Умиляют меня осенневатые клёны.
Словно плеснули на них разноликой массой разноцветия.
Розоватые острые кончики так и просятся на обесцвеченную летним жаром голову веночком шаловливым.
Красные, с флага слетевшие канадского, кружат резью ножниц листовой, будто в облаках не мозговое серое бремя с расчерченными извилинами, а вылет свободный, туда, за кордон.
Желтизною своей они опестряют яркую птицу древа, и, кажется, махнёт рукой ветерок и останутся клёны без причёски до самой оттепели.
А колдуны лесные, обросшие, как щетиной, мхом, дубы развесистые — ветви тяжелые, а листки сухие, будто излили с ливневой грозой весь изумрудный сок.
Рябинушка покраснела, да нет, ягодки горечью мирской налились раньше, теперь перья навострила красные и тоже ждёт.
Весь лес в ожидании, нет времени любоваться, схватил «Лейку» и по кронам дефиле.
А в лужах тонут первые вестники дрожащей и стеклянной лёдной зимицы.
Повремени, лесок родненький, твоя красота незабываема, как раскрас индейский боевой.
Ветер метлой своей продувной в кучу листья наскребёт и будет золотинкой тлеть сентябрь.
Терпи меня мирная осень, ведь твоё короткое время циклично, а я уйду и не вырастет новых листочков.
Медью начищенной лиственный локон,
В кронах щербато ветер шипит,
Брызжет слюною дождь в панцирь из окон,
Тучами пенными осень кипит.
Словно ухмылка, складка дороги
Ржавого цвета грязи и луж,
Что вы наделали с вечностью, боги,
Круговоротом из пекла и стуж?