Эротические приключения барона Мюнхгаузена, или ничего невозможного нет.
Baron von Muenchhausens erotische Abenteuer, oder Nichts ist unmoeglich.
Melchior Verlag, 2008
Гл. 3. Волчица из Петербурга
Читатели моих приключений могут быть уверены в правдивости моих воспоминаний о волчьих охотах. То, что большинство людей доверчивы, не обладают воображением и, кроме того, еще и глупы, для меня не новость. Но то, что можно быть настолько тупым, чтобы не раскусить мои рассказы хотя бы в незначительной степени, я действительно не мог и предположить. Даже моя жена принимала мои волчьи истории за чистую монету, и ни разу следующее утверждение не пробуждало ее недоверия: в огромном лесу в глубине России я повстречался с неким волком, который был прекрасен.
Красота! Каждый охотник знает, что красота на самом деле не является сильнейшей стороной волков. Естественно, я говорю не об обычном волке. Я имею в виду одну волчицу, а именно прекраснейшую волчицу Санкт-Петербурга. Это великолепное создание звали Вера Попова, и уже первые четыре буквы ее фамилии являли собой мечту любого гвардейского офицера.*
Почему я сказал «волчица»? Если в наши времена еще не у всех выветрилось классическое образование, то нет необходимости каждому пояснять следующее.
Не надо считать меня слепым поклонником античности, культура идет лишь от образования. Вот что некоторое время назад я наблюдал в недавно открытых во время раскопок, а до того долгое время погребенных под слоем пепла Везувия Помпеях .** Мне показали совершенно освобожденный от пепла бордель, и я нисколько не удивился тому, что увидел в жалких каморках, в которых публичные девки принимали своих клиентов. Вся обстановка состояла из единственной кровати и песочных часов.
С песочными часами было связано следующее обстоятельство. Каждый клиент имел право продолжать дело лишь до тех пор, пока песок в часах не перетек. Как только это случалось, шлюха безжалостно извлекала из себя член клиента, даже если добрый человек еще отнюдь не закончил своих усилий. Либо снова плати, либо убирайся! Тот, кто не мог заплатить, но с прежней похотью продолжал барахтаться дальше, получал зубы или ногти шлюхи столь глубоко в свою плоть, что сразу понимал, почему этих женщин называют «lupa», волчицы.
Волчиц подобного сорта я всегда имел в виду в своих историях о волчьих охотах. Когда я, например, рассказываю в одном из моих приключений, что затолкнул шомпол в пасть волчицы, то и наиглупейшие должны понять, что я имею в виду, даже если некая злополучная дама еще никогда не ощущала шомпол своего супруга в этом прекрасном месте. Мне жаль бедных женщин, которые верят, что их рот существует только для болтовни и не имеют понятия о том, какое удовольствие может он доставить – при условии, однако, что он будет столь же молчалив, как и другой, к счастью, безъязыкий рот, находящийся у них между ног.
Однако вернемся к Вере Поповой.
Она была самой желанной кокоткой Санкт-Петербурга, и при этом безгранично избалованной. Как я уже упоминал выше, эта волчица была сама красота. Это смуглое лицо, эти зеленые глаза, эти похотливые, расчетливые, злые, опьяняющие глаза! И ее груди с удлиненными острыми сосками, которые были созданы отнюдь не для вскармливания младенцев, но для тех, кто отнюдь не удовлетворяется одним лишь молоком. Или ее талия – столь же тонкая, как горловина песочных часов помпейских девок. А полностью обладать тем, что помещалось ниже этой талии, позволялось лишь мужчинам с особо длинными членами, – о, сколь невыразимо прекрасна была эта дрянь!
А ее длинные золотые волосы! Когда она распускала их, они достигали венерина бугорка и сливались там с треугольником столь же золотистых кудрявых волос.
Такова была Вера Попова. Но, к сожалению, была она и волчицей: ее зубы были остры, и ее когти безжалостно впивались в жертву – в содержимое портмоне, выбивая золотые цепочки, часы, – всё, что угодно. Об этом рассказывал один офицер гвардии. Также он поведал о том, что она отправляется в постель в меховой шубе .*** И хотя под шубой она полностью нагая, она не снимает ее, а чтобы заполучить побольше денег, для начала обрабатывает пенис клиента с помощью когтей или рта. И если партнер всё более возбуждается, лишь пожимает плечами, злорадно усмехается и еще теснее закутывает шубу вокруг бедер.
Я решил приручить эту волчицу.
В деревянное изголовье моей широкой кровати я вкрутил крепкое латунное кольцо и приобрел длинную, хорошо пружинящую розгу. Затем я направился в отель «Метрополь» ,**** излюбленное место пребывания Веры Поповой, и нашел ее там.
Она сидела в одиночестве за мраморным столиком и мелкими глотками потягивала из бокала шампанское, совершенно не обращая внимания на молодых офицеров, усердно и пивших и евших вокруг нее, – в действительности, однако, жадно косивших в ее сторону и словно желавших поглотить ее глазами.
Она немного приспустила шубку, что позволяло видеть ее полные плечи, и водила опытными пальчиками по бокалу шампанского, поглаживая его снова и снова по всей длине, словно перед нею было нечто столь же твердое, но более толстое и непрозрачное. Затем она подносила его ко рту.
Я приблизился к ней.
«Меня зовут барон фон Мюнхгаузен, могу ли я присесть?»
Она оглядела меня с рафинированным безразличием. Однако мой новый синий парадный мундир с тесно облегающими белыми панталонами, которые обрисовывали контуры кое-чего, похоже, произвел определенное впечатление.
Разрешающим движением руки она предложила мне стул.
«Ну-с, господин барон, – сказала она, – у вас, вероятно, лежит кое-что на сердце».
«Совершенно верно, милостивая государыня, – ответил я, – только я, к сожалению, не могу этого высказать».
«Ну, я, однако, тоже не могу» – засмеялась Вера Попова.
«Вот ведь проблема! – воскликнул я. – Однако чтобы вы целиком и полностью мои сокровенные желания сумели узнать и понять, я придумал один совершенно новый способ передачи сообщения».
«Один совершенно новый что?» – смеялась она.
«Совершенно новый способ передачи сообщения», – повторил я. «И как это работает?» – вновь засмеялась она.
Я галантно поклонился. «Дело требует небольших предварительных усилий с вашей стороны, но смею надеяться, что вы воспримете это только как приятное ощущение».
«Итак, что я должна делать?»
«Милостивая государыня, – произнес я, торжественно понизив голос, – если вы будете столь любезны засунуть вашу ручку в карман моих панталон, то там вы обнаружите некое сообщение, которое тотчас недвусмысленно уведомит вас о моих самых глубоких желаниях».
Ручка Веры Поповой украдкой проникла в карман моих панталон и нашла там нечто очень длинное и твердое. Это, очевидно, импонировало ей не меньше, чем та тысяча рублей, которая была одновременно обнаружена там же.
Ее глаза были в этот момент полузакрыты.
«Когда?» – спросила она охрипшим голосом.
«Сейчас» – ответил я.
«Согласна» – сказала она и поднялась.
Вскоре после этого мы очутились в моей шикарной спальне с широкой кроватью и различными охотничьими трофеями, саблями и пистолетами на стенах.
Вера Попова разделась за ширмой с нанесенным на нее одним художником по моей просьбе прекрасным изображением Венеры и Адониса. Венера была не только обнажена, но и весьма соблазнительна, так как позировала художнику моя аппетитная юная кухарочка. Скромность не позволяет мне открыть, кто послужил моделью для прекрасного Адониса. Выдам, однако, тайну, что сей красавец-мужчина был снабжен замечательным членом без малого сорока сантиметров длиной.*****
Когда Вера Попова, нагая под шубой, вышла из-за ширмы, она, хихикая, показала на хер Адониса и спросила: «У барона он такой же длинный?»
Я отложил ответ на потом.
Вера Попова удобно расположилась в постели. «Подойдите же немедленно, барончик, – сказала она. – Мы желаем посмотреть, что же начать делать со столбом, который вы, очевидно, носите с собой поблизости от кармана ваших панталон. Итак, снимайте же штаны, а доломан****** можете оставить».
Я последовал ее совету, полностью сняв, однако, и доломан, и приступил к делу: я мягко присел на край кровати, нежно распустил ее волосы, зажал толстый, золотистый жгут их в руке, молниеносно пропустил его сквозь кольцо в изголовье кровати и завязал крепким двойным морским узлом, каким крепятся фалрепы корабельного трапа.
Вера Попова села.
Я изменил тон:
«Мне знакомы ваши отвратительные постельные причуды, дорогуша. Я собираюсь сейчас же преподать вам урок покорности, подобающей женщине».
С этими словами я схватил специально приобретенную для этой цели розгу и задал Вере хорошую взбучку. Как она ни крутилась и ни извивалась, латунное кольцо крепко держало ее за волосы. Она барахталась и кричала, от боли вывернулась из своей шубы и уже полностью обнаженная легла на постели – сначала на спину, где розга погуляла по ее роскошным бедрам, потом от боли на живот, где и пара великолепных ягодиц теперь могла попробовать розгу.
«Вы с ума сошли, – кричала она, – это вам будет стоить гораздо дороже!»
Я совершенно спокойно продолжал щёлкать розгой, пока она не стала тише воды, ниже травы:
«Смилуйтесь! Смилуйтесь! – жалобно простонала она. – Я сделаю всё, что вы пожелаете, если только вы прекратите! Пожалуйста, пожалуйста, дорогой господин барон, я обещаю, я сделаю всё-всё!»
Я отбросил розгу в сторону, потому что, собственно, экзекуции подобного рода вовсе не доставляют мне удовольствия. Я – абсолютно гуманный человек, особенно по отношению к прекрасным дамам, как бы низко они ни вели себя с другими мужчинами.
Вместо розги моя освобожденная от шкуры волчица могла теперь глубоко в свою плоть принять нечто иное, что также могло бы называться розгой, – хотя в данном случае, пожалуй, лучше именовать это нечто «столбом». После обжигающих ударов розгой она в предвкушении наслаждения встречала этого могучего незваного гостя почти в невменяемом состоянии. Она широко раздвинула ноги, забросила их мне на плечи, она дико билась, словно хотела насадиться на мой столб целиком. О, как же я после этого в нее врезался!
Затем она сжала бедра, схватила мою мошонку как некую драгоценность, перекатывала яйца между пальцев, вздрагивала бедрами, снова и снова наносила удары, пыхтела, вдруг замерла с длинным хриплым криком и кончила.
Я развязал узел ее волос и освободил их из кольца. Однако вновь обретенная свобода, казалось, особенно ее не заинтересовала.
Она судорожно сжала мой пенис и воскликнула:
– Еще раз, господин барон, еще раз!
Что я, разумеется, более чем с удовольствием исполнил.
Когда позже я рассказал эту историю молодым гвардейским офицерам, они только посмеялись и сочли меня лжецом. Но их смех прошел, когда они увидели, как эта дикая волчица месяцами словно ручной ягненок ходит за мной и просит разрешения пойти со мной ко мне домой.
Так как она была прекрасна, ее мольбы иногда смягчали меня. Из благодарности она любила с такой преданностью, которую подчас ищут ей подобные, и каждый раз на прощание подавала моему пенису руку настолько сердечно, что прощание откладывалось снова и снова.
Можете мне верить или нет: вновь и вновь она уверяла, что жить больше не может без моего пениса. Я постарался ей объяснить, что она преувеличивает, и, очевидно, мне это наконец удалось; так, когда я покинул Санкт-Петербург, она вынуждена была утешаться с полудюжиной гвардейских офицеров еженедельно и лишь при этом ей удавалось сохранять действительно весёлое расположение духа.
* Игра слов: Popo (нем.) – попа. (Здесь и далее - примечания переводчика).
** Раскопки в Помпеях начались в 1748г., годы жизни барона - 1720 - 1797.
*** В оригинале: Pelz (нем.) - шуба, мех, шкура.
**** Гостиница «Метрополь» находится в Москве. В Петербурге ресторан «Метрополь» был построен только в 1847 г.
***** Для сравнения: Лука Мудищев обладал «восьмивершковой елдой», что составляет 35,5 см.
****** В оригинале: Jacke (нем.) - жакет, куртка.
Перевод с немецкого, примечания Михаила Окуня.