В понедельник, 22-го мая 1961 года, я прибыл в посёлок Вая, который, вероятно, будет моим новым местом жительства. В 16.30 катер причалил к берегу возле конторы Вайского леспромхоза. За три дня речного путешествия я проплыл по реке около 150-ти километров. На моём пути был большой посёлок Щугор, в котором был леспромхоз и алмазный прииск. Посёлок Вая кажется немного больше Щугора. Здесь примерно 120 домостроений. Это своеобразный центр таёжной цивилизации. Если посёлок Вая является административным центром леспромхоза, то Гостиный Остров, который находится в шести километрах ниже по течению Вишеры – географическим центром, так как там есть почтовый узел связи. В девяти километрах от посёлка Вая, вверх по течению Вишеры, расположен посёлок Усть-Улс. Там в Вишеру впадает горная река Улс. Улс – река золотоносная. Она выносит в Вишеру золотой песок, но золото здесь не добывают. Ещё выше по течению Вишеры находится посёлок Гаревая, или Горевая. Любое из этих названий хорошо подходит этому посёлку. От Гареваи вдоль Уральского хребта до самого Ледовитого Океана населённых пунктов больше нет. В двенадцати километрах вверх по течению реки Вая, которая возле центрального посёлка Вая впадает в Вишеру, находится посёлок Берёзовка. В районе этого посёлка в скором будущем, вероятно, найдут кимберлитовую трубу с залежами алмазов, а сейчас там пока только валят лес.
Оставив на катере свой багаж, я отправился в контору леспромхоза. В конторе я зашёл в кабинет директора. Стройный, крупный и высокий, физически хорошо сложенный, средних лет мужчина встретил меня удивлённым взглядом.
– Здравствуйте. Я приехал к вам на работу, – сказал я ему.
Глаза директора округлились от удивления, и он задал неожиданный для меня вопрос:
– Кто вас к нам направил?
Мгновение спустя я сообразил, что его удивило. Я был одет в тёмно-синий бостоновый костюм, на мне была чёрная рубашка и белый атласный галстук, сшитый по моему заказу. Сверху костюма на мне был чёрный шерстяной плащ. На голове красовалась фетровая шляпа цвета "кофе с молоком" закарпатской фабрики «Хуст», а на ногах были отличные штиблеты.
Только сейчас я подумал о том, какое впечатление я производил на таёжных жителей, а в дороге – на пассажиров! Что мог подумать обо мне директор глухого таёжного посёлка, куда с огромным трудом удавалось вербовать на работу людей? Безусловно, он подумал, что меня направили в леспромхоз на какую-то руководящую должность, вероятно с райкома, или же с обкома партии! Пришлось объяснять директору причину моего желания работать в леспромхозе на любой работе, не указывая при этом истинную причину моего добровольного заточения.
О том, что это заточение, я узнаю немного позже – в этих краях действовало скрытое крепостное право. Жители посёлка не имели паспортов и не имели права переезда на постоянное место жительства на «Большую землю», в цивилизованный мир. Здесь жили, раскулаченные в прошлом хлеборобы Кубани и Дона, а также депортированные сюда немцы-колонисты из Украины.
Узнав обо мне всё, что я соизволил о себе сообщить, директор обрадовался, вызвал по телефону начальника отдела кадров и мастера производства. В считанные минуты меня оформили рабочим Вайского лесоучастка и поселили жить не в общежитии, а в двухкомнатную квартиру, в которой жил начальник местного аэродрома. На работу я должен выйти утром следующего дня на сплав леса. Лесной мастер, Иван Иванович, сопровождал меня до моего жилья, помогая мне нести мои вещи.
Начальником аэродрома оказался молодой человек из Перми. Он был холост, а работа его на Вае была не хуже жизни отдыхающего на курорте человека. Если и можно было что-то сравнить с работой для него, так это поиски выпивки. Иных забот у него не было, как не было бы и у любого другого человека на месте начальника местного аэродрома. Почему «начальник», если у него не было подчинённых? Правильней было бы назвать его профессию «смотритель» аэродрома, но в советское время название «смотритель» вышло из употребления – всем хочется быть начальниками.
В брежневские времена уборщицу стали называть «техничкой», как будто для того чтоб мыть полы, необходимо иметь среднетехническое образование. Уборщица – неблаговидно звучит, а вот «техничка» – это звучит гордо! По поводу нового названия профессии уборщицы мне вспомнился один анекдот:
«Одна девушка из русской глубинки уехала в Москву в поисках личного счастья. В Москве она устроилась работать в одном министерстве уборщицей. Прошло довольно много времени. Однажды её родители в деревне получили от неё письмо: «Здравствуйте папаша и мамаша. Пишет вам дочка Маша. За работу половую мне дали медаль трудовую». Родители в недоумении – за «половую» работу дают медали? Стыдно об этом кому-либо сказать! Родители пошли к кумовьям и поделились новостью. «Маша работает в министерстве техничкой? Когда же она успела окончить техникум? – удивились кумовья. – А за «половую» работу можете не тревожиться, раз за это дают медали». Родители пришли домой, и отправили дочери ответ на её письмо: «Здравствуй дочка Маша! Пишут тебе папаша и мамаша. Не жалей пи…ду – бей на Звезду!».
При Брежневе в профессиональных училищах выдавали уже не аттестаты о профессиональном образовании, а дипломы. Диплом – это звучит гордо, если промолчишь о том, в каком учебном заведении ты его получил. В постсоветское время, как грибы-поганки после дождя, появятся во множестве «академии». Ярлыки золочённые, да суть гнилая и с дурным запахом. Российская показуха, как и проказа – болезнь неизлечимая.
Познакомившись с соседом по квартире и немного поговорив с ним о предстоящей моей работе, я лёг спать. Мне нравится, что у жителей Севера и Сибири не принято расспрашивать человека о его личной жизни. В душу никто не лезет, но и помощи никто не окажет в трудную минуту, вероятно, по той же причине. Уснул я крепко, как провалился в бездну. Проснулся утром в нужную минуту без перехода – бодрым и готовым к любым приключениям – в чём я не ошибся.
В свой первый рабочий день я вышел на берег реки. На всём протяжении реки Вишера расположено всего два леспромхоза – Щугорский и Вайский. В течение года лес заготовляют и складируют огромными штабелями на берегу реки. В весеннее половодье всё население лесного посёлка, включая сюда женщин и подростков, выходит к реке и старается в короткий срок сбросить в реку весь заготовленный за год лес. Все спешат как можно быстрее расстаться с лесом для того, чтоб река быстро очистилась от плывущих по воде брёвен. Это для того, чтоб по чистой от брёвен, но ещё переполненной талыми водами реке, можно было выполнить программу «Северного завоза». Такая программа существует во всех северных районах необъятной России. За короткий срок весеннего половодья речными судами в отдалённые рабочие посёлки стараются доставить необходимый годовой запас продуктов питания, промышленных, строительных и прочих товаров. Доставленного товара должно хватить на год жизни – таковы условия жизни в таёжных глубинках. Осеннее половодье короткое и не такое сильное, как весной. По осени успевают завезти мало товара.
На буксирный катер погрузилась довольно пёстрая группа рабочих – старики, женщины и подростки. Вниз по течению реки на катере нас доставили на лесной склад. Склад находился в двух километрах от посёлка на том же, правом берегу, на котором находился и посёлок Вая. Мне выдали брезентовые рукавицы, багор и познакомили с напарником, с которым я должен был работать в паре. На каждом штабеле брёвен работало по два человека. Штабели сложены из брёвен, длина которых по шести метров. Такие брёвна здесь называют «баланами». Напарником моим оказался пожилой, плотный, грузного телосложения, мужчина. От него исходил тяжелый, густой, неприятный запах. Запах конского пота был смешан с запахом невыделанной кожи, а также с неизвестным мне и ещё более неприятным запахом, отчего вся эта смесь вызывала желание убежать в поисках свежего воздуха. Мужчина оказался родом с Дона, называл меня своим земляком, а работал он в леспромхозе заведующим конной базой.
До обеда мы с напарником сбросили в реку половину вверенного нам штабеля брёвен. В обеденный перерыв рабочие кушали то, что принесли с собой из дому. Я же не брал с собой ничего, а потому остался без обеда. Но меня это не беспокоило, так как я привык завтракать в час дня, или позже, а обедал всегда вечером. После обеда мы поработали около часа.
Неожиданно наша работа застопорилась – один балан у самой воды развернулся на 90 градусов, лёг поперек брёвен и преградил путь остальным брёвнам. Я опустился к нему и столкнул его в воду. Развернувшись, чтоб подняться на вершину штабеля, я увидел катящееся сверху на меня бревно. Бревно катилось на уровне моей груди по лёжкам, которые висели в воздухе, ни на что не опираясь. Бревно своим весом отжимало лёжки вниз, благодаря чему скорость бревна угрожающе возрастала. С трёх сторон меня окружала вода – отступать мне некуда. Нырнуть под бревно опасно, так как лёжки могли ещё сильнее прогнуться, а я буду раздавлен бревном. Прыгнуть в воду? Сверху на меня свалится бревно и поставит точку в моём существовании. Прыгнуть в любую боковую сторону, и погрузится в воду, было бы наиболее безопасно, но этого сделать я не успел бы, так как стоял посередине штабеля, а до боковых краёв штабеля было по три метра. Надо найти в бревне не врага, а союзника. Оставалось единственное решение – принять бревно на свою грудь и лететь с ним в воду. На все эти раздумья у меня было около секунды. Я встретил бревно грудью, вцепился в него руками и улетел с ним в горную реку. Течение уносит меня с бревном к середине реки, где скорость течения наибольшая. По штабелю с багром в руках мечется мой напарник с багровым лицом и выпученными от ужаса глазами. Широко раскрытые красные губы его рта выбрасывают в воздух никому ненужные слова:
– Володя! Куда же ты? Подожди! - над этими словами потом будет смеяться весь посёлок.
Бревно вращается, а я перебираю по нему руками. Сапоги, тёплое бельё, костюм и плащ, тянут меня ко дну, а мой земляк продолжает бегать по берегу и кричать:
– Подожди, Володя! Ну, куда же ты?!
А я подождать не могу – меня течением уносит всё быстрее, и берег удаляется от меня. Приняв ледяную купель, мой мозг на короткое время работу свою притормозил. Наконец я сообразил, что для того чтоб выжить, прежде всего, надо занять горизонтальное положение. Я начал усиленно болтать ногами. В сапогах это не совсем приятное занятие. Сначала медленно, затем всё быстрее и быстрее я стал перемещаться в горизонтальное положение. Оказавшись на поверхности воды, я переполз через бревно и поплыл к берегу. Берег быстро приближался, затем моя скорость снизилась, а в семи метрах от берега я почувствовал, что мне что-то мешает плыть, и поэтому до берега я не смогу добраться. Я стал искать причину помехи. Оказалось, что в правой руке я держал багор и с ним плыл. Выбросить багор? Но это казённое имущество. Какое «казённое имущество»?! О чём я думаю? Жизнь моя решается, а я беспокоюсь о сохранности казённого имущества! Это ж надо, так оглупеть от ледяной купели, что о собственной безопасности только сейчас вспомнил! Я оттолкнул от себя багор и спокойно доплыл до берега. Выбравшись на берег, я полностью разделся, отжал воду с одежды и снова оделся. Странно, никакой реакции со стороны рабочих. Никто ничего не видел, или делают вид, что не видели? Причиной оказалось то, что я «чужой», а русские к чужим относятся враждебно, поэтому, увидев, что я оказался в смертельной опасности, они продолжали спокойно работать.
День был холодный, сырой. Целый день небо было затянуто низкими тучами. В мокрой одежде продолжать работу было бы безумием.
– Каким способом можно добраться до посёлка? – спросил я у своего напарника.
– Только катером, но он придёт за рабочими вечером, когда стемнеет.
– А по берегу нельзя добраться?
– Невозможно. Перед самым посёлком в реку Вишера впадает река Вая. Через реку есть подвесной мост, но подступы к нему на большом расстоянии затопило половодьем,
– В каком направлении находится этот мост, в этом? – я показал рукой предполагаемое направление.
– Верно, в этом. Мост ищи в лесу среди деревьев, – посоветовал мне земляк.
Я побежал по берегу к видневшемуся впереди лесу. Я бежал, не чувствуя ни тепла, ни холода. Голова в тумане. Перед лесом меня встретила вода. Когда я вошёл в лес, вода была мне уже по колено. Через несколько метров мне пришлось плыть. Я плыл и искал глазами мост. Наконец я увидел среди деревьев подвесной мост. Доплыв до моста, я перебрался по нему на другой берег. За мостом была вода, но здесь было неглубоко. По пояс в воде я прошёл всего метров двадцать, поднялся по крутому склону берега и вышел возле пилорамы. Я оказался на окраине посёлка Вая. Дом, в котором я поселился, был вторым от края. Через две минуты я зашёл в квартиру. В квартире чисто и жарко натоплено – хорошо здесь работают уборщицы! Я содрал с себя мокрую одежду и сбросил её на пол. Достал вторую пару тёплого белья, надел её и завалился в постель. Уснул я быстро и крепко.
Утром следующего дня я проснулся вовремя. Попытался одеться и пойти на работу, но головокружение и боль в пояснице снова заставили меня лечь в постель. Уснул мгновенно. Проснулся в одиннадцать часов. Тишина, люди работают, а я лежу в постели. Тело моё полыхает огнём, а перед глазами розовый туман. Снова уснул. Проснулся около пяти вечера. Через десять минут в квартиру зашёл лесной мастер, Иван Иванович.
– Как ты?
– Жарко.
– Надо в больницу.
– Я не знаю, где она.
– В доме, напротив, через дорогу.
Я оделся, перешёл улицу, зашёл в дом и сел в прихожей на первое свободное место. В приёмной сидели люди. Сбоку приемной зияла открытая дверь в соседнюю комнату. Оттуда в приёмную лился яркий свет. Я попытался сосчитать количество людей в приёмной, но у меня ничего не получилось – в глазах двоилось. Сколько же здесь сидит людей – четыре, или шесть человек? А, впрочем, неважно. Какая разница, что изменится, если я буду знать количество людей? Почему я плохо соображаю и плохо вижу? Ах, да! Я вспомнил – я же не кушал уже больше двух суток, и к тому же – заболел. С другой комнаты через открытую дверь послышался женский голос:
– Кто там пришёл?
Голос пожилой женщины из приёмной ответил:
– Утопленник.
– Пусть войдёт, – распорядился первый голос.
В приёмной мне голосом четырнадцатилетней девушки сказали:
– Зайдите к врачу.
Пошатываясь, я зашёл в ярко освещённую маленькую комнату. За столом сидела молодая красивая женщина. Она дала мне градусник и задала мне несколько вопросов:
– После ледяной купели ваше тело массажировали? Растирали спиртом? Вам спирт для приёма внутрь давали?
– Нет, ничего не было.
Женщина много и долго писала на листе бумаги, а я сидел, слегка покачиваясь. Мне было всё равно. Всё вокруг меня было потусторонним. Фельдшерица закончила писать и подсунула мне лист бумаги:
– Подпишите.
– Что это?
– Акт о несчастном случае и о том, что вам не дали спирт, который в таких случаях полагается выдавать потерпевшему.
– Ничего подписывать я не буду. Люди не виноваты. Я убежал с рабочего места после ледяной купели. Никому не придёт в голову гоняться за мной по лесу с бутылкой спирта в руках. Виновных в данном случае нет.
– Вам обязаны были выдать спирт, а этого сделано не было. О том и подпишите.
– Если я подпишу вашу бумагу, тогда в моём заболевании виноватым окажется мастер производства. Мастер ни в чём не виноват. Я убежал.
Фельдшерица протянула ко мне руку:
– Дайте градусник. Ого! Сорок и одна. Раздевайтесь!
Я начал раздеваться, а фельдшерица кому-то позвонила по телефону:
– Вышлите на Гостиный Остров катер за медсестрой.
Я разделся до пояса.
– Разденьтесь полностью, ничего на себе не оставляя, – распорядилась миловидная женщина.
– А это зачем?
– Я вас отсюда не выпущу. Ложиться будете и лечиться.
Я – шахтёр. Ежедневно шахтёры в бане ходят голые в присутствии женщин – работниц бани. Привык к этому. Я разделся. Фельдшерица завела меня в соседнюю комнату:
– Ложитесь на койку, возле грубы.
Стенка горячей грубы пышет жаром. Я лёг на койку, а фельдшерица занесла в комнату огромную стопу белья и положила её на соседнюю койку:
– Я сейчас сделаю вам укол. Вы быстро уснёте. Проснётесь оттого, что Вы и вся постель будут мокрые, но не пугайтесь. Обильно потея, Вы избавляетесь от воспаления лёгких. Позовите няню. Её к тому времени привезут сюда с Гостиного Острова. Няня сменит вам бельё, а Вы снова уснёте и снова проснётесь в мокрой постели. Не пугайтесь, это будет происходить несколько раз. Я ночью приду и проверю ваше состояние.
Фельдшерица сделала мне укол, а я мгновенно уснул.
Темно. Тьма с красноватым оттенком. Моё тело обволокла тёплая липкая грязь, но дышать мне не мешает. Я барахтаюсь, пытаясь найти руками что-нибудь твердое, чтоб уцепиться за него и вытащить из болота своё тело. Попытки мои безуспешны, но я продолжаю барахтаться в болоте. Наконец я просыпаюсь. Моё тело, подушка и вся постель мокрая.
– Няня, – тихим голосом позвал я сиделку.
В соседней комнате зажёгся свет. В полумрак моей комнаты зашла крупная телом молодая девушка-вогулка. Лицо её я не рассматривал – не было у меня такого желания, не до этого было.
– Ложитесь на соседнюю койку, – распорядилась вогулка.
Я перебрался на соседнюю койку, а девушка быстро заменила мокрое бельё свежим.
– Ложитесь на свою койку и спите, – приказала няня.
Я мгновенно уснул, подчиняясь её приказу. Ночью я слышал, как мне сделали в руку укол, но не проснулся. До утра мне разов пять меняли мокрую постель. В шесть часов утра мне снова сделали укол. На этот раз я уже смог разглядеть лицо фельдшерицы, но тут же снова уснул. В одиннадцать часов дня я проснулся окончательно, чувствуя себя совершенно здоровым, но слабым я был настолько, что подняться с постели не смог. В обед няня кормит меня с ложечки, как младенца, а я рассматриваю её. Отливающие синевой, густые чёрные волосы, обрамляли её миловидное молодое лицо. Полногрудая молоденькая женщина, имела едва заметную полноту, которая вызывает желание прилепиться к ней, утонуть в ней навсегда, не возвращаясь и не думая ни о чём на свете. До чего же трудно женщине поддерживать своё тело в состоянии, в котором заметна очень лёгкая соблазнительная полнота. Такое тело сводит мужчин с ума.
Пролежал я десять дней, окружённый заботой и душевным теплом вогулки. С няней я почти не разговаривал – погружён был в свои раздумья и переживания. Вогулка мне сказала, что на сплаве леса такие случаи, какой произошёл со мной, бывали и раньше, но я оказался первым, который сумел выбраться на берег и остаться живым.
– Почему твой посёлок называется Гостиным Островом? Это действительно остров, или только название такое? – спросил я у няни.
– Возможно, когда-то это был остров, но сейчас посёлок расположен на большой отмели в излучине реки. А «гостиным» он называется потому, что в нашем посёлке несколько дней жила русская царица Екатерина Вторая. Екатерина довольно часто от своих любовников рожала детей. Рожать она уезжала в отдалённые глухие районы страны, дабы об этом никто не знал. Здесь она тоже была по причине родов, но от людей ничего не скроешь. Все делали вид, что ничего не знают, прекрасно зная, что приехала к ним не какая-то барыня, а сама императрица. Отсюда и название посёлка «Гостиный Остров».
– Почему кисель, который ты подаёшь мне, имеет внутри множество красивых воздушных пузырьков? Как это получается?
– Когда кисель в стакане остывает, его надо помешивать ложкой, чтоб появились пузырьки воздуха.
– Зачем ты это делаешь? Вкус киселя от этого не изменяется.
– Хочется сделать тебе приятное, – смущённо ответила девушка.
По моей настоятельной просьбе выписали меня из больницы досрочно, с десятидневным амбулаторным лечением. Получив полную свободу, я на целый день ушёл в тайгу. В посёлке от яркого солнца жарко. На улицах лежит жёлтая пыль по щиколотки. В тайге прохладно и приятно. В лесу снег, скрытый от солнечных лучей, ещё не растаял. Сколько же снега находится в необъятных лесных просторах Волжского водного бассейна? – представить трудно. Что было бы, если бы Урал и весь Волжский бассейн лишился леса? Весной огромная снеговая масса растаяла бы в считанные дни, а огромная масса воды, сокрушительным потоком смывая всё на своём пути, хлынула бы в Хвалынское море. Не хочется мне это море называть еврейским названием – Каспийское. Каспийское – на иврите обозначает то, что это море наполнено драгоценностями. А, впрочем, название «Хвалынское» говорит о том же, ибо это море хвалённое, так как оно за свои богатства достойно похвалы.
Только к вечеру из лесной прогулки я вернулся в посёлок. В посёлке тревога по поводу моего исчезновения – хотели посылать в тайгу поисковую бригаду. Меня отругали. Я удивился – разве можно заблудиться в горной тайге, где все склоны ведут к реке? Вообще, у людей слишком много странностей.
Вероятно, во всей Вселенной не найти более странного и интересного существа нежели земной человек. Человек, то находит выход в самых безвыходных, на первый взгляд, ситуациях, то становится беспомощным перед самой простой проблемой. Земной человек поклоняется религиозной «вере», придуманной бандой мошенников, верит в то, что противоречит здравому смыслу, и не желает полагаться на логику Природы. Природа земному человеку подарила уникальный мыслительный процессор, а человек недоволен этим, поэтому старается заглушить свой разум религиозным лохотроном, или же алкоголем и наркотиками. Истинно – у земного человека «горе от ума», или же «ум от горя». Человек предпочитает быть скотиной – быдлом! Человек боится собственного разума! – это меня поражает, этому я не могу найти разумного объяснения.
Прошло несколько дней. Я всё ещё не работал по своему заболеванию. В клуб я не ходил, читать было нечего, поэтому мне было довольно скучно. В первой половине дня я решил пройтись по посёлку. Был тёплый солнечный июньский день. На высохших от весенней грязи улицах лежал толстый слой пыли. Вдоль домов проложены тротуары из горбылей. Я шёл по тротуару, разглядывая щитовые деревянные домостроения. Навстречу мне идёт группа молодых парней и подростков. В этой группе выделялись три парня лет по восемнадцати. В руках одного из них было ружьё. Парней сопровождали подростки и дети. Приблизившись ко мне, парень направил на меня ружьё и остановился. Остановилась вся группа. Я сошёл с тротуара. Парень светло-русый, лицо у него бледное, светло-голубые глаза остекленевшие, а на ярко-красных мягких губах засохшая слюна – призрак, а не человек.
– Ты мою жену трахал, я тебя убью, – прохрипел безумец.
Поняв, что со мною не шутят, я спокойно ответил:
– Я здесь ещё никого не знаю, и тебя не знал бы, если бы ты не нарисовался.
Парень меня не слушает. Он медленно кружит вокруг меня, а вместе с ним и вся группа. Сзади меня никого нет. Туда никто не заходит из боязни попасть под выстрел. Сухим языком парень пытается облизать свои губы. Ствол ружья в полуметре от моей груди. Оба курка на ружье взведены. Палец на спусковом крючке подрагивает. Парень себя не контролирует. В любое мгновение может произойти выстрел, который может быть спровоцирован неосторожным моим движением или словом. Безумец продолжает хрипеть:
– За жену я тебя убью.
В его глазах я не нашёл искры сознания и не смог остановить его. Свой взгляд я направил ему в переносицу и пытаюсь через вязкую густую пелену пробиться к его Храму.
У духовно неразвитого человека Храм Сознания пуст. Иногда этот храм оккупирует агрессор и толкает человека на преступление. По свершению преступления оккупант покидает храм, а человек не может объяснить себе, по какой причине он совершил преступление. Человек короткий период времени был в невменяемом состоянии, но такая ситуация не может быть оправданием преступления. Наоборот – человек, допустивший в свой храм оккупанта, должен нести двойное наказание. Не молитвами, не верой, не идеологическими и религиозными учениями, а своими деяниями и правильным миропониманием, человек делает свой Храм неприступным для слуг Тьмы. Если у человека основой мировосприятия является закон «Своё – святое, а чужое – неприкосновенное» и не нарушается «Право выбора», тогда излучение человека становится гармоничным к излучению Всевышнего, а Храм человека становится местом общения с небесным куратором.
Я спокоен. Я должен быть спокоен, иначе погибну. Хоть бы никто не помешал – резкое движение или неожиданный звук может спровоцировать выстрел. Пробиться к Храму мне не удалось – это был мой первый опыт такого рода, и неудачный. Тогда я послал в голову бесноватого парня мягкое, дабы не травмировать сознание парня, излучение, изгоняющее оккупанта. Парень тихо и протяжно застонал, поднял ствол ружья вверх и опустил ружьё прикладом на землю. Я повернулся к нему спиной и продолжил свою прогулку по Вае.
В посёлке Вая около 70% жителей – русские. Остальную часть населения составляют немцы и украинцы. Немцев в пять раз больше чем украинцев. Украинцев здесь, как и везде в России, не любят. Об украинцах здесь говорят:
– Украинцы слишком хитры и независимы. Где украинец побыл – там даже еврею делать нечего.
Но это утверждение неверное, ибо Украиной правят евреи, а украинцы молчат и перед евреями пресмыкаются.
По внешнему виду домостроений и по порядку во дворах легко можно определить, в каком доме живёт русский человек, немец или же украинец. У русского человека усадьба слегка огорожена, так чтоб скотина не вошла в огород. В огороде растёт только картошка. Во дворе запустенье и беспорядок. В хозяйстве имеется корова и свиньи. Вот и всё нехитрое хозяйство. Во многих русских хозяйствах нет ни коровы, ни свиньи. Даже картошку не все выращивают в огороде. Вместо огорода у них болотистое поле. Но в виде исключения у местного жителя Антона Мягких усадьба огорожена очень высоким сплошным забором. В его семье предельно строгие порядки. Дочерям Антона не разрешается разговаривать с ребятами. У Антона и ещё у некоторых жителей посёлка, живших до раскулачивания на Кубани, дворы хорошо защищены высокими заборами.
Усадьбы украинцев огорожены высокими заборами, а над двором построена крыша. Во дворе в любую непогоду всегда сухо. В огороде цветут худенькие низкорослые подсолнухи. Подсолнухи не дают семян, но радуют своим цветом глаза и пахнут Украиной. В огороде растёт лук и огурцы. Огурцы тоже не дают семян – не успевают созреть. Семена огурцов присылают родственники из Украины. Есть две коровы, свиньи и овцы.
Дворы у немцев добротные. Усадьбы огорожены так, что за забором ничего нельзя увидеть. Дворы крыты добротной крышей, а во дворе насланы дощатые полы. У немцев есть коровы, свиньи, овцы и гуси. Гуси есть только у немцев. Немцы ни к кому в гости не ходят, а к себе приглашают только немцев. Попасть в гости к немцу – великая честь. В огороде, во дворе и в доме у немца – идеальный порядок. Немцы общаются в основном только между собой, и обязательно на немецком языке, даже в магазине. Немцы – нация, вызывающая заслуженное уважение к себе.