Тяжёлый «Магирус», гружёный чугунными тюбингами, неторопливо полз и полз вперёд, размеренно, монотонно, и Сергей не подгонял его, не торопил, удовлетворённый такой ездой. В пять вечера въехал в районный центр и вот теперь, почти миновав его, прикидывал и так и этак, где бы получше заночевать. До Северо-Муйского тоннеля триста километров изнурительной дороги. До ближайшего бамовского посёлка тоже неблизко. Но и терять два с лишним световых часа не хотелось. Тогда он подумал о маленькой речушке Дзелинде. Подумал и улыбнулся. Там, на Дзелинде, недалеко от дороги, бьют горячие ключи.
Тунгусы, старик и девчонка, которых он заметил ещё издалека, казалось, и не слышали гула приближающейся машины. Девчонка так и не оглянулась, а старик лишь вполоборота повернул голову и вяло, словно бы случайно, чуть приподнял руку и тут же опустил её. Но Сергею и этого жеста было достаточно - даванул на тормоза.
Однажды, сидя с попутчиками у костра, за чаем, услышал он почти невероятную историю. Было это три года назад. Первые десанты только пробивали просеки для дорог, а на месте одного из будущих посёлков надрывалась с утра до вечера пилорама. Визг её пил разносился далеко окрест, и как-то, по-видимому, на этот звук, пришли к бамовцам три тунгусских охотника. Остановились в углу под навесом, молча наблюдали.
Ребята знали, что неподалёку, в соседнем распадке приютилось их селение. Помня долг гостеприимства, бригадир выключил рубильник и в наступившей тишине пригласил соседей присесть с дороги. Тунгусы стояли, будто каменные, придерживая свои карабины. Было неясно, что у них на душе. Бригадир подождал-подождал и включил пилы, - работа не ждёт. Но не успел он отойти на пару шагов, как пилы снова умолкли. Это стоящий впереди охотник дёрнул рубильник вниз.
- Проходите, - снова пригласил кто-то из ребят, но на застывших лицах гостей не шевельнулся ни один мускул. Тогда бригадир опять включил ток, но успел отступить лишь на шаг, как сзади раздался выстрел. Пилы смолкли. Пуля разбила выключатель вдребезги.
А через день бамовцы узнали, что люди из соседнего распадка ушли, оставив обжитые места.
Историю эту Сергей вспомнил, пока из клубов пыли к нему в кабину забирался старик, а следом за ним и девчонка. Впрочем, какая девчонка? Женщина. Он не упустил возможности в первые же минуты, когда в суматохе ещё не понятно, то ли он рассматривает пассажирку, то ли беспокоится о надёжно прикрывавшейся дверце, разглядеть симпатичную, но уже тронутую печалью увядания тунгуску.
Её спутника парень тоже разглядел. Изучал откровенно, не таясь. Тунгус, несмотря на теплынь, был в кирзовых сапогах, меховой шапке. Выглядел не старым, но явно был в годах.
- А что, батя, далеко ехать? - спросил с хитринкой.
- Холодна...- молвил старик.
- А, посёлок Холодный, знаю. Это километрах в трёх перед речкой Холодной. Правильно?
Довольный, что знает понаслышке село своих пассажиров, Сергей снова глянул на тунгуску. Она восседала гордо, как Нефертити, уставившись вперёд на дорогу, и казалась спящей с открытыми глазами.
- Так... - скупо ответил старик.
- В райцентре по делам были? - опять спросил Сергей.
- Были... - отозвался старик.
Тема разговора казалась исчерпанной. Некоторое время ехали молча. Сергей всё думал, о чём бы ещё спросить. Наконец, придумал.
- Ну как, охотитесь? - спросил оживляясь.
Старик молча кивнул. Непонятно было, то ли ответил «да», то ли его просто качнуло на выбоине.
- Я вот дома, на Украине, тоже охотился, - не сдавался Сергей. - У нас там охота другая. Зимой заберёшься в стог и ждёшь. Лиса в морозную ночь обязательно мышковать придёт. Тут-то её и...- он рассмеялся: - Один раз двоих за ночь уложил. Вторую уже по пути домой, в овражке, случайно. Шапку потом сшил. Сто двадцать - не ходи смотреть.
Старик слушал молча и только косил на шофёра глазом.
- Дочь-то как звать? - с места в карьер взял парень.
Старик ответил спокойно:
- Это жена моя, Жанка. Меня зови Василичем.
Произнеся такую длинную фразу, он вздохнул облегчённо и надолго замолчал.
Заскучал Сергей. Пропал интерес к загадочной тунгуске, и мысли потекли лениво и беззаботно. Ничего себе старик, отхватил молодушку и не лысый.
Переключил передачу, скользнул взглядом по рябинам у дороги. Снова вспомнил Горячие Ключи. Кто-то из ребят-первопроходцев, как величают старожилов на БАМе, соорудил на ключах две хижины, покрыл их тёсом, даже лавки у входа сделал. Всё по уму. И нет лучшего удовольствия здесь, на трассе, как забраться в булькающий, парящий пруд, распрямить свои косточки и лежать на воде, которая так и выпирает тебя наверх. После такого купания раскраснеется тело, разольётся по жилам колючая кровь. Тут впору, по здешнему обычаю, чайком побаловаться. А уж потом разморит, потянет на сон. Будет он глубоким и спокойным, а поутру встанешь с просветлённой головой - жизнь для тебя светлая и прекрасная.
Вкусил Сергей кусочек этого удовольствия. Теперь вспоминал о нём часто, с радостью. Мечты порой убаюкивали парня. Он хоть и ловил привычным взглядом каждую выбоину и уверенно вёл машину, - сам будто бы и отсутствовал в кабине, не ощущал тряску, не чувствовал неудобств.
Очнулся парень от резкого писка. Сбросил газ, свернул на обочину. Потянул носом горелый воздух, испуганно толкнул дверцу. Минутой позже его закопчённая физиономия заглянула в дверной проём, смешно моргнула.
- Ну вот, приехали, - объявил торжественно. Было непонятно, то ли он радуется, то ли просто обескуражен. Иначе откуда в голосе эти нелепые нотки торжественности?
Скаты «Магируса» не выдержали нагрузки, стали гореть. Одно колесо спустило, сморщилось, как беззубый рот старухи.
Сергей достал домкрат, ключи, какие-то железки и стал неторопливо заниматься делом.
Когда старик появился перед ним, безмолвно наблюдая за работой, объяснил:
- Запаску нужно ставить. Еду в рейс на новой резине, приезжаю на старой. Вы проголосуйте, быстрее доберётесь. - И, услышав гул идущей сзади машины, оживился: - Сейчас я остановлю.
- Ненай!.. - задержал старик. - Тебя ждать будем.
- Как хочешь, - пожал плечами Сергей и принялся устанавливать домкрат.
Когда гайки были откручены и оставалось только снять колесо, тунгус ожил, взялся было за горячий , весь в копоти, скат, но Сергей остановил его:
- Не надо, батя. Вымажешься, да и мешать мне будешь. Чего тут. Было б что ставить, я б их на неделю два раза менял.
Он ловко сбросил колесо на землю и принялся разбортировать, ударяя по скату тяжёлым молотком и поддевая монтировкой стопорное кольцо. Работал споро. А вскоре, взмокший от такой парилки, проделал и обратную операцию.
Машины с рёвом проносились мимо. Пыль лезла в горло, но этого, казалось, никто не замечал. Старик был увлечён чужой работой, Сергей спешил быстрее её закончить, а Жанка... Она держалась по ту сторону машины.
Как ни ловко справлялся бамовский шофёр, но пока накачал колесо, поставил его на прежнее место, собрал инструмент да помыл в болоте руки, прошло не меньше часа, солнце разрумянилось на закате.
- Ну как, Василич, нравится моя работа? - спросил, усаживаясь за руль.
Старик сдержанно поцокал языком, а Жанка впервые внимательно посмотрела на него.
И снова «Магирус» мял скатами горбы лесной дороги, и снова Сергей замечтался о чём-то своём, далёком, приятном. А старик зашевелился, сказал, не глядя на парня:
- Ночевать едешь?
- Ночевать? На Дзелинде стану. Это тридцать километров от вас.
- Ко мне едешь?..- снова спросил старик.
- К тебе? - удивился парень.- Не знаю, право...
- Думай, - посоветовал старик.
- Да я... - начал было и замолчал. «Чёрт знает, что у них на уме. Люди-то чужие... Говорят, перед получкой, на безденежье, у тунгуса за бутылку не то что соболя, жену купить можно...» - Не знаю, Васильевич... Я человек вольный, где хочешь могу заночевать. - И, взглянув на равнодушное лицо старика, неожиданно добавил:- Ладно, едем к тебе.
Село Холодное расположилось на берегу быстрой, прозрачной речки. Подъехали засветло. У крайней избы, посередине улицы, безмятежно свернувшись калачиком, дремала белая лайка. Сергей посигналил, но собака даже ухом не повела. Пришлось объезжать.
Кое-где в избах топились печки. Дым медленно карабкался вверх.
Старик махнул рукой, и Сергей, повинуясь этому жесту, подкатил вплотную к указанной изгороди, заглушил двигатель.
В избе у тунгусов на стенах висели оленьи шкуры, в углу стояли меховые ичиги и другая обутка. Всё здесь говорило о ремесле хозяина.
Женщина завертелась по комнате. На столе появились маринованные грибы и солёная рыба. В центре встала тарелка, доверху наполненная буровато-красной брусникой. Ягоды были влажные и поблёскивали, словно стеклянные.
Хозяин появился с бутылкой белой, улыбаясь, пригласил гостя за стол. Сергей сел напротив, ткнул ножом в пробку, вывернул её набок и разлил звенящую жидкость по стаканам.
Жанка исчезла за занавеской и больше не показывалась. Сергей, поняв, что хозяйку ждать не стоит, взял на себя инициативу:
- Скажу, Василич, тост.
Старик согласно кивнул.
- Выпьем за счастье. Слышал я, говорят, если хочешь быть счастливым один день - напейся, год хочешь быть счастливым - женись, а если хочешь быть счастливым всю жизнь - будь здоров.
Хозяин улыбнулся. Выпили.
- Однако, хорошая штука эта ягода, - говорил Сергей, загребая ложкой бруснику. - Я вот себе так думаю: яблок нет, груш там, абрикос тоже. Не было бы лесной ягоды - совсем хоть помирай. - Он подобрал со стола обронённую ягоду, повертел её в пальцах. - Однако природа так хитро устроена - нигде своего не упустит. Вот тебе брусничка. Прелесть-ягода. Витаминов, говорят, - уйма.
Старик, слушая парня, продолжал улыбаться. Глаза его всё больше набирали блеска. Щёки и уши полыхнули огнём. Он засопел, задышал тяжелее. Снова потянулся к бутылке и разлил поровну остаток.
После второй Сергей заработал ложкой смелее и охотнее повёл беседу. Красная, улыбающаяся физиономия старика только подбадривала его, и полилось с языка:
- Ты, Василич, вот прожил всю жизнь в тайге, а наверное не знаешь, что на свете ещё, к примеру, абрикосы или, допустим, персики существуют. А вот построим мы дорогу, сядешь в поезд - и поехал себе в Крым. - Парень хлопнул ложкой по столу. - Да и не в Крыме дело. Ты вот всю жизнь охотничаешь, болота месишь, комаров кормишь, - что интересного видел? Тут же тебе пожалуйста: телевизор, кино и всё прочее... - Сергей запнулся. Ему хотелось сказать старику что-то необычное, чтобы он сразу понял, что значит для их Холодного БАМ - стройка века. Но нужные слова, которые бы убедили старика и поддержали его самого в своих мыслях, на ум не шли. И он снова подналёг на бруснику.
Старик зашевелился, привстал и крикнул, не поворачивая голову:
- Жанк!..
Из-за занавески выглянула тунгуска. Она успела переодеться и теперь показалась Сергею даже красивой. Тонкий нос, брови дугой. Гибкая и подвижная, вся из солнца.
- Что? - выдохнула тихо.
- Давай.
Женщина вздрогнула.
- Давай!..
Метнулась к двери, возвратилась, ткнула старику бутылку и исчезла. Тот привычно сковырнул пробку, разлил. Выпили без тостов. Помолчали. Хозяин задышал тяжелее, икнул. Блеск в его глазах стал угасать. Он, тяжело приподнявшись с табурета и загребая ногами воздух, шагнул в соседнюю комнату. Доплёлся до койки и шлёпнулся в неё кулём. Слышно было, как жена стаскивала с него сапоги, как опрокидывала подальше на кровать, чтобы не свалился на пол, а ему не было до всего этого никакого дела.
Сергей вздохнул, потянулся к затылку, но тут в комнату вошла хозяйка, остановилась у дверного проёма и посмотрела на него стылым взглядом.
- Устал он сегодня.
- Понятно... Ты-то хоть ела? - спросил, смелея.
Она мотнула головой.
- Так садись. Вот чудачка. Хочешь, выпьем?
Она согласилась, присела на место мужа. И снова взгляд её застыл.
- Глаза у тебя... - тихо заговорила Жанка.
- Какими уж мать с отцом наделили, - охотно отозвался Сергей.
- Глаза у тебя спать хотят.
- Я того... Легко ничего не даётся...
Она выпила, он лишь поднёс ко рту. Пить не стал. Расхотелось.
- Живёте вы здесь.., - начал снова. - Оно, конечно, рыбалка, охота - дело интересное, но вот так, чтоб всю жизнь... Я вот чего сюда на БАМ приехал? Дело делать...
- Ты видел сегодня рябины у дороги? - спросила она. - Сколько красных-красных ягод... Сами в руки просятся.
- А, - махнул. - Кому она нужна, рябина, - и взглянул на тунгуску. Она снова показалась ему сошедшей со страниц старой-престарой египетской книги. - Слушай, что-то не пойму... Потомства у вас нет?
- Нет. - Помолчала. - Деревья на болоте только сверху целые, внутри - гнилые.
В соседней комнате всхрапнул Василич, и Сергей невольно вздрогнул.
- Вот, голубоглазый, - жалобно закончила Жанка.
Он поднялся, постоял в нерешительности.
- Я, наверное, поеду. Мне далеко ещё...
- Не уезжай...
Он откинул занавеску и шагнул к двери.
- Останься!..
«Во даёт. От этих лесных людей чёрт-те чего можно ожидать. Сказать кому - не поверит», - думал парень, торопливо шагая к «Магирусу».
Хлопнул дверцей и облегчённо вздохнул:
- Во даёт...
Завёл двигатель, включил фары. В ярком свете полыхнул куст рябины у забора. Сергей сдержал дыхание. Ягоды, вспотевшие от звёздной ночи, перемигивались загадочными огоньками и, казалось, о чём-то молили, тихо позванивая, готовые щедро разорвать свою чёрно-красную кожуру.
У фар мелькнула тень, и он вздрогнул, разглядев тунгуску.
Жанка замерла, жмурясь от яркого света. Стояла прочно, крепко. В свободно опущенной правой руке она держала карабин, и ствол его неприятным чёрным глазом смотрел в переднее колесо...