбнулся и философски отхлебнул из мерзавчика.
Таню разбудил визг ворон, собачий лай и агрессивные крики под окнами. Зябко накинув на плечи халат, она подошла к окну.
Промозглое утро явило ей привычные ржавые гаражи и ежеобычного бомжа Иваныча, трапезничающего на своем законном «пятачке», рядом пасся с победоносным видом доберман Адольф, держащий в пасти пучок вороньих перьев. Его бритоголовый хозяин Витек о чем-то оживленно разговаривал с горбоносым незнакомцем в «адидасе», а у их ног лежало тело, задрапированное в серенькую толстовку с глухим капюшоном. Из-под капюшона траурно катились на нарисованную на асфальте стрелу красные тягучие капли.
«Снова «простреленная жопа» под окнами!», - вздохнула Татьяна, имея в виду пробитое стрелой сердце несчастного влюбленного и пошла в прихожую, звонить в «Скорую».
Резкий звонок в дверь заставил ее вздрогнуть. Боязливо посмотрев в «глазок», Таня увидела только несколько нежно-розовых бутонов.
Дверь, лязгнув тяжелым засовом, отворилась. На пороге стоял Боря из танцевальной секции и в руках у него был огромный букет из роз.
- Привет! – застенчиво сказал Борис.
- Привет!
- Поздравляю с днем рождения, Танюша! Пойдем после уроков… погуляем?
Таня счастливо зарылась лицом в умопомрачительно пахнущие лепестки.
Под окнами слышался удаляющийся вой сирены медицинского экипажа, разбавленный прекрасными звуками лезгинки.