Симфония камня: отвлечённый разговор об архитектуре.
Любой город – это не столько, сколько места он занимает на карте, сколько как ты его воспринимаешь. Живой организм, с венами и плотью. Не всякий город представит свои тайны. У многих их просто нет. Но об особенном духе Петербурга знал ещё Пушкин, а Гоголь и вовсе превратил бывшую имперскую столицу в средоточение всей мистики мира.
О том, что Петербург – город мистический, понемногу да краем уха слышал каждый. Только мистерия эта витает, скорее, в воздухе, и конкретно её не нащупать. В неё надо верить. И во многом именно архитектура сделала Петербург таким, какой он стоит и сейчас, немножко пыльный и облупленный, местами реставрируемый, но вполне годный для любого исследования.
Нет смысла изучать историю застройки города от Петра до наших дней. Всё это удел исследователей архитектуры. Человек, который хочет открыть для себя красоту камня, должен сделать всего два движения: раз! – открыть сердце, два! – включить восприятие. Как человека составляет его тело и душа, так же любой город состоит из множества каменных тел, душа которых кроется где-то под штукатуркой и порой запылёнными окнами.
Невозможно, категорически воспрещается смотреть на дома, думая о том, что это всего лишь коробки для обитания людей! Каждую такую коробку распланировал и создал архитектор, вложивший ум, сердце, талант и кусочек души.
Вот нарядный дом архитектора Белогруда на площади Льва Толстого (сейчас он в лесах, как в парандже – спрятался). Что было бы с Петроградской стороной без этого башенного замка с ассиметричной планировкой и парадоксальным дизайном фасада? Собственно, Белогруд и прославился только благодаря этому дому. Благодаря этому дому его вносят во все справочники по архитектуре.
Равно как и славного питерского поляка Мариана Перетятковича, который, по большому счёту, только напортил, но напортил так изящно и грандиозно, что ни у кого не повернётся ни рука, ни язык сделать что-то со зданием нынешних касс аэрофлота в конце Невского.
Стиль модерн принёс Петербургу интересные решения и море каменного зверья и каменных палисадников, которых сейчас нечасто встретишь в решениях современных архитекторов, пытающихся возродить модерн. Дом Лидваля – это библиотека модерна, которую давно уже почитал каждый любящий Петербург знаток и потрясающая книга, где уже на обложке можно найти всё то, чем славен стиль модерн и за что к нему так благоговейно относятся современные знатоки архитектуры. Любопытные планировочные решения, игра с камнем, с объёмами и массой, декор – не последняя вещь, хотя именно по нему, как по побратиму дома Лидваля в Финляндии здании Похьола можно прочитать весь мифический арсенал модерна, помещавшего своих зайцев, ёлки и грибы на фасад вовсе не просто так.
Бубырь и Васильев тоже не спроста ваяли свой круглошляпный дом на Стремянной. Если попробовать пересчитать всех рыбок, змеек и ёжиков, аккуратно расселенных на фасаде, то собьешься со счёта, а уж солнце с галактикой вообще можно рассмотреть только в сильный объектив. Что они всем этим хотели сказать? Писали ли какую-то летопись для будущего, или просто давали выход своей художественной фантазии – дело неясное. По крайней мере, на всё это хоть можно посмотреть, потому что многие особняки модерн разрушились, были разрушены им канули во тьму прошлого.
Кстати, тот самый Лидваль, перед второй мировой эмигрировавший на родину предков в Швецию, зная о бомбардировках Ленинграда, очень волновался за свои дома. Их у него в городе не меньше сотни. Но ни один не пострадал. К сожалению, Лидваль об этом так и не узнал, умерев всего за несколько месяцев до окончания войны…
А пройдемся по Васильевскому. Всякий, кто там живёт, знает и домик Брюллова, и красивого статного архитектурного гражданина под авторством Володихина, и дом Троекурова, манящий своим петровским ещё происхождением. Васильевский – заповедник замысловатых домов – особняк Форостовского, скажем, простых и потрясающих решений вроде Шмидтовой Гимназии Шаффе, и других скальных нагромождений красавца-модерна, расселившегося на острове, как сосна расселяется на каменистых уступах.
Любитель смотрит на дома со спортивным азартом – здесь зодчий паучка посадил, здесь зайца с грибком поместил, а вон там сидит сердитая-пресердитая каменная сова –ну разве не интересно? Специалист начнёт измерять здание взглядом, как циркулем. Для него дом – в первую очередь масса из камня и то, как архитектору удалось её воплотить.
Вот особняк Фоллинвейдера на каменном острове. Стоит себе, острошляпый, а в зелени лета и осенних красках по особенному хорош. Фантазия может развить его до сказочного замка. Фантазия и скромненькую дачку Шишмарёва на Приморском может превратить в прекрасную виллу, где жила недоступная красавица, а уж что говорить о соседе этой дачки – мрачноватом дацане – буддийском храме, замышленным группой архитекторов-модернистов. Стоит эта громада стойко, сурово – колокольчики позвякивают на ветвях окружающих деревьев. И тайна остаётся тайной, потому что войти туда не можешь – как внутри?
Так называемый открыточный Петербург многим уже поднадоел. Это дары для иностранцев, у которых не хватит места в голове, чтобы разместить всех этих Фоллинвейдеров, Лидвалей и Белогрудов. Петербуржец знает места, где среди ординарной застройки обязательно выищешь красивую дичь, убивать которую не надо, а сфотографировать – можно.
Дом на перекрестке Восстания и Жуковского – печальный ангел сидит на фигурном фронтоне. Погулять по Семенцам или Ротам – найдёшь интересную рожицу над входом, женскую маску, кариатиду, просто растительный узор. А иногда и просто так дом – без особых украшений встанет красивой фигурой, словно каменный мим, и рука тянется его сфотографировать.
Храмы Петербурга – отдельный разговор. Всем известные – Троицкий собор, Преображенский, Симеония и Анны, Пантелеймоновский – это наслаждения красотой для привычных. А кто вспомнит про запрятанную за забором православную церковь на Васильевском Милующей Божьей Матери или католический костёл за семью печатями на Выборгской стороне?
Отыскать такие раритеты смогут только самые стойкие – не телом, а душой и любопытством. И город покажет им все свои тайны, у которых всё равно кончика не найдется, как у волшебного клубка.
А вот если люди идут по улицам, сунув нос между коленок и отсчитывают шаги, то с ними уже о красоте Петербурга не поговоришь. Надо просто помнить, что он – живой, и дышит. И слышит все наши разговоры. И когда-нибудь тоже скажет нам о своих мыслях.
Петербург. Город контрастов.