Я увидела, как это отвратительное существо сперва лежало
недвижно, а потом, повинуясь некой силе, подало признаки
жизни и неуклюже задвигалось. Такое зрелище страшно;
ибо что может быть ужаснее человеческих
попыток подражать несравненным творениям создателя?
(Мэри Шелли)
“Где, часто спрашивал я себя, таится жизненное начало?” – этот вопрос не давал покоя Виктору Франкенштейну. Ему казалось, он нашел ответ, но он ошибся.
Обратимся с этим вопросом к величественным цивилизациям древности, для которых подобный вопрос никогда не стоял, ввиду очевидности ответа.
Жизненное начало.
В мире Традиции существует единственное жизненное начало, которое, тем не менее, двойственно. Одно начало – божественное, расположенное вне повседневной реальности, но в полной мере ей сопричастное. Божественное начало либо проявляет из себя реальность (в религиях манифестационизма), либо творит ее (в креационизме). Таким образом, у мира и у человека есть Творец, который есть альфа и омега всего сущего, и отрезок человеческой жизни не более чем фрагмент большего, чем этот отрезок вектора божественной воли.
Другое жизненное начало – это божественный элемент в человеке (дух), который причастен к индивидуальной человеческой душе и телу, и в тоже время причастен к Богу. В своей сути эти два начала едины.
Отсюда следует, что жизнь человека берет свое начало до факта рождения и не заканчивается фактом смерти.
Смысл жизни и причина рождения состоит в реализации предназначения, то есть в движение к своей внутренней сути. Это движение может осуществляться в двух направлениях – внутрь себя, к оси своего глубинного естества, или в направление к Богу. Оба пути ведут к единому итогу – воссоединению человека с жизненным началом через реализацию своей внутренней сущности, различной у людей, но единой в своем истоке.
Говоря проще, смысл жизни человека в мире Традиции состоит в том, чтобы познать самого себя и стать самим собой.
Процесс становления и постижения – это и есть жизнь. Внутренний закон человека – это стремление к Богу, и закон свыше ему тождественен.
Но наступает момент почти незаметной катастрофы, когда между внутренним законом и законом свыше появляется промежуток. В нем располагаются страсти, профанная праздность, духовная леность и все прочее, что ни имеет никакой ценности для внутренней реализации человека. Поначалу человек Традиции перешагивает этот промежуток легко – в нем сильно устремление к вершинам духа и живо ощущается небесный закон. Но промежуток ширится и его преодоление становится все более сложной задачей. В конце концов, между внутренней сутью человека и Богом, образовывается настолько бескрайняя бездна, что не имеющему опыта свыше человеку остается лишь помнить, а потом лишь верить в существование жизненного начала от Бога. Хронологически этот катаклизм происходит в период Реформации и начала Нового Времени.
К эпохе Просвещения последние огни веры гаснут, и всем миром объявляется промежуток пустоты между Богом и сутью человека. Это кардинально меняет человеческое восприятие жизненного начала. Теперь оно приравнивается к факту рождения, которому совершенно ничего не предшествует.
Отныне человек tabula rasa (“чистая доска”) и его содержание полностью задается внешними условиями и правилами.
Мир Франкенштейна.
Прибегнув к определенной аллюзии можно назвать мир промежутка – миром Франкенштейна.
Напомним содержание романа Мэри Шелли…
Молодой человек с хорошим воспитанием, из благополучной семьи отправляется учиться современным наукам. В юные годы он увлекается герметизмом, но учителя убеждают его в том, что все это глупости непросвещенных людей стремившихся к “невозможному” (то есть тому, что выходит за пределы логики промежутка). Тогда юный ученик страстно увлекается современными науками, в чем достигает больших успехов, и даже, как ему кажется, находит то, что является жизненным началом в человеке. При помощи этого знания он сам творит человека – оживляет сшитое из человеческих останков существо. Но ужасаясь своему творению, он бросает его на произвол судьбы.
Существо блуждает по миру, всюду встречая лишь страх и ненависть, и в конечном итоге озлобившись, начинает истреблять близких своего творца.
Интересующий нас момент романа в том, что человек присваивает лично себе жизненно начало. Не Бог теперь мера всех вещей, а человек, и раз жизненно начало его собственность, то он же становится автором смыслов жизни. Этой же глубинной переменой означена эпоха Просвещения.
В романе, Франкенштейн дал своему творению жизнь, но не ее смысл. Уродливое существо пыталось отыскать его самостоятельно или выпросить у творца. Собственно, в этом его главное отличие от большинства людей промежутка – им дают смысл. Больше принципиальных отличий нет.
Человек промежутка рождается в обществе людей – получает воспитание, образование, детские травмы и множество иных внешних влияний, которые определяют содержание его жизни и его самого. Разумеется, все это было и в мире Традиции, но там было нечто еще, не зависящее, ни от каких внешних условностей – дух и Бог, которые являлись безусловными категориями жизни, не подвластными ничему внешнему. Жизненные принципы человека Традиции оставались непоколебимыми в любых обстоятельствах, потому что они были присущи самому человеку в его жизненном истоке.
Человек промежутка же следует лишь внешним по отношению к себе моральным императивам, и меняется вместе с общественной моралью. Он не способен черпать смысл в себе самом, и ищет его во внешнем по отношению к себе – обществе.
И здесь стоит упомянуть об одной разновидности людей промежутка – тех, кто объявляет о своей оппозиции обществу, выказывает свое нежелание быть определяемым общественными правилами. Такой человек считает себя творцом себя. Но чаще всего его даже не стоит сравнивать с человеком Традиции, т.к. в нем нет стремления познать самого себя и обнаружить незыблемые принципы в себе. Нет. Он просто придумывает для себя принципы, сущность, “Бога”… но его оригинальность носит такой же внешний характер, как и мораль большинства обитателей мира Франкенштейна.
Он обладатель той же сомнительной “свободы” совершать действия, не имеющие значения и принимать решения, которые ничего не значат.
Сбежать из промежутка.
Конечно, никакого промежутка на самом деле нет. Это абстрактный конструкт – тотальная иллюзия тех, кто готов смотреть куда угодно, только не на Небо и не в самих себя.
Но дело не только в отсутствие желания, но и в отсутствие знания о том, что в себе самом есть нечто кроме органов, а на Небе что-то кроме продуктов конденсации.
В мире Традиции это знание было живым – непосредственно переживаемым в опыте жизни. Мир же промежутка строится на отрицание этого знания – на бегстве от самого себя, с взглядом упертым в землю.
Тем не менее, определенные традиционные институты (например, Церковь) остались и в мире Франкенштейна, и тот, кто стремился к последним оплотам сакрального в бездуховном мире, и вступал на путь духа осмыслено – рано или поздно познавал Бога в своей сущности и восстанавливал цельный порядок вещей, хотя бы в самом себе.
Этот путь понятен и наиболее очевиден. Его траектория от закона свыше к закону внутреннему. Но есть и обратная траектория, смутная и неопределенная – преодолеть промежуток, разыскивая Бога в самом себе.
Такой путь начинается со слабо осознаваемого, туманного подозрения, что что-то не так… и если человек все же следует за своим предчувствием, то оказывается на перепутье множества дорог, где практически нет ориентиров, а есть только расплывчатое представление об исходной и конечной точке пути. А иногда нет и этого.
Движение почти вслепую для большинства идущих не заканчивается ничем. Они теряются где-то в пути, обманутые теми или иными низшими аспектами своего естества – сходят с ума, оказываются в тюрьме, совершают отчаянные акты суицида и многое другое. Главное, что их дерзкая попытка познать себя заканчивается разрывом себя, жестокой травмой собственной сущности или “зависанием” на каком-то фрагменте пути. Немногие способны пройти путь во тьме из откуда-то куда-то. Вполне возможно даже что идущий не догадывается и формально отрицает конечный пункт своего движения – Бога. Ему просто нестерпима бессмысленность промежутка, и он жаждет во чтобы то не стало обнаружить нечто за его пределами.
Самые дерзкие и вовсе стремятся уничтожить промежуток, и не только в самом себе, но и вовне.
Трагическая история XX века повествует именно об этом. В ней целые народы были вовлечены в отчаянный штурм стен промежутка. Западный мир встал на защиту этих стен, выставляя своим идеалом комфортно обустроенный промежуток. Советский Союз же в своем изначальном импульсе стремился сокрушить эти стены, пролетарским тараном или ракетами, устремленными в космос, чтобы обнаружить своего Творца хотя бы в мистической стихии Труда, но только не в человеке. В век промежутка, полагаясь лишь на собственные предчувствия, легко можно было в своем рывке к небесам быть низвергнутым в бездну. Что в конечном итоге и произошло.
К концу XX века промежуток утвердился окончательно, а Франкенштейн (человек) стал его единственным творцом.
Бунт против Франкенштейна.
Теперь выведем из рассмотрения всех, кто не является в полной мере продуктом промежутка, и взглянем на тех, кого новая эпоха определила полностью.
Итак, в мире промежутка творец всех вещей Франкенштейн (человек) и он вручает смысл человеку. Но человек XXI века отказывается принимать этот дар – человеческий смысл. Ему не нужен смысл, он более не хочет социализации, ему не интересно идти в себя, или за учебником. Его единственная установка состоит в разрыве даже с придуманным людьми жизненным началом, и априорным отказом от собственного/божественного.
Единственный интерес человека XXI века сводится к тому, чтобы сделать свое разложение как можно более эффектным и зрелищным. Его жизнь – движение во тьме с целью ниоткуда не выйти и никуда не прийти. Да и есть ли он сам? Может это просто случайный сгусток информации из интернета, помноженный на картошку фри с галлюциногеном.
В мире Франкенштейна больше никого нет.
Ищущий.
Все ли так безнадежно?
Вернемся к роману Шелли.
Чудовище созданное Франкенштейном было в самом буквальном смысле создано человеком, и, тем не менее, оно настойчиво искало смысл в самом себе. Парадокс в том, что оно его нашло.
Сшитое из человеческих останков, неуклюжее и уродливое существо, не встречавшее в жизни ничего кроме ненависти, находит точку опоры внутри своего естества – обнаруживает в себе подлинного Творца всего сущего, и внутреннею добродетель. Несомненно, это чудовище демонстрирует куда больше подлинно человеческих черт, чем его или наши современники. Вовсе не Франкенштейн обнаружил жизненное начало, а его созданное по недоразумению творение.
“Мой дух уснет спокойно; а если будет мыслить, то это, конечно, будут совсем иные мысли”, - произносит существо, перед тем как сжечь свое тело. Этот приговор оно вынесло себе, основываясь лишь на внутреннем, безусловном законе, как воздание за свои злодеяния. Для него не могло быть иначе.
***
А вы когда-нибудь смотрели на Небо в самом себе?
16.09.12.