Записки Барбариски... еще чуть-чуть, продолжение..

Клара Хюммель
7,неделя от начала месяца,6 лет спустя от начала


         Я не была у Сережки на похоронах, а наши все были. У меня вдруг появилась усталость от людей, я выключила все телефоны, устроила жесткую фильтрацию звонков и на работе. А все потому, что я боюсь твоего звонка, боюсь вопроса, когда же я перееду к тебе. Как ответить на него, когда я, как старомодная дама, не признаю понятий "пробный брак" или "гражданский брак , как будто есть брак между гражданами , а есть между "негражданами". Что - то фальшивое есть в этом названии. А может, дело не в названии, а в чувствах, определяющих такой брак? Значит, кто-то еще оставляет за собой возможность уйти. Я вспоминаю миллионы сказанных слов, тысячи эсмэсок и сотни звонков. Я помню наизусть все наши встречи, я чувствую, я надеюсь, что ты тоже любишь меня. Но я не хочу  гражданского брака, хотя хочу быть рядом сейчас больше всего. Я выключила все телефоны и не выхожу в интернет, поэтому  я не узнала, что Сережка застрелился. Я узнала об этом только сегодня, когда Лялька, нарушив все негласные договоренности, пришла и сказала, что его больше нет. Сказала и продолжала стоять в открытых дверях моей квартиры. "Зачем?",- это был не вопрос, это было отчаяние, невозможность что-то поправить. Да и разве я смогла бы  это сделать? Ведь не смогли ни друзья, ни родные, ни сама Валентина, ни новая его жена. Хотя ....Иногда случайно оброненная фраза даже совсем незнакомым человеком может круто изменить твою жизнь.
               
             Я не выдержала и пропустила Ляльку в дом. Она еще ни разу не была у меня в моей маленькой квартирке, поэтому с жадностью осматривала каждый уголок, пытаясь понять, насколько я изменилась. Она знала мои привычки и мои вкусы, но это узнавание кончилось 6 лет назад, и теперь она сопоставляла меня ту, из прошлой жизни и эту, нынешнюю, которую она знала только с чужих слов. Я молчала, но не от того, что до сих пор не хотела с ней разговаривать, а от того, что просто не было сил. Не было сил справиться с недоумение,  смешанным с большой дозой жалости к Валентине. Хотя, что ее жалеть, ведь Сережка был, как она говорила, закрытой страницей в ее жизни.
               
   Они познакомились еще в 9 классе, когда Валина мать купила квартиру в нашем районе и Валентина посреди учебного года пришла в параллельный класс. За их романом наблюдала вся школа. Они были абсолютно разные. Он был спокойным мальчиком, чувство собственного достоинства било в глаза, хотя и высокомерием это нельзя было назвать. Она -  хохотушка-пампушка, с огромными глазами,  в которые заглядывать было опасно, такие они были глубокие. Сережка , видимо, заглянул и пропал навсегда. Все школьные перемены-вместе, у окна. Домой он ее провожал, конечно же,  каждый день, потом шел совсем в другую сторону. Родители привыкли со временем, что Сережка приходит домой из школы спустя час. После школы уехали в другой город, но Валентине -  учиться на год меньше и вернулась она домой с дипломом и ожиданием ребенка. Я встретилась с ней только тогда, когда она  гуляла в сквере рядом с моим домом.                Девочка была совсем крошечной,  чуть больше месяца, закутанной в красивое одеяльце с ажурным уголком. Валюшка вся светилась от счастья и нового жизненного и душевного состояния. Она - мама! Но я не узнала ее сразу, и поняла кто это только после того, как она меня окликнула. Я была глубоко потрясена, так она изменилась. Из пухленькой пампушки она превратилась в совсем худенькую, с хорошей фигурой молодую женщину. Перемена была настолько разительна, что было такое ощущение, что Валентину подменили. Мой мозг отказывался переваривать такую информацию, и я не смотрела на Валентину, у меня было ощущение, как будто я увидела что-то потаенное, что-то такое, что Валентина прятала-прятала, а потом нечаянно всем показала вне своего желания. Она была, как бабочка, вышедшая из куколки, прекрасной и вот-вот могущей вспорхнуть. Передо мной стоял другой человек. Совсем другой. Странно, но изменение внешности Валентины каким-то образом повлияла и на ее внутренний мир. После нескольких встреч с ней я поняла, что из простой хохотушки, видящей мир в радужных тонах, она превратилась в глубоко рассудочную даму, ищущую в каждом событии как можно больше пользы для себя. 
               
        Жизнь то бежала, то медленно семенила по своей дорожке, я примерялась к ее движению, иногда подгоняла ее сама, и часто просто некогда было что-то узнать о других. Они тоже шли по своим дорогам. У некоторых дорожка была сказочной, если рядом оказывался волшебник. Кто-то бежал, торопясь быстрей-быстрей уйти дальше и поэтому дорожка была узкой, а кто-то протаптывал себе широченную колею, чтобы потом по ней шли все, кого нужно было тащить за собой по жизни. Редкие встречи на перекрестках давали какую - то информацию. Иногда она пролетала, как теплый ветерок, чуть касаясь щеки: у друзей все хорошо, а иногда царапала кожу острием заледеневших капель. Тогда нужно было свернуть на другую дорогу, забежать к другу и поддержать по мере сил. Так я однажды узнала, что Сережка живет один,  Валентина ушла от него.Ушла к другому, который дал ей что-то такое, чего не хватало ей в прошлых отношениях. А Сережка стал "закрытой страницей в ее жизни", как сказала она мне при встрече.
               
       Сережка долго не мог поверить, что Валя ушла совсем. Ему тяжело было остаться без Бога, ведь ее он назначил своим Богом и поклонялся ей. Я не знаю, что он чувствовал, приходя к ней каждый день, могу только предполагать радость и то мучение, что встреча их всего на полчаса и Вале она в тягость. Она запретила приходить совсем, но понимала, что это неправильно, ведь дочь так его любила, они не могли обходиться друг без друга. Сережка женился спустя два года, женился, чтобы доказать себе и ей, что можно жить сосем другой жизнью. Она могла состояться эта жизнь. Но Сережка так и смог представить себе возможность такой жизни, чувство собственного достоинства не позволяло ему любить одну женщину, а строить жизнь с другой. Да и жизнь разве это была? После работы не домой, а к Валентине, подарки сначала Вале и дочке, а уж потом новой жене. Попытка построить новую жизнь продолжалась три месяца. А потом Сережка застрелился.               
         Я стояла у окна, слушала рассказ Ляльки о том, как стояли  две  женщины у гроба мужчины, которого любили, одна в прошлом, другая в настоящем. Но та, что считалась его вдовой и сейчас была на втором плане. Все выражали соболезнование Валентине, ведь до сих пор многие считали именно ее его женой. Почему она ушла от него? Все верили в сказку о вечной и красивой любви, про принца и принцессу, а они оказались обычными людьми, и Валентина не стала никому объяснять этого.
               
          Я смотрела за нити дождя за окном , возможно, стараясь рассмотреть что-то там, далеко, но видела только смеющиеся, счастливые лица Вали и Сережки на выпускном. Но что-то мешало мне воспринимать снимки из прошлого, что выдавала мне память. Ах да, рассказ Ляльки о похоронах не состыковывался с их счастьем на снимках памяти, что видела я. Как можно быть счастливым кому-то, если другой погиб от этого счастья? Но прошлое лишь измышления ума, мы просто проживаем прошедшее в сиюминутных  иллюзиях, а сердце живет настоящим. Мое сердце - тоже. Поэтому сейчас я все же попрошу Ляльку уйти, хотя слышу вкрадчиво-жалобные нотки в ее голосе. Попрошу уйти, потому что в моем сердце еще жива горечь предательства. Я останусь одна и буду ждать твоего звонка. Я буду помнить о счастливых лицах Вали и Сережки, когда буду разговаривать с тобой. Но, что я скажу тебе сейчас, я не знаю. Сердце подскажет