Здесь мне сделали в плечо противостолбнячный укол. Очистили несколько рану. Перевязали, но кровь снова пошла. И хотя повязка на мне лежала как жилет, кровь просачивалась наружу, так что вся повязка, которая закрывала всю грудь, была вся испятнана кровью, а сверху на всю эту повязку натянули мой изорванный окровавленный “китель”. Меня решено было направить на излечение в госпиталь, который, по их предположению, отстаёт и находится километрах в шести-семи отсюда. Здесь же транспорта никакого нет.
В санчасти скопилось человек двадцать легко раненных бойцов. Их перевязали, и нужно было направить в полевой дивизионный госпиталь, который двигался следом. Нас эвакуировать было не на чем, а брать всех раненых с собой не было смысла. Вот почему они обрадовались, когда легко раненные бойцы вызвались доставить меня в дивизионный госпиталь.
Будем двигаться тихо. Двое непременно будут поддерживать. В случае чего у нас есть плащ-палатки, возьмём две палки, сделаем носилки и попеременно понесём. Но я сказал, что дойду. Потихоньку, с роздыхами, но дойду, торопиться некуда.
Вот потихоньку дошли до первой деревни. Здесь госпиталя ещё не было. Значит, они отстали значительно дальше.
В первой деревне меня посадили на завалинку углового дома. Отовсюду сбежались люди. Я попросил попить. Гляжу, ко мне тянуться десятки кружек, кто с водой, кто с молоком, кто с квасом. Мужчины и женщины. Я засмеялся, говорю:
- Я не корова, пью нормально, по-человечьи, одной кружки мне хватит. А вообще, большое спасибо вам.
Женщины тут начали надо мной причитать:
- Весь в крови, чуть жив и смеётся. Умирает, а смеётся!
- Да что вы, граждане, - говорю им, - не собираюсь я умирать. Умирать то нам некогда, фрица надо гнать! Такая у нас сейчас забота. Освободить Родину от врага. А потом, потом опять много работы. Вон сколько они здесь пожгли. Всё заново строить придётся. Так что как в песне поётся: “Умирать нам рановато, у нас дома большие дела!”
Попросил я покурить. Мне дают махорку прямо горстями. Один хотел сунуть махорку в карман и вдруг отдёрнул руку, как обжёгся. Я говорю, в карман нельзя, он полон крови. Она уже спеклась там.
Женщины принялись реветь.
- В правый карман сыпьте, там крови нет.
Тут нам принесли поесть. Но мне не хотелось. Я попил ещё немного молока, и мы пошли дальше. Ребята всё время поддерживали меня и давали отдыхать.
Скоро показалась другая деревня. Там населённые пункты располагаются часто друг от друга. Во второй деревне тоже госпиталя не было. Был уже вечер. Решили там переночевать. Меня оставили у какого-то дядьки. Видно, договорились с ним, а сами расплылись по деревне. Мне уже плохо стало. Всё болит, сил не стало. Дядька сказал, что в хате блохи, и повёл меня в клуню. Она оказалась закрытой на замок. Он послал девочку за ключом, но её что-то долго не было, а я сидел на бревне, и мне было очень плохо. Тогда он взял какую-то железку и сломал замок. Просто отбил пробой, а тут прибежала девочка с ключом.
В клуне было сено. Дядька постелил какое-то рядно на сено, положил подушку, принёс одеяло и помог мне лечь на сено. Я погрузился в какое-то забытье. Видимо сказывалась и боль, и большая потеря крови. Я спал и вроде не спал.
И вот идёт хозяин с дочкой, принесли тарелку блинчиков с молоком. Я попил молока. С большим трудом съел половину блинчика, поблагодарил и лёг спать. Он мне подоткнул со всех сторон одеяло, поправил подушку, и я заснул.
Утром, когда я проснулся, хозяин опять пришёл с завтраком. Я опять выпил молока. Пришли ребята, и мы двинулись дальше.
Я не знаю ни имя, ни фамилии хозяина, так радушно ухаживавшего за мной, не знаю название деревни, где это было. Спасибо им всем!
Да разве мало у нас было хороших добрых людей, оказывавших помощь раненым. Но были и враги. О них особо.