Неисповедимы тропки божьи. Глава 20

      Из забытья меня вырвал какой-то шорох. Наверное, Вика пошевелилась. На сей раз, открывая глаза, мне не пришлось прикладывать усилия, чтобы вспомнить, где я и как сюда попал. Сознание было на удивление чистым и ясным. Такую бы ясность ещё и в теле иметь. В отличие от сознания, в нём по-прежнему всё болело, выло и стонало. По опыту отлично помню, насколько тяжело и долго восстанавливаются иные физические травмы. Некоторые не восстанавливаются вообще. Во всяком случае, до того состояния, которое было до их получения. Тут только волшебство поможет, а им можно воспользоваться лишь за пределами «колпака», что в моём нынешнем положении представляется проблематичным.
      
      Вообще, в нём очень многое представляется проблематичным, в том числе и собственная жизнь. Вот если бы это положение как-нибудь изменить, покинув это «гостеприимное» местечко, то можно было бы попытаться найти и уничтожить создающий эффект «колпака» демагизатор. Это тоже отличное решение проблемы, тем более что с одним демагизатором мы уже справились. Правда, уничтожил его не я, а Мастрей, но это не принципиально. Не имел бы ничего против, если бы мальчишка сделал это вторично, забрав все лавры себе.
      
      Почти темно. Через окно, расположенное под самой крышей, едва-едва начинает просачиваться предрассветная серость. Стены и особенно углы тонут в бархатно-чёрной мгле. С трудом просматриваются пол и столб, к которому я прикован цепью, словно какой-нибудь пёс. Различие лишь в том, что на мне нет ошейника. Зато есть кандалы на ногах и руках. Ха-ха, смешно-то как.
      
      Звяк и вслед за ним болезненный стон.
      
      – Вика, не спишь? – на всякий случай спрашиваю шёпотом. Вдруг всё-таки спит, а я её разбужу.
      
      Тишина в ответ. То ли на самом деле спит, то ли разговаривать не хочет. Только разбудил меня не звон цепей и не стоны. Минуту назад не их я слышал, было какое-то шуршание. Мышь? Крыса? Какая-нибудь белка забралась или крупный жук залетел? Гадать – неблагодарное занятие. Лежу тихо, не шевелясь. Тишина вокруг почти звенящая. То ли тут звукоизоляция хорошая, то ли находится наша тюрьма не в лесу, то ли лес вокруг мёртвый. Во всяком случае, звуки природы сюда абсолютно не проникают. Странно даже. Помещение, в котором нас с Викторией держат, больше всего похоже на деревянный ангар где-то десять на двадцать пять-тридцать метров. Стены и пол сколочены из толстых грубых досок, поперечные балки под двускатной крышей из столь же грубо обтёсанных брёвен, как и подпирающие их по центру массивные столбы, являющиеся одновременно нашими якорями. Сарай, одним словом. Очень большой, на вид достаточно крепкий, но сарай. Такой, скорее всего, изначально строился как какой-нибудь склад. Уж точно не как тюрьма или гостиница, и его точно никто не звукоизолировал. Вон, окошко в одно стекло и рама хлипенькая. Какая уж тут звукоизоляция, нет её. И звуков тоже нет.
      
      Ошибка, звук есть, я снова услышал шорох. Изо всех сил напрягая глаза, всматриваюсь в тот угол, из которого он донёсся. С таким же успехом можно смотреть днём на звёзды, стоя под солнечными лучами, или высматривать чёрную кошку в наглухо закрытом погребе. Входная дверь с другой стороны, так что, наверное, все-таки мышь. Только грызуну стоило бы не в углу копошиться, а влезть на стол. Там он сможет устроить себе настоящее пиршество.
      
      Мне показалось, или из кромешного мрака действительно выдвинулась какая-то здоровенная чёрная-пречёрная тень, которая бесшумно движется в мою сторону? От страха, наверное, мерещится. Откуда взяться теням в темноте? С другой стороны, если это не плод моего воображен6ия, и мыши тут именно такого размера, то я вполне могу подойти ей в качестве обеда. На столе еды точно меньше. По спине пробежал неприятный холодок. Пусть радужных перспектив в отношении своего будущего я не питал, но оказаться съеденным мышью-переростком или какой-нибудь другой неизвестной тварью в данный конкретный момент мне представлялось ещё страшнее. Естественно, я могу сейчас закричать, и те, кто регистрирует наши разговоры и за нами подсматривает, возможно, захочет заглянуть и полюбопытствовать, что за страшный сон мне приснился, но я продолжал молчать. Молчать и не шевелиться. Вдруг неведомая тварь не обратит на меня внимания, приняв за деталь интерьера?
      
      Тёмный силуэт был уже метрах в двух от меня, когда я внезапно понял, что это никакая не гипертрофированная сверх меры мышь или крыса, а пригнувшийся почти к самому полу человек. Ещё через секунду мне показалось, что человек этот пристально смотрит на меня и не требующим разъяснений жестом прижимает к губам указательный палец. Да я вроде и не шумел пока.
      
      В душе сверкнула лёгкая искорка надежды, а она, как утверждают покойники, умирает ещё позже. Таинственный посетитель явно пробрался сюда в обход наших тюремщиков, а значит, он замыслил что-то идущее вразрез с их порядками и намерениями. Другое дело, что это вовсе не означает, будто его собственные намерения совпадают с моими желаниями. А желал я сейчас лишь одного – оказаться отсюда как можно дальше и, желательно, за пределами колпака.
      
      Я наконец-таки узнал неожиданного и столь же нежданного гостя. Стэфа. Та самая девочка, которая обслуживала нас за столом, и которая по странному совпадению оказалась невероятно похожей на магистровых ниндзь. И не надо меня пинать, что, мол, слово ниндзя не склоняется. У меня склоняется. А про ниндзь я вспомнил потому, что одежда на ней сейчас была под стать тем самым японским воинам-убийцам. Плотно облегающее трико, из-за темноты не разобрать, какого цвета. Голова, правда, оставалась непокрытой, но волосы собраны сзади в тугой пучок.
      
      Я не верю в совпадения. Они, разумеется, иногда случаются, но их вероятность на несколько порядков ниже, чем кем-то заранее продуманные и просчитанные действия. Вот только даже предположить не могу, кем и для чего под колпак была помещена ещё одна сестра Габриэля? То, что это так, я практически не сомневался. Хотя почему не могу? Наоборот, вывод просто-таки напрашивается! Великий Инквизитор, магистр Зеан – он и есть искомый ключ к этому невероятному совпадению! Мой интерес к его персоне резко вспыхнул с новой силой. Теперь я точно так же не сомневался, что его почти одновременное появление вместе со мной в Квакающем Лесу – не случайность! Всё это звенья какого-то единого и полностью пока сокрытого от меня плана! Чьего? Похоже, что не Велеса, иначе он не подпустил бы к себе так близко Стэфу, если, конечно, всё это не его совместный с магистром спектакль. И какая роль отведена в нём мне? Макак побери! Как же мне не хватает моей утерянной, не исключено, что навсегда, памяти! Наверняка, оставайся она со мной, я уже нашёл бы все нужные ответы. Но один из кристаллов с памятью уже уничтожен, и вполне возможно, что именно мой. В этом пункте я склонен Велесу верить.
      
      Тем временем Стэфа, остановившись в метре от меня и всё так же жестами призывая к тишине, что-то мне протянула. По инерции я вытянул навстречу ладонь, и через мгновение на ней оказалась какая-то железячка в виде загнутого на конце гвоздя. Она что, думает, что я, словно какой-нибудь Джеймс Бонд, умею вскрывать замки женской шпилькой или гвоздём в данном случае? Да я до вчерашнего дня наручники с кандалами вообще только в кино видел!
      
      Видимо, моя реакция ясно отобразилась на моём лице, хотя навряд ли в этой тьме его можно было отчётливо рассмотреть, но через несколько мгновений девушка забрала инструмент обратно и, не теряя времени, принялась сама ковыряться им в скрепляющем мой пояс замке.
      
      По понятным причинам я продолжал молчать и не шевелиться, хотя множественные вопросы калейдоскопом крутились в голове. И похоже, что на один из них ответ я уже получил. Я о видеонаблюдении. Правда, тут могут быть варианты. Либо оно вообще отсутствует, либо отсутствуют только ночные инфракрасные камеры, для обычных ещё слишком темно, либо по какой-то причине отсутствует дежурный наблюдатель. Нет, наблюдатель, пожалуй, на месте, иначе мы могли бы хотя бы перешёптываться. Но и это не обязательно. Вполне возможно, что моя, хочу надеяться, спасительница не хочет будить Вику. Лелея надежду, что Стэфа, ведомая неизвестными мне императивами, сейчас пытается меня освободить, я прекрасно осознавал, что моей нелюбимой супруге в этом плане места нет и быть не может. Я и сам-то после того, как меня с любовью обработали подручные Велеса, не уверен, что смогу полноценно передвигаться, а тащить с собой или, точнее, на себе такой балласт, как моя полумёртвая жёнушка – вообще нереально. Если я и смогу ей как-то помочь, то только оказавшись на свободе, а оставаться тут из бессмысленной солидарности, когда смутно забрезжил шанс на спасение – нет уж, увольте.
      
      Впрочем, что-то я чересчур размечтался, торопясь принять желаемое за действительное. С чего я взял, что Стэфа озаботилась выпусканием пленника на волю? Не исключено, что у неё какие-то совсем другие цели, которые с моими проснувшимися надеждами никак не связаны. Лучше не будем забегать вперёд и дождёмся ясности.
      
      Я даже не заметил, в какой момент замок на поясе разомкнулся. Просто внезапно туго обтянутая вокруг меня цепь ослабла, не издав ни звука. Работа настоящего мастера. Не задерживаясь, девушка переключилась на ножные кандалы. Лишь сейчас до меня дошло, насколько сильно она рискует, ввязавшись в крайне сомнительную авантюру. Не знаю, что ею движет, но, если её поймают, участь её, боюсь, будет незавидной. А случись чудо, и она сумеет меня вызволить, клянусь, сделаю для неё всё, что угодно. Ну, когда до магии снова дорвусь.
      
      Сковывающий мои ноги капкан практически так же бесшумно отвалился, а за ним последовали и наручники. Я даже позавидовал той ловкости, с которой была проведена операция по освобождению моего тела и конечностей от фиксирующих устройств. А затем моя фея-спасительница потянула меня в тот самый угол, из которого появилась. Вот тут-то я и прочувствовал, наконец, по-настоящему, как славно меня отмутузили. Каждое движение отзывалось такой болью во всём теле, что мне невольно приходилось одновременно удерживать и стоны, и слёзы. Тем не менее, стиснув зубы, я шёл и даже сумел пропихнуть себя через раздвинутые в полу доски, хотя далось мне это на грани потери сознания. Понадобилось несколько минут, прежде чем я отдышался и смог худо-бедно двигаться дальше.
      
      Оказавшись по другую сторону пола, я разглядел, что «приютивший» нас просторный сарай имеет под собой подобие настоящего фундамента. Во всяком случае, основание его каркаса покоилось на многочисленных кирпичных столбиках, напомнивших мне садово-огородные участки из советских времён, когда практически все убогие загородные домишки счастливых обладателей вожделенных шести соток, гордо называемых дачей, возводились на этих столпах архитектурной науки. Это я к тому, что между полом, ставшим теперь потолком, и землёй оставался зазор порядка полуметра или даже чуть больше. Всё то время, что я лежал и не двигался, приходя в себя, лицо Стэфы периодически искажали гримасы отчаяния. Оно и понятно. Предрассветные сумерки уже почти сменились рассветом, а заметить и схватить беглецов при свете, особенно когда один из них почти калека и еле передвигается, задачка не из самых сложных.
      
      Снова стиснув зубы, я заставил себя следовать за девушкой дальше. Вообще, если предположить, что я сейчас нахожусь на базе Велеса, организованной в этом мире, то несколько деревянных халуп, хаотично разбросанных по обширной вырубке, показались мне какими-то неубедительными. Сидя на цепи, я почему-то представлял себе нечто похожее на некий обособленный научный городок, а здесь всё выглядело чуть ли не примитивнее, чем хутор Мычи. Разве что пара гусеничных вездеходов, стоящих возле одного из домишек, указывали на то, что цивилизация из моего родного мира всё-таки сюда проникла. А в остальном как-то не серьёзно. Например, здесь вообще отсутствовала какая-либо ограда, так что новых ожидаемых мною препятствий к побегу не случилось, иначе я не представляю, как смог бы перелезть через забор. Правда, учитывая практически полную изоляцию Квакающего леса и уж тем более находящейся глубоко в нём подколпачной территории от внешнего мира, он и не требовался. Разве что от хищников. Хотя лично я до сих пор ни одного не встретил, несмотря на заверения Габриэля, что волки и медведи тут совсем не редкость. Видимо, сказывается присутствие нечистой силы, близость которой зверьё чувствует гораздо лучше, нежели хомо сапиенс вулгарис, и к которой, не исключаю подобного толкования, можно отнести и меня. Всё ж таки я языческий бог, если верить моему окружению, да только, к сожалению, не сейчас. Сейчас меня и полноценным хомо сапиенсом с трудом можно назвать. Ущербным, скорее.
      
      Что радовало, лес, куда вела меня девушка, был совсем рядом и со всех сторон. Меня вообще поражало, насколько гигантским оказался массив Квакающего леса. И я не думаю, что Елава смогла задействовать его отталкивающую границу по всему периметру. Из тех оценок, что удалось сделать драконам, простирается он на сотни, если не тысячи километров. Не рощица, одним словом.
      
      А ещё меня всё больше удивляло, насколько легко состоялся мой побег. Что-то тут не так. Слишком уж просто. Больше похоже на какую-то фикцию. Но пока я мог лишь следовать за своей провожатой, надеясь, что позже появится возможность разобраться в этой несуразности.
      
      Каким-то чудом при достаточной уже освещённости до ближайших деревьев мы добрались никем не незамеченными, так что чувство, что со мной затеяли какую-то непонятную игру, неуклонно росло, а вместе с ним начало расти и недоверие к вроде бы пытающейся меня спасти девушке. Спасти ли? Теперь я в этом уже совсем не был уверен. Но только чего, в таком случае, от меня хотят? Чтобы я куда-то их привёл? Чтобы неведомым мне самому способом упростил им задачу по считыванию памяти с кристалла? Но ведь это же полнейшая нелепица! Даже преподнеси мне сейчас Стэфа этот самый кристалл на блюдечке, я понятия не имею, что мне с ним делать.
      
      Не могу с уверенностью сказать, сколько уже времени мы драпали через лес, думаю, порядка двадцати-тридцати минут, когда за нашими спинами, слегка приглушённые разделяющими нас деревьями, взвыли серены, несколько поколебав моё недоверие к спасительнице. Ещё больше его поколебал тот умоляюще-панический взгляд, с которым она обернулась ко мне.
      
      – Нам нужно двигаться быстрее, а ещё лучше – бежать! – это были первые слова, которые я от неё услышал. – Ни вам, ни мне не жить, если нас поймают.
      
      – На… счёт… се… бя… я… и… так… не… со…мне…вал…ся… – боль и одышка заставляли меня прерываться буквально после каждого слога.
      
      Как правило, собственную спортивную форму я поддерживаю на очень приличном уровне, и, будь я здоров, девушка бежала бы за мной, а не я за ней. Но сейчас, когда каждый шаг давался с трудом и отдавался дикой болью во всём теле, лишь страстное желание выжить заставляло меня превозмогать страдания. И неважно, что в моём случае смерть повлечёт за собой очередную реинкарнацию нового меня в моём мире. Для меня теперешнего это всё равно станет смертью окончательной, так как текущая личность полностью сотрётся. Такую вот участь непонятно из каких соображений я сам себе запрограммировал. Прерваться же этот круговорот меня в природе может только тогда, когда я, во-первых, буду снова находиться в магическом поле, а во-вторых, непосредственно с ним взаимодействовать. В этом случае, если верить моим соратникам и сподвижникам, я становлюсь и остаюсь бессмертным и неубиваемым. Не знаю, не проверял ещё. Да и не хочется, если честно. А вот если хотя бы одно из этих условий не будет соблюдено, то, в случае моей смерти, программа автоматически откатится к заводским настройкам, и мой пятидесятилетний цикл запустится по новой.
      
      Несмотря на смертельно опасные обстоятельства и близкое к беспамятству состояние, в моё сознание всё настойчивее пробивалась преследующая меня повсюду неправильность. Просачивалась она в мой почти парализованный болью мозг очень медленно, но, как говорится, вода камень точит, а потому в какой-то момент я окончательно осознал, что по-прежнему не слышу практически никаких живых звуков. Ни зверей, ни птиц, ни насекомых – ничего! Только продолжающую надрываться теперь уже вдалеке сирену, хруст ломаемых сучков и веток, попадавших под ноги, да слабый шум ветра, временами пробегающего по верхушкам деревьев. И деревья я наконец-таки как следует разглядел. Та кривобокость местной флоры, что привлекла моё внимание ещё до нападения у машины, здесь достигала масштабов поистине апокалиптических, вполне подходящих для киношного варианта какого-нибудь заколдованного царства Кощея Бессмертного, где антураж обязан соответствовать. Искорёженные стволы и ветви наводили на мысль об их предсмертной агонии, а редкая листва с чахлой травой были настолько немощными и бледными, словно выжимали последние соки из практически лишённой всех питательных веществ почвы. Жаль, не могу расспросить уводящую меня всё дальше и дальше спасительницу. Окончательно собью дыхание и вообще идти не смогу.
      
      А ведь и в самом деле: куда мы с ней идём? Просто бежим, куда глаза глядят, или же у неё есть какой-нибудь конкретный план? Боюсь, без такого плана у нас нет ни малейших шансов благополучно скрыться. С другой стороны, признаков погони я пока тоже не улавливаю. Здесь наверняка должны быть поисковые или хотя бы обычные собаки, а лая за спиной по-прежнему не слышно. Чуть подумав, я припомнил, что вроде бы вообще за всё время никакого лая ни разу не слышал. Выходит, собак тут нет? Недальновидно и неосмотрительно со стороны милейшего друга Велеса. В конце концов, без собачек просто скучно, когда долго находишься на лишённой живности природе. Стоп! А может, в этом-то как раз собака и зарыта? Может, любая тварь божья, акромя толстокожих хомо сапиенсов, тут просто не выживает? Потому и тихо так. Резонно. Только что же это за дрянь такая, что на местную природу столь негативно влияет? Бог ты мой! А ведь ответ очевиден, и он прямо-таки напрашивается! ЗДЕСЬ НЕТ МАГИИ!!!
      
      Я даже остановился от посетившего меня откровения. Я один такой умный, или есть и другие, кто догадывается?
      
      – Стэфа, – девушка тоже остановилась и обернулась ко мне умоляюще, мол, нужно двигаться дальше, но я всё же спросил: – скажи, почему вся растительность тут такая перекрученная и больная, а живности вообще никакой не видно и не слышно?
      
      – Это обязательно нужно прямо сейчас обсуждать? У нас есть более жизненно важные проблемы.
      
      – Не спорю. Но мне нужна хотя бы минутка, чтобы отдышаться, пока я совсем не свалился, а от тебя не убудет, если ответишь на пару вопросов.
      
      – Это всё из-за какого-то вредоносного излучения от той штуки, которая гасит магию, – ответила она, вздохнув, но не став дальше пререкаться.
      
      – Принято. Почти совпадает с тем, о чём я сам подумал. Второй вопрос. Почему ты мне помогаешь?
      
      – Не знаю. Откуда-то знаю, что должна, и меня саму это пугает. До вчерашнего дня я вообще не подозревала о вашем существовании.
      
      – Странно.
      
      – Не то слово. Но давайте уже идти, иначе ищейки Серого нас схватят, и я даже думать боюсь, что они со мной после этого сделают.
      
      – Так здесь всё-таки есть собаки? – спросил я, трогаясь с места.
      
      – Он так своих подручных называет, – Стэфа тоже возобновила движение, но на вопросы пока отвечала. – Собаки, сколько их сюда ни привозили, при первой же возможности сбегали и больше не возвращались.
      
      – А… ку… да… мы… и… дём? – я снова начал активно задыхаться.
      
      – Если вы не будете останавливаться и мучить меня вопросами, то надеюсь успеть добраться до одного укромного места. Так что вы лучше помолчите, иначе все мои усилия окажутся напрасными.
      
      Уговаривать меня не требовалось, потому что вести беседу на ходу я просто был не в состоянии. Оставалось лишь полагаться, что девушка говорит правду. Впрочем, особого значения это не имело, так как каких-либо альтернатив у меня всё равно не было.
      
      Сирена наконец умолкла, после чего Стэфа заметно взвинтила темп, коротко предупредив:
      
      – Взяли след.
      
      И вы знаете, подействовало! У меня будто второе дыхание открылось. Боль не пропала, нет, но словно бы отошла на второй план, обещая рассчитаться со мной за подобное пренебрежение позже. Я и не сомневался, что, когда мы достигнем… извините, если мы достигнем того самого укромного местечка, о котором говорила Стэфа, марш-бросок через лес в избитом теле мне ещё ой как аукнется. Впрочем, если не достигнем, аукнется ещё сильнее.
      
      Всё-таки хорошо, что здесь средневековье, и у преследователей нет возможности отслеживать наше перемещение с помощью GPS, триангуляции мобильного телефона или ещё каким-нибудь «цивилизованным» способом. Другое дело, что никакого мобильника с GPS у меня всё равно при себе нет, но мало ли что. А так, хочется думать, тут всё по старинке. И очень надеюсь, что профессиональных следопытов, вроде Габриэля, среди наших преследователей тоже нет. Искали-то они до моего появления не сбежавших людей, а запрятанные где-то тут кристаллы. Всё же любопытно, как они их нашли? Это даже не иголку в стоге сена искать. Найти её там по нынешним меркам не так уж сложно. Повозиться, разумеется, придётся, но, если имеется при себе мощный магнит, проблема вполне решаемая. Наверное, для поиска кристаллов использовалась какая-нибудь электроника, типа миноискателей, или, в данном случае, кристаллоискателей. Правда, про такие я никогда не слышал, но это вовсе не означает, что их не существует. Я много о чём не слышал.
      
      Я давно уже потерял счёт времени и не знал, час мы бежим, два, или уже полдня минуло. Во всяком случае, уже давно стало совсем светло хоть и пасмурно. И ещё сильно мокро. Похоже, накануне здесь прошёл знатный дождик. Впервые за сегодняшний день мне вспомнился Мастрей. Нужно будет спросить о нём Стэфу, вдруг парнишку тоже поймали, и она о нём что-нибудь знает?
      
      – Стэфа, – втянувшись наконец-то в ритм, я почувствовал, что могу теперь более–менее говорить, – вместе со мной был юноша, немного моложе тебя. Не знаешь, что с ним сталось?
      
      – Вас одного привезли. Мне лишь известно, что, когда вас нашли, вы лежали без сознания, а трое людей Серого валялись мёртвыми. Вернее, двое, третьего в клочья разнесло. Погибли от взрыва вашей машины. Больше там вроде бы никого не было. Во всяком случае, никаких упоминаний о ком-нибудь ещё я не слышала.
      
      Неужели мальчишке посчастливилось сбежать и выжить? Когда я вернулся к джипу, он отсутствовал и не отзывался. Но как так получилось, что машина взорвалась? С учётом того, что боезапас в ней некислый лежал, рвануть должно было знатно. Неужели это дело рук Мастрея? Если так, то парень намного мужественнее, чем мне поначалу показалось. Правда, иногда храбрые поступки с большого перепугу совершают. В любом случае я рад, что враг понёс урон, и моя машина с вещами ему не достались. Хочу надеяться, что моему юному спутнику повезло больше меня, и он сумеет добраться или уже добрался до кого-нибудь из наших. Даже не представляю, как они себя поведут, услышав дурные вести, уж точно не возрадуются. Жаль, что Горыня сюда попасть не может. Ему разделаться с этой Велесовской шайкой было бы раз плюнуть.
      
      От длительного полубега-полуходьбы меня уже давно мучала жажда. Она с самого начала давала о себе знать, учитывая, что вечера я всё ж таки ещё и спиртного принял, так что теперь я уже практически от неё изнемогал.
      
      И вот, будто почувствовав, что я думаю о воде, спасительница задала мне несколько странный вопрос, учитывая, что мы в лесу:
      
      – Вы плавать умеете?
      
      – Да, – максимально лаконично ответил я и тут же перестал быть лаконичным. – Неужели потребуется?
      
      – Да, – она ограничилась только лаконичным ответом.
      
      Наверное, придётся какую-нибудь речку переплывать, подумалось мне. И вряд ли это та же самая, по которой мы с Мастреем «сплавлялись» на джипе, та мелковата. Хотя всё может быть. Неизвестно, насколько далеко меня увезли от места нападения. Не исключено, что послуживший нам дорогой ручей, приняв в себя ещё с десяток таких же, успел стать более полноводным. Да по фиг, главное, что скоро наконец напьюсь.
      
      С той стороны, откуда мы бежали, но пока ещё достаточно далеко, послышался какой-то треск.
      
      – Догоняют, – нервно констатировала Стэфа, ускорившись ещё больше.
      
      В который уже раз, стиснув зубы ещё сильнее, мне пришлось сделать то же самое. Теперь я понимаю, что такое гонки на выживание. Даже если меня не убьют сразу, возможность сбежать повторно мне уже точно никогда не представится.
      
      Местность явно пошла под уклон, и я предположил, что что обещанное Стэфой водное препятствие, скорее всего, уже где-то недалеко. Даже не знаю, что в моём состоянии лучше, бежать или плыть. Пока я главным образом ногами работаю, и побитый организм к этому более-менее приноровился, а на воде мышечные нагрузки совсем по-другому распределяются, и бог знает, насколько ему такая перемена понравится.
      
      Треск послышался снова, но уже заметно ближе. Быстро же они передвигаются, сволочи. Впереди за деревьями что-то блеснуло. Ещё минута, и мы вынеслись на берег… нет, не реки. Перед нами раскинулось озеро, по форме напоминающее слабо загнутую подкову, и мы оказались практически в самой середине его вогнутой части. Если дальше не плыть, то мы, по сути, в ловушке. До противоположного берега, причём весьма и весьма крутого, насколько я отсюда вижу, метров восемьдесят-сто. В длину навскидку порядка полукилометра. И зачем же нам через него плыть, выставляя себя на всеобщее обозрение и оставаясь для преследователей как на ладони, когда вполне можно было обежать его стороной?
      
      – Теперь строго за мной, – скомандовала Стэфа и бросилась в воду.
      
      Мне не оставалось ничего другого, как послушаться. Чёрт, как же это больно оказалось! Но сознание я всё-таки не потерял и заставил себя плыть. Сильно мешала одежда, но тут уж ничего не поделаешь. На раздевание времени не было. Я вообще опасался, что, прежде чем мы достигнем противоположного берега, нас заметят и сходу начнут стрелять. Эта мысль меня заметно приободрила и заставила грести интенсивнее, невзирая на активное возмущение исстрадавшегося тела. Ничего, пусть терпит, не очень-то меня роль живой мишени прельщает.
      
      Противоположный берег приближался и, глядя на него, я всё больше и больше сомневался, что смогу по нему взобраться.  Да и Стэфа, мне кажется, не сможет, если летать не умеет, разве что у неё там заранее канат припасён. Берег был не просто крутой, а почти отвесный. До него оставалось не больше трёх метров, а под ногами по-прежнему была глубина, и он нависал над нами высотой трёхэтажного дома. Да на нём даже уцепиться не за что, и никакого каната! У девчонки с головой всё в порядке?!
      
      – Вдохните побольше воздуха, – прервал голос девушки моё праведное возмущение, хоть и мысленное пока что. Она ухватила меня за руку и скомандовала: – Ныряем!
      
      На секунду я опешил, но тут же спохватился и послушно последовал указаниям. Видимо, из-за прошедшего дождя вода в озере была жутко мутной, поэтому разглядеть что-либо сквозь её толщу оказалось практически невозможно, сколь ни таращился я в тёмно-серую пелену растопыренными глазами. В итоге я лишь слепо следовал за увлекающей меня куда-то Стэфой, стараясь не быть для неё балластом. Предполагаю, что мы проникли в какой-то затопленный подземный ход под обрывом, начинающийся на глубине метра в три, если не глубже. Плывя через него, я несколько раз задел стены, и они показались мне гладкими и твёрдыми. Камень, не иначе. Размышлять о происхождении этого образования было недосуг, потому что я уже начинал задыхаться. Наверное, какая-нибудь пещера с подводным входом-выходом. Как только отыскала такую?
      
      К счастью задохнуться окончательно я не успел. Девушка резко дёрнула меня вверх, видимо, тоже опасаясь, что мне не хватит воздуха. И вот я уже с наслаждением снова втягиваю в себя воздух, опираясь рукой на вертикально уходящий вверх камень, но зато моя голова теперь находилась над водой. Что удивительно, воздух здесь оказался на удивление свежим, не иначе имеется какая-то проточная вентиляция с выходом на поверхность. А местечко-то и в самом деле укромное. Жаль только, что из-за кромешной тьмы я не имею ни малейшего представления о том, где мы сейчас находимся. Может, это небольшая каверна в скальной породе, а может, пещера огромная. Но я не угадал в обоих случаях.
      
      – Как тут ориентироваться? – спросил я, отдышавшись.
      
      – Сейчас подсвечу, – послышался откуда-то сверху голос Стэфы.
      
      Через мгновение что-то сверкнуло, и я увидел её с зажжённой свечой в руке, движущуюся выше моей головой по кругу и зажигающую новые свечи, вставленные в подсвечники из тёмного металла, которые, в свою очередь, через равные промежутки крепились к облицованным белым мрамором стенам. Да-да, я не оговорился. Я висел в воде, придерживаясь за борт квадратного бассейна со стороной метров десять, который поверху опоясывала трёхметровой примерно ширины дорожка. Всё это великолепие венчал сводчатый потолок, расписанный уже практически нечитаемыми облупившимися фресками. Всё-таки вода не самое лучшее соседство для художественных произведений. В центре одной из стен куда-то вглубь уходил широкий арочный проход, пока что тонувший во мраке.
      
       Можете себе представить моё состояние? Ну да, я натурально утратил дар речи. Понадобилось минут пять, прежде чем я перестал изумлённо таращиться по сторонам с разинутым как у какого-нибудь мультяшного персонажа ртом и подплыл к опускающимся в воду ступеням, тоже, кстати говоря, мраморным. Шок я испытал, пожалуй, не меньше того, который получил, проснувшись под балдахином рядом с Иланой. Словно попал в пещеру Али-Бабы, только, вместо сокровищ, сокровищем выглядела сама пещера. Хотя ещё неизвестно, что ждёт меня на другом конце того прохода. Быть может, те самые груды золота и драгоценностей.
      
      Стэфа же, запалив все находящиеся тут свечи и ни слова больше не сказав, как будто так и надо, нырнула в проход и скрылась, предоставив меня самому себе. Судя по появившимся в глубине прохода световым бликам, освещение там тоже предусмотрено. Не торопится девушка посвящать меня в свои тайны. Что ж, я и без того у неё в долгу, и она в полном праве хозяйки поступать так, как считает нужным. Но откуда взялось тут всё это великолепие? Я словно в какую-то сказку угодил. Впрочем, сказкой можно считать вообще все события, начавшиеся с моего попадания в Мычи, или даже с прокола колёс. Кроме той части, где меня оглушают, избивают, забирают в плен и сажают на цепь. Хотя это тоже сказка, только уже страшная.
      
      Отвлекая себя такими мыслями, я дождался, когда очередной стресс немного спал, и проследовал в том же направлении, в котором скрылась моя спасительница. Да и не заметил я тут никакого другого направления, разве что обратно под воду.
      
      Мрамор сменился полированным гранитом, а сам проход невольно вызвал ассоциацию с каким-нибудь переходом между станциями московского метро. Не хватало сейчас только откуда-нибудь спереди услышать: «Осторожно, двери закрываются, следующая станция… «Подколпачная»».
      
      Переход закончился, но попал я из него не на станцию метро, а в широкий круглый холл, диаметром с цирковую арену, в стенах которого через равные промежутки располагались девять массивных дверей. Место, на котором могла бы находиться десятая, приходилось на выход из тоннеля. Материал дверных полотен очень походил на морёный дуб, что странно, учитывая, что дубы здесь не растут. Хотя могу и ошибаться, не такой уж я подкованный специалист по древесине. В промежутках между дверями крепились всё те же подсвечники, которые сейчас все были задействованы, давая достаточно света, чтобы всё как следует рассмотреть.
      
      Что сказать. Похоже, что камень тут в чести, разве что стены после мрамора и гранита теперь сменились малахитом. Над головой снова купол и снова фрески, только эти пострадали от влаги намного меньше и просматривалась отчётливо. В тон малахиту по всему своду густо вились виноградные лозы с созревшим уже виноградом, чередуясь лианами хмеля с нежнозелёными шишечками, и, что характерно, и те, и другие ласково обвивали множественные изящные амфоры. И тут алкогольная тематика, мало нам, что ли, погребов Кизюка? Хорошо только духовная, а не материальная, хотя я бы сейчас и от материальной не отказался, если честно. Ну, и куда мне теперь?
      
      Ответ последовал незамедлительно, словно я свой вопрос вслух произнёс. Вторая дверь справа приоткрылась, и послышался голос Стэфы:
      
      – Настоятельно рекомендую переодеться в сухое. Думаю, там, – она наполовину высунулась наружу и махнула рукой на одну из дверей напротив меня, – сможете подобрать себе что-нибудь более-менее подходящее.
      
      – А освещение там есть? – поинтересовался я, успев заметить, что сама Стэфа уже частично переоделась, так как сверху на неё была наброшена то ли простыня, то ли просто какая-то ткань. Может, полотенце такое. Но она верно советует, в мокром как-то совсем не комфортно.
      
      – Возьмите свечу отсюда.
      
      Не углубляясь в разъяснения, она вновь скрылась за дверью. Неразговорчивая какая-то дама, а разговорить мне её надо. Уж больно много непонятного вокруг меня творится, а без её помощи я вряд ли самостоятельно тут в хоть в чём-нибудь разберусь. Во всяком случае, в том, что касается этого подземного дворца, уж точно.
      
      Я вытащил из канделябра ближайшую ко мне свечу, пересёк холл и осторожно приоткрыл указанную дверь. Очередной подсвечник обнаружился за дверью на стене справа. Всего их в комнате оказалось пять. Чтобы более-менее разглядеть помещение, хватило трёх, но я всё равно запалил все пять. Раз свечки установлены во все и все новые, значит, можно не экономить, рассудил я. Да и приятнее так, чем в полумраке глаза напрягать.
      
      Комната ничем особенным не выделялась, росписей на потолке я не увидел, но всё же и не совсем ординарная. Стены опять каменные, но уже не из холодного мрамора-гранита-малахита, а из мягкого тёплого камня светло-коричневого цвета, напоминающего структурой пемзу. Потолок высокий и тоже сводчатый. Похоже, это отличительная особенность всех тутошних помещений, хотя и не факт, поскольку это лишь третье, которое я вижу. Четвёртое, если считать переход. До потолка в самом центре, наверное, метра три с половиной. Там, где свод переходит в вертикальные стены, на метр ниже. В основании комнаты прямоугольник примерно четыре на шесть метров, вытянутый от двери.
      
      Напротив двери, у торцевой стены, выдвинутый примерно на метр вперёд, стоял большой, частично закрытый снизу стол из красного дерева с фигурными ногами. Пара кресел из того же дерева с иссохшей потрескавшейся кожаной обивкой тёмно-коричневого цвета сейчас выглядели малопривлекательными, хотя когда-то, наверное, смотрелись неплохо. Они бы и сейчас смотрелись, если обивку заменить. Стояли они по сторонам от стола спинками к углам комнаты. Между столом и торцевой стеной, на рабочем, так сказать, месте не было ни кресла, ни даже стула, зато имелся самый обыкновенный табурет, который я сначала вообще не разглядел, пока ближе не подошёл. Непривычная, прямо скажем, сидушка для продолжительной сидячей работы, но она в то же время наводила на мысль, что её хозяин предпочитал не расслабляться. А что за столом когда-то работали, было понятно по мраморной чернильнице, пресс-папье и облезлым перьям, невесть сколько томящимся без дела в каменном стаканчике. Слева, ближе к двери, стоял широченный, аж пятистворчатый шкаф, немного напомнивший мне произведение столярного искусства в Мычиной гостиной, но всё же не настолько монументальный. Только этот ваял не столяр, а краснодеревщик, так как украшавшая его тончайшая вязь из листьев и цветов, без сомнений, принадлежала руке настоящего мастера. По правой стене, относясь явно к тому же гарнитуру, вытянулся большущий диван, кожу которого постигла та же судьба, что и на креслах. Вряд ли отдыхать на нём так уж приятно. Ему бы тоже обивочку заменить.
      
      Отдельно следует сказать об украшениях, занимавших почти всё свободное пространство на стенах. Думаю, коллекционеры старинного оружия многое бы отдали, чтобы заполучить образчики этого великолепия. Чего здесь только не было. Мечи, шпаги, кинжалы, кремневые ружья, пистолеты, луки, арбалеты, копья и прочее, названия чего я даже не знаю. К сожалению, я не большой знаток подобного рода старины, но, даже будучи абсолютным дилетантом, не мог не восхититься красотой коллекции. Интересно, кому это всё принадлежало или до сих пор принадлежит?
      
      Оторвавшись от созерцания рукотворных произведений искусных оружейников, я переключился на шкаф. Знаете, что больше всего меня удивило, когда я его отрыл? Отсутствие лежалого запаха, который неизбежно возникает, прямо-таки въедаясь в содержимое любого хранилища, которое давно не открывали. Особенно если речь идёт о хранении изделий растительно-животного происхождения, к коим в досинтетические времена относилась вся одежда и обувь поголовно. Не представляю, что за антисептик тут применялся, но абсолютно все вещи, которые я обнаружил в шкафу, выглядели практически новыми. И ещё меня порадовало, что вещи были мужскими, хотя к подобному на много веков устаревшему фасону я не привык. Тем не менее я довольно быстро подобрал себе белую рубаху из похожего на хлопок материала, чёрные замшевые штаны и замшевую же жилетку с золотой строчкой. Сложнее оказалось с обувью. Представлена она была главным образом сапогами, а человеку, привыкшему ходить летом в лёгких ботиночках или кроссовках, сие обмундирование казалось крайне неудобным. Выбрав самые короткие, я решился их примерить. Сели по ноге так, словно их делали по спецзаказу конкретно для меня. К слову сказать, и рубаха, и штаны, и жилетка также оказались тютелька в тютельку по моей фигуре. Везение или прежний хозяин был моих же кондиций?
      
      Покончив с переодеванием, я вознамерился поподробнее обследовать таинственное подземелье. Не знаю, почему, но мои опасения, что, оказавшись в безопасности, травмированное тело возьмётся мстить мне за надругательство, пока не оправдывались. То есть тело-то, разумеется, болело, но вполне терпимо. Видимо, дожидается момента, когда я расслаблюсь окончательно, а пока впрыскиваемый в кровь от бесконечных стрессов и эмоций адреналин продолжает притуплять болевые ощущения.
      
      Прихватив один из подсвечников, я направил свои стопы к ближайшей от моей двери. К той, что справа, если быть точным, так как левая была ровно на таком же расстоянии. Спросите, почему именно правая? Так ведь откуда-то надо начинать.
      
      За дверью обнаружился явно какой-то склад. Сундуки маленькие, сундуки большие, сундуки средние. И почему-то не возникло ни малейшего желания прямо сейчас исследовать их содержимое. За следующей дверью, в этом не было никакого сомнения, я увидел помещение, которое однозначно прежде занимала женщина. Стульчики, банкетки, трюмо с огромным зеркалом, вместо дивана изящная резная кровать. Шкаф не один, а два, не столь, правда, объёмные, что в той комнате, где я переодевался, но в сумме, пожалуй, более вместительные, чем тот один. Имелся и стол, но опять же размеров умеренных и без каких бы то ни было письменных принадлежностей. Стены для разнообразия задрапированы бордовым шёлком, а из украшений лишь одна большая картина в человеческий рост. От подсвечника, который я принёс с собой, освещение получалось довольно скудным, поэтому, чтобы лучше её рассмотреть, я зажёг ещё два из тех, что тут уже имелись.
      
      Это оказался портрет молодой женщины в длинном белом платье без рукавов и с глубоким декольте, небрежно привалившейся правым плечом к колонне какого-то портика. В левой, согнутой в локте руке зажат скромный букетик фиалок. Даже на статичной картине создавалось впечатление, что ветер по-настоящему треплет длинные распущенные волосы. Художник нарисовал картину очень детально и достоверно. Посмотрев в лицо женщины, я почувствовал, что мне становится плохо. Со стоном опустившись на стоящую рядом банкетку, я попытался стряхнуть наваждение. Не помогло. С портрета с лёгким и таким знакомым высокомерием на меня смотрела Вика. И точно так же, как несколько дней назад случилось на хуторе Мычи, у меня появилось стойкое ощущение, что я тут уже бывал. Только на хуторе перед этим у меня открылись магические каналы, а здесь им подпитываться было не от чего.
      
      С олимпийским спокойствием я вышел в круглый холл и проследовал в крайнюю левую дверь от ведущего к бассейну переходу. Открыв её, я неспешно зажёг все шесть подсвечников, что нашлись внутри, и встал в метре от другого, так же написанного в полный рост портрета, с которого жёстким, тяжёлым и неумолимым взглядом на меня смотрел я сам. Только с волосами до плеч, густой бородой и усами. Именно в этот момент я окончательно поверил, что являюсь тем самым, кем меня считают мои новые старые друзья.
      
      – Теперь я вижу, что ошибалась, – раздался рядом со мной голос неслышно подошедшей Стэфы, успевшей сменить мокрый комбинезон ниндзя на скромное голубое платье.
      
      – Ошибалась в чём? – не понял я.
      
      – Что не подозревала о вашем существовании. С тех пор, как вчера вас увидела, все мозги сломала, пытаясь вспомнить, кого мне ваше лицо напоминает, но так и не вспомнила. Наверное, из-за разницы в количестве растительности на голове. Это ваш предок?
      
      – Это я сам.
      
      – А сколько вам на самом деле сейчас лет?
      
      – Хотел бы я знать. Ты мне лучше скажи, откуда тебе про это место известно? Как ты вообще сюда попала?
      
      – Сложный вопрос. Я сама очень многого не понимаю и не помню.
      
      – В этом мы с тобой очень схожи. Я тоже хорошо помню только два последних десятилетия. Ну, может быть, два с половиной. Знаешь, мне почему-то кажется, что, если мы с тобой сядем и обстоятельно поговорим, то поможем друг другу восстановить некоторые утерянные фрагменты нашего прошлого. Тут, кстати, найдётся, чем перекусить?
      
      – Только напитки. Вина тут неплохо сохранились, а воды вообще сколько угодно. Сами видели. Но можно попробовать прямо через бассейн наловить рыбы. Я так уже делала. Рыба в озеро попадает через впадающую в него речушку, а бежать ей, кроме самой же речушки, некуда. Она словно в огромную вершу попадает и постоянно голодная. В самом озере никакого корма нет, а того, что приносит речка, ей не хватает. Так что клюёт на всё подряд, даже на голый крючок.
      
      – А жарить её есть на чём?
      
      – Сковороды есть, но мне варить приходилось. Ни масла, ни каких-либо других съестных припасов тут нет. Когда я сюда впервые попала, вековая пыль пластами везде лежала, так что мне было, чем заняться, но в процессе уборки еда мне не попадалось.
      
      Честно говоря, перспектива есть варёную рыбу, которую прежде ещё надо поймать, а затем, понятно дело, почистить и выпотрошить, меня мало прельщала. По крайней мере, сейчас. А вот от стаканчика-другого вина я бы не отказался. С другой стороны, если мы тут застрянем надолго, позаботиться о пропитании всё равно рано или поздно придётся.
      
      В столовую или, наверное, правильнее будет сказать – в трапезную я попал безошибочно. Не вспомнил, нет, но на уровне интуиции даже не засомневался, куда идти. Интерьер ничем особым не удивил. Длиной помещения разве что. Зачем мог понадобиться тридцатиметровый зал со столом почти во всю его длину, мне было не очень понятно. Мы что, гостей здесь с Викой принимали? Почему-то я уже не сомневался, что это одно из наших с ней тайных убежищ. Опять же предположение на уровне интуиции. По обеим сторонам вдоль стен, словно железнодорожные составы, стояли шкафы, шкафы, шкафы. Как раз в этом ничего удивительного не было. Куда-то же нужно убирать посуду, и столовую утварь, а для такого стола этого добра должно быть много. Вдоль стола выстроились вполне себе удобные стулья в соответствующем количестве, чтобы и локтями не биться, и слишком далеко к соседу не тянуться, если захочется, например, дружески звякнуть бокалами. Уж точно лучше, чем лавки.
      
      Стэфе не требовалось знакомиться с обстановкой, поэтому она, не отвлекаясь на осмотр, извлекла из одного из шкафов два серебряных кубка по пятьсот-шестьсот миллилитров каждый, поставила их на стол и куда-то вышла. Вернулась она минут через пять, неся с собой две пыльные запечатанные бутыли литра по два каждая. Какие-то у неё превратные представления о паре стаканчиков. Где тут винный погреб, я пока не знал. Интуиция молчала.
      
      – Чтобы лишний раз не ходить, – прокомментировала она мой незаданный вслух вопрос, ставя бутыли на стол рядом с кубками. – Не люблю туда лазить.
      
      – Крысы? – поинтересовался я.
      
      – Грязно, – я даже не заметил, откуда в её руке появилась тряпка, которой она принялась стирать пыль со стекла. – Там я так за всё время ни разу и не убралась. А крыс и мышей тут нет, как нет пауков, мокриц или ещё какой-нибудь гадости. Здесь даже плесени нет. Вас не удивило, что провисевшая в шкафах невесть сколько лет, а может, и веков одежда выглядит почти как новая? По идее, тут всё должно было давно в труху превратиться.
      
      – Чёрт, а я ведь об этом совсем не подумал, – пробормотал я, поражаясь и восхищаясь столь простому объяснению, до которого без подсказки девушки не додумался. – И не было тут никаких долгоиграющих антисептиков.
      
      – Был и есть, – поправила меня Стэфа, – тот самый нейтрализатор магии.
      
      – Тебе и об этом известно?
      
      – Не без этого. Кое-что знаю. Я думаю, что меня подбросили сюда в возрасте лет семи или около того. Не представляю, кто и что со мной сделал, но до того момента, как очнулась здесь, я не помню абсолютно ничего. Словно прямо тут и родилась.
      
      Похоже, это уже было началом истории девушки, поэтому я её прервал, распечатал одну из бутылей и разлил по кубкам ароматную тёмно-красную жидкость. Шевельнувшаяся было мысль о спаивании малолетних умерла так до конца и не оформившись. Стэфа уже вполне себе взрослый человек и может сама определять свои поступки. Не мне указывать моей спасительнице, что ей можно, а что нельзя. Разве что сама совета попросит.
      
      Вино оказалось отличным. Тонкий терпкий букет оставлял стойкое приятное послевкусие, и оно не сопровождалось той навязчивой сладостью, после которой хочется глотнуть воды, и которой так грешат всякие полусладкие и особенно сладкие вина. Видимо, мои вкусы за три века не претерпели изменений. Разумеется, если содержимое местного погреба закладывалось мной или с моей подачи. Но поскольку я уже успел утвердиться в том, что когда-то это подземное убежище было именно моим, а портреты, одежда с обувью и интуиция убедительно доказывали, что так оно и есть, допущение было правомерным.
      
      – Вспомнила, – отвлекла меня от дегустационного анализа Стэфа. – Кажется, когда я была тут в последний раз, оставила нераспечатанную пачку печенья.
      
      С этими словами она занырнула в один из шкафов и извлекла из него на свет божий, вернее, свечной, пачку печенья «Юбилейное» производства кондитерской фабрики «Большевик». Приятно видеть, что изделия земной пищевой промышленности и здесь пользуются популярностью.
      
      Я благодарно кивнул, немедленно сцапав печенюшку и тут же отправив её в рот, и предложил девушке возобновить повествование. Пришлось немного подождать, пока она сама схрумкала пару пластинок, запила их вином и таки возобновила:
      
      – Так вот, – начала она с того же места, – в один прекрасный день, а может, это было и ночью, не проверяла, я проснулась, и обнаружила себя лежащей на огромной кровати. Не могу сказать, знакомой или незнакомой. До того момента меня будто бы просто не существовало. Рядом, на столике, горела одинокая свеча, зажжённая неизвестно кем. Самое примечательное, что я абсолютно не испугалась, хотя лет мне было, как я уже сказала, наверное, около семи. Во всяком случае, на столько я выглядела. Ещё примечательнее оказалось то, что я откуда-то знала, где нахожусь. И про это подземное убежище, и про то, что выход из него под водой через озеро, и что находится оно в каком-то очень специфическом месте. Не таком, как весь остальной мир. Такое впечатление, словно кто-то вложил в мою голову эти знания, заставив напрочь забыть всю мою предшествующую жизнь. Ведь не могла же я, в самом деле, в тот момент родиться?
      
      – Не могла, – я понимал, что вопрос риторический, но захотелось как-то поддержать разговор. – И ты действительно совсем-совсем ничего не помнишь?
      
      – Совсем. Ни малейших проблесков. Знаете, что до сих пор не даёт мне покоя больше всего?
      
      – Что?
      
      – Что не только рядом со мной, но и вообще во всём этом подземном дворце не было никаких следов чьего-либо присутствия. А слой пыли везде лежал, как я уже сказала, вековой. За исключением кровати, на которой я очнулась. Хоть за это спасибо, что в грязь не уложили. Удивительно, правда?
      
      – Учитывая, что тут отсутствует магия, более чем. А у тебя не появилось по этому поводу никаких соображений?
      
      – Нет. Постепенно я перестала ломать голову над этой тайной, но периодически в мыслях возвращаюсь. Что касается всего остального, то со временем, став старше и подучившись, я пришла к выводу, что перед помещением сюда меня подвергли нейропрограммированию.
      
      – Ты даже с такой терминологией знакома?
      
      – У меня были хорошие учителя. Чтобы отыскать те злополучные кристаллы, Велес привлекал многих учёных и просто энтузиастов, обещая им золотые горы, а они в свободное время с удовольствием рассказывали, показывали и объясняли бедненькой, несчастненькой Маугли многое, что знали сами, и что я была способна воспринять. Мне даже довелось побывать на продолжительных экскурсиях в Москве и Санкт-Петербурге, и я хорошо обе помню, в отличие от тех людей, что возвращаются отсюда обратно в ваш мир. Велес и его подручные стирают им все воспоминания об их командировках. Правда, не забывают при этом хорошо платить, так что недовольных вроде бы нет.
      
      Я аж присвистнул от столь неожиданной информации. Оказывается, третья сестрёнка Габриэля вполне образованная и современная по нашим меркам девушка.
      
      – Удивлены? – в её глазах промелькнула что-то вроде торжества.
      
      – Не скрою. Поражён, я бы даже сказал. Но это, думаю, и к лучшему. Гораздо легче и проще будет друг друга понимать. Но как получилось, что, попав в общество пришельцев, ты не выдала им этого места?
      
       – Удивительно, правда? Но, это во мне было заложено с самого начала, как самое настоящее табу на уровне безусловного рефлекса. Я даже не задумывалась, просто молчала об этом месте, откуда-то зная, что говорить о нём никому и никогда категорически нельзя. До вчерашнего дня. А вчера, стоило мне вас увидеть, как во мне автоматически включилась какая-то абсолютно новая программа, которая настоятельно требовала, чтобы я вас во что бы то ни стало спасла и привела сюда. Не странно ли?
      
      – Не более странно, чем всё то, о чём ты уже успела мне рассказать. Но да, странно, – я на секунду задумался, решая, какой вопрос задать следующим. – Мне другое непонятно. Ты же видела портреты, не могла не вдеть. Неужели не узнала Викторию, когда она у вас появилась?
      
      – Узнала. Но на неё моя программа не отреагировала, только на вас. Хотя именно вас я не узнала.
      
      – А когда ты впервые встретилась с людьми Велеса?
      
      – Точно не скажу, счёт времени я не вела, но, думаю, где-то через полгода после моего «рождения». С тех пор я здесь уже почти не бывала. Не чаще двух-трёх раз за год и не оставалась тут подолгу. Боялась засветить.
      
      – И как же ты объяснила взрослым дядям своё присутствие под «колпаком»?
      
      – Правдой. Сказала, что не знаю. Мол, стукнулась головой и ничего не помню.
      
      – И тебе поверили?
      
      – Ну, головой я тогда действительно стукнулась, когда за три дня до этого случайно поскользнулась и ударилась о край бассейна. Мне даже швы наложили.
      
      Стэфа задрала на правом виске волосы, которые после нашего прихода сюда успела вытереть и распустить, и продемонстрировала прячущийся в корнях волос старый боевой шрам. Выглядело убедительно.
      
      – Так и погибнуть недолго, – озабоченно пробормотал я.
      
      – Ничего. Я тогда даже сознание не потеряла, хотя больно было очень.
      
      – Ты не перестаёшь меня удивлять, Стэфа. Как такая маленькая девочка смогла одна продержаться тут полгода?
      
      – Жить захочешь и не такое сможешь. К тому же основы выживания в меня тоже не забыли заложить, как не забыли на начальном этапе оставить тут приличный запас еды. К сожалению, за те самые полгода я успела весь его слопать. Я уже тогда прекрасно понимала, что для чего-то нужна, иначе зачем кто-то обеспокоился тем, чтобы меня сюда поместить, и чтобы я могла функционировать самостоятельно? Теперь, хочу верить, я наконец-то получила ответ на этот вопрос. Разумеется, если кроме вашего спасения в меня не заложено что-то ещё. Неприятно, знаете ли, осознавать, что являешься всего лишь чьим-то орудием. Ну вот, я, как будто, самое главное о себе рассказала. Теперь ваша очередь.
      
      – Что ж, ты меня спасла и имеешь право знать, кого спасала.
      
      Даже если всё это какая-то грандиозная провокация, вряд ли, поведав девушке свою историю, я смогу сообщить о себе Велесу что-то новое. Да и интуиция подсказывала, что Стэфа со мной откровенна. Не углубляясь в излишние подробности, я вкратце описал ей свои злоключения, начав с бегства от Виктории и не забыв предупредить, что по официальной версии являюсь языческим богом Перуном. Но частично мою историю она и так уже слышала, когда Велес, кичась своим превосходством, с упоением расписывал, как лихо и изобретательно обвёл вокруг пальца наивного и очеловеченного Перунчика.
      
      Умяв ещё пару кусочков печенья и покончив с первым кубком, я перешёл к самому интересному. Для неё, по крайней мере:
      
      – А теперь приготовься услышать кое-что ещё более неожиданное. В общем, оказавшись в этом мире, я даже за такое короткое время уже имел удовольствие повидать аж четырёх твоих кровных родственников, с двумя из которых успел свести близкое знакомство.
      
      Судя по лицу Стэфы, моё столь неожиданное заявление было воспринято ею со скепсисом и недоверием.
      
      – Что? Неужели тебе кажется это менее вероятным, чем всё то, о чём мы с тобой уже друг другу рассказали? – спросил я.
      
      – От чего же. В том, что вы с кем-то встречались, я не вижу ничего невероятного. Но с чего вы вдруг решили, что видели именно моих родственников? У них это на лбу было написано?
      
      – Ты почти угадала. Только не на лбу, а на лицах. Признаюсь, меня и самого это шокировало. Настолько шокировало, что вчера я чуть было тебя не выдал ненароком, когда осознал, кто ты такая, и насколько похожа на своих сестёр.
      
      – И кто же я, по-вашему?
      
      – Стэфания Келон. Вернее, мадемуазель Келон, насчёт имени у меня полной уверенности нет.
      
      – Я вам соврала.
      
      – В чём? – подобное признание разом разбудило уже задремавшую было во мне подозрительность.
      
      – Что абсолютно ничего не помню. Вы мне сейчас подсказали, что я ни разу не усомнилась в том, что меня зовут именно Стэфания. Пожалуй, это единственное, что хоть как-то связывает меня с прежней жизнью. Так вы утверждаете, что знакомы с моими сёстрами?
      
      – С ними-то как раз только заочно. Зато с твоим старшим братом и очень-очень старенькой прабабушкой, особенно с прабабушкой, знаком достаточно хорошо.
      
      – Заинтриговали. И не столько знакомством, сколько тем, что прабабушка очень-очень старенькая. Это как?
      
      – Думаю, поколений пятнадцать. Она сама со счёта сбилась.
      
      – Ну, в таком-то возрасте не мудрено. Надо понимать, она – ведьма?
      
      – С чего ты взяла?
      
      – Илья, – впервые Стэфа отважилась назвать меня по имени, – не надо держать меня за дурочку. Понятно же, что обычные люди столько не живут.
      
      – Прости, не хотел тебя задеть. Так и есть, твоя прабабка – ведьма, как и сёстры, и даже брат. Правда, колдун он пока только потенциальный. До встречи с нами он об этом даже не подозревал.
      
      – Ничего себе семейка. Тогда, выходит, я тоже могу потенциальной ведьмой являться?
      
      – Легко. Нам бы только из-под «колпака» вырваться или демагизатор уничтожить, тогда сразу и узнаем.
      
      – Боюсь, ни того, ни другого нам сделать не позволят. Скорее всего, озеро уже обложили со всех сторон, и, стоит нам высунуться, в лучшем случае вы снова окажетесь в плену, а я пойду по кругу. Я знаю, что они с Викторией вытворяли, по мне так уж лучше сразу смерть. Кроме того, даже если представить, что нам каким-то образом удастся отсюда улизнуть и отыскать этот гаситель магии, то, разрушив его, вы стопроцентно лишитесь возможности вернуть свою память.
      
      – Её и так на пятьдесят процентов уже нет.
      
      – С вероятностью пятьдесят процентов, – поправила она, – а это не одно и то же.
      
      – Ещё немного, и я вообще начну сомневаться, что ты порождение этого мира. Ты и в теории вероятности разбираешься?
      
      – Немного. А мои сёстры, они младше или старше меня?
      
      – Хуже.
      
      – Не поняла?..
      
      – Вы – тройняшки.
      
       Настала очередь присвистнуть Стэфе. Она, оказывается, и это умеет. Впрочем, в этом-то как раз ничего удивительного. Меня куда больше поражает другое: она гораздо больше похожа на продукт современной земной цивилизации, нежели местной средневековой.
      
      – Количество невероятностей продолжает расти, – отметила она. – По-моему, я уже близка к тому, чтобы перестать вообще чему-либо удивляться.
      
      – Я тоже, – проявил я солидарность. – Но нам всё же стоит подумать, что делать дальше. У тебя или твоей программы есть какие-нибудь соображения?
      
      – У меня никаких, программа тоже пока молчит. Как я и сказала, мы здесь как в ловушке. До сих пор поражаюсь, что нам удалось так легко ускользнуть. Только теперь вся местная банда Велеса стоит на ушах. Они отлично понимают, что их ждёт, если они нас не найдут.
      
      – Признаться, меня тоже сильно удивило, насколько просто мы сбежали. До сих пор не верится. Кстати, каким-то уж очень убогим показалось мне местное поселение. Могли бы что-нибудь поприличнее себе построить.
      
      – Есть и поприличнее. Намного причём. Только все такие места ближе к периферии купола находятся, а вас поостереглись держать близко от его края. А непосредственно здесь никому жить не хочется, потому с обустройством и не напрягались. Мы почти в самом центре зоны поражения, и вы сами заметили, что от излучения нейтрализатора магии всё живое медленно, но верно, загибается.
      
      – Так ты говоришь, что от него какое-то излучение идёт?
      
      – Не я, учёные, которых Велес сюда притаскивал.
      
      – А им удалось выяснить, что это за излучение?
      
      – К сожалению, не удалось. Был тут один физик-ядерщик, Максим Горелов его звали, так он, как только сюда попал, в полном соответствии со своей фамилией, сразу же загорелся идеей создать тут исследовательскую лабораторию для изучения этого феномена. Ну и его практически сразу же отсюда выдворили. Без воспоминаний, естественно. У Велеса тут всегда существовал и существует лишь один приоритет – сначала кристаллы нужно было найти, а затем считать их содержимое. Вернее, теперь уже кристалла. Вам он, кстати, не оригинал показывал, а фальшивку.
      
      – Я и не сомневался. Он мог бы мне хоть кусок кирпича под нос сунуть. Я всё равно не знаю, как мой кристалл с памятью должен выглядеть. Не в курсе, каким образом ему удалось их отыскать?
      
      – При помощи каких-то приборов чуть ли не инопланетного происхождения. Мне их не показывали. Кое к чему меня до сих пор не допускают и не подпускают.
      
      – То есть? – вскинулся я. – В каком смысле инопланетного?
      
      – Ну, в этом я не очень уверена. Помню просто, как кто-то сказал, что на Земле до таких эффективных штуковин ещё не додумались, вот и предположила. Меня далеко не во всё посвящали и посвящают, как я уже сказала. А сама я вовсю изображаю из себя пай-девочку, стараясь не демонстрировать излишнюю заинтересованность. Наоборот, усердно делаю вид, что мне в одно ухо влетает, а из второго с той же скоростью вылетает.
      
      – Это тоже в тебя программой заложено?
      
      – Не знаю, может быть. Разве теперь узнаешь, твоё оно или кем-то заложено?
      
      – И то верно. А вообще из тебя получился практически идеальный шпион. Шпионка. И что, никто тебя не заподозрил?
      
      – Ещё как заподозрили. Первое время мне совсем не доверяли, невзирая на детский возраст. Но постепенно привыкли и, в конце концов, стали воспринимать как свою. Да и притворяться нужды не было, поскольку я всё равно не знала, откуда здесь и для чего. А может, это вы сами меня сюда поместили?
      
      – Исключено. Я бы запомнил. К тому начальному моменту, из которого произрастает моя текущая память, ты ещё не родилась, а перемещаться во времени я вроде бы не умею.
      
      – Тогда вы точно не бог. Бог должен уметь всё.
      
      – Классический языческий бог, – меня вдруг пробило на философские умствования, – умеет лишь то, что ему приписывают. У каждого из них своя зона ответственности, и у каждой культуры для этого существуют свои конкретные боги, коих люди, возжелавшие поклонения чему-то недосягаемому, провозглашали и возводили на разной высоты пьедесталы во все времена и в меру своих пониманий. Бог – это всего лишь идол, на которого удобно сваливать и списывать всё необъяснимое, кому можно поплакаться в жилетку, не опасаясь слива на сторону конфиденциальной информации, и у кого можно попросить халявы, на что, впрочем, он никогда не отвечает. Отпущение грехов, кстати, что от имени теперь уже единого бога раздают присвоившие себе его функции церковники, тоже есть не что иное, как моральная халява, заменяющая адвоката на суде, где обвинителем выступает собственная совесть. Я не против покаяния. Оно хотя бы показывает, что кающийся чувствует за собой вину, но отпущение за неё должен давать не приспешник религиозного культа, а тот, кто в результате этой вины пострадал. В том случае, разумеется, если сочтёт раскаяние искренним, в достаточной мере искупительным и заслуживающим прощения. Естественно, что я не бог, если под этим подразумевать всемогущего творца всего сущего, коли допустить, что он всё же есть. Лично я с ним не сталкивался и от других о подобных встречах не слыхал. Я просто некая сущность с гораздо большим набором возможностей, нежели доступно не только обычным людям, но и людям, в той или иной мере наделённым способностью взаимодействовать с магией. Причём сущность на данный момент наделённая лишь воспоминаниями обычного человека и, благодаря задействованному тут демагизатору, лишённая этих самых возможностей. Будь я настоящим богом, вряд ли мне пришлось бы сейчас прятаться под землёй и мучительно ломать голову над тем, что делать дальше. И всё моё тело вряд ли бы так болело от избиения теми, кто наверняка никакого раскаяния по этому поводу не испытывает. Впрочем, на их месте я бы и не рассчитывал на моё прощение. Нет, девочка моя, я определённо не бог.
      
      – Довольно-таки витиевато, – прокомментировала Стэфания, пару раз хлопнув в ладоши, – но мне понравилось. Что-то в этом есть.
      
      – Спасибо, – я даже позволил себе раскланяться.
      
      От столь длинного и неожиданного для самого себя мудрёного монолога, снова захотелось пить. Набухав под завязку второй кубок, я разом опустошил его до половины и блаженно расслабился, прикрыв глаза. Лучше бы я этого не делал. Момент икс настал, и щадившая меня до этого боль вновь перешла в активное наступление. Видимо, это как-то отобразилось на моём лице, потому что Стэфа участливо спросила:
      
      – Совсем скверно, да?
      
      – Бывало и получше. Тут ничего крепче вина нет?
      
      – У-у. Но вина много.
      
      – А чего тут ещё много?
      
      – Свечей, спичек, женской одежды, оружия и сундуков с какими-то непонятными штуковинами вроде кирпичей.
      
      Во мне что-то шевельнулось. Не открывая глаз, я ровным голосом произнёс:
      
      – А ты бы не могла принести сюда одну из этих штуковин? Хочу на неё посмотреть.
      
      Ответа я не услышал, но, судя по звуку, девушка выскользнула за дверь. Через минуту звук повторился, и вместе с ним прозвучало короткое:
      
      – Вот.
      
      Чтобы открыть глаза, мне потребовалось сделать над собой усилие. Не потому что так обессилел, а потому что уже знал, что сейчас увижу, и мне это совсем не нравилось. Будь это слитки серебра или золота, Стэфа так бы и сказала. Будь это действительно кирпичи, их идентификация вряд ли вызвала бы у неё затруднение. А единственным из того, что встретилось мне в этом мире и с виду походило на кирпич, но им не являлось, было…
      
      Я открыл глаза. В руке Стэфании лежал точно такой же демагизатор, как тот, что повредил отбойным молотком Мастрей, а я выковырял из дна ямы. Только целый. Я молчал и не шевелился.
      
      – Вы знаете, что это такое? – не выдержала девушка.
      
      – Да, – ответил я бесцветным монотонным голосом и абсолютно уверенно. – Это портативный демагизатор малого радиуса действия без внешнего отталкивающего экрана.
      
      Замешательство, которое читалось в её глазах, прочно обосновалось и во мне. Ну и что, что я знаю, что это такое? Это отнюдь не прибавляло мне понимания того, с чем я столкнулся в целом. Если это моё, то как оно оказалось в лесных ямах-ловушках под толщей камня? А если это чужое, то как оно оказалось здесь? Это даже не вписывается в предположение, что за этими портативными демагизаторами может стоять Велес. Будь это так, наше подземное убежище не было бы для него тайной. Хотя с чего я решил, что эти штуки могут находиться только в одном месте? Глупость. Кто-то же их в работу запустил. Значит, они есть у кого-то ещё, и совершенно не обязательно, что они взяты непосредственно отсюда. Может, раньше в колдовском мире демагизаторы вместо денег в ходу были.
      
      Да что же я сам себя уговариваю? Будь это так, то уж, по крайней мере, Горыня точно бы знал об их существовании. Как, впрочем, и все остальные. Уж что-что, а универсальные средства оплаты известны любому, если они выходят за рамки бартера. Товар-деньги-товар и деньги-товар-деньги, наверное, самый распространённый вид взаимоотношений между разумными существами после секса. А может, и до, так как секс зачастую напрямую зависит от этих самых отношений. Нет, демагизаторы, может, и товар, но уж никак не универсальное средство оплаты. Не исключено что я, сам того не подозревая, сейчас вплотную подобрался к тому, сокрытому ото всех, и нас в том числе, открытию, из-за которого мы с Викой обоюдно лишили себя памяти. И именно её мне сейчас катастрофически не хватает. Я про память. Вдруг эти злополучные демагизаторы и являются тем самым открытием? Нет, вряд ли. Они, конечно, при определённых обстоятельствах могут оказаться полезными, но никакого смысла в том, чтобы про них забывать, я не вижу.
      
      – И что с ним делать? – вырвал меня из раздумий голос Стэфы.
      
      – На стол положи. А, впрочем, дай лучше мне.
      
      – Я не об этом, – она протянула мне брусок, – я имею в виду – для чего вообще они нужны?
      
      – По-моему, ответ очевиден. Чтобы локально гасить магию.
      
      Я отстранённо вертел в руках увесистый кирпич, заметив в нём то, что при знакомстве с предыдущим образцом было уничтожено дыркой от отбойного молотка. Наоборот, вернее: отбойным молотком, оставившем на этом месте дырку. Больше всего это походило на головку обыкновенного винта под плоскую отвёртку. Сейчас напротив прорези с обеих сторон находились маленькие кружочки. А может, нули. Если повернуть этот винт на девяносто градусов, по сторонам прорези встанут крестики. Даже дошкольник сообразит, что это, скорее всего, какой-то выключатель. Или включатель, что, в общем-то, в большинстве случаев одно и то же, но иногда может и не иметь функции возврата в первоначальное состояние. Продолжая логическую цепочку, закономерно всплыл следующий вопрос: как же его включили, когда он был запечатан в каменном монолите? Или как смогли создать каменный монолит, если демагизатор уже был включён? Выходит, создавали его без магии?
      
      – Значит, эти штуки можно использовать для нейтрализации ведьм и колдунов, – вернувшая меня к действительности девушка не спрашивала, а констатировала, делая примерно такой же вывод, который мы сформулировали ещё в Мычах. – Это – оружие.
      
      – Умница. Практически абсолютное оружие против любого, кто привык оперировать исключительно магией, и хорошее подспорье против тех, кто магию использует как вспомогательный инструмент. И у нас с тобой под боком, получается, заскладирован целый противоколдунный арсенал.
      
      – Это вы их сделали? – в лоб спросила Стэфа.
      
      – Не знаю, – не стал я увиливать, поскольку её предположение вполне могло оказаться правдой, – но уже и сам начинаю себя подозревать. И ты, наверное, теперь будешь думать, что нейтрализатор магии, который держит весь этот гигантский антимагический колпак, тоже создан и запущен мною.
      
      – Это первое, что напрашивается, хотя совсем не обязательно. Но автор, скорее всего, один и тот же. Здесь самый главный вопрос – зачем? Зачем вы или кто-то другой запустили этот медленно, но верно, убивающий всё живое демагизатор, создав чудовищную по своим размерам и непригодную для нормальной жизни зону? Ответив на него, мы, возможно, поймём и всё остальное. Соединим, так сказать, логической цепочкой воедино причину и следствие.
      
      – Ты точно та, за кого себя выдаёшь?
      
      – Считаете, что слишком умная?
      
      – Не без этого. Не просто умная, а умна не по возрасту. У большинства твоих сверстниц, как правило, более приземлённые интересы, нежели скрупулёзный анализ причинно-следственных связей между всякими природными или ещё какими явлениями.
      
      – По-моему, вы сейчас принижаете умственные способности моих сверстниц, но я буду расценивать ваши слова как комплимент.
      
      – Это не комплемент, это факт. Кто-то над тобой основательно поработал. Узнать бы, кто именно.
      
      – А у вас нет предположений?
      
      – Вообще-то, одно есть, но уж больно оно хлипкое. И не предположение даже, а, скорее, догадка. Для полноценных предположений не хватает данных.
      
      Стэфа неотрывно смотрела на меня, явно ожидая продолжения. Я опустошил до конца второй кубок, вновь его наполнил и принялся излагать всё, что мне на данный момент было известно о Великом Инквизиторе, магистре Зеане. Шевельнулась, правда, опасливая мыслишка, что это та самая информация, о которой Велесу, скорее всего, не известно, и мой побег может на поверку оказаться хорошо поставленным спектаклем, но я её отбросил. Зря, возможно.
      
      Беда в том, что до того момента, как я увидел Стэфанию и осознал, что в логове врага наткнулся на очередную сестру Габриэля, я не придавал ни магистру, ни его отряду практически никакого значения. Ну идут они все куда-то, ну и что? Мало ли, какие насущные проблемы решает местная инквизиция. Никак не увязывалась у меня тутошняя военно-магическая экспедиция с нашим, как поначалу казалось, абсолютно случайным перемещением в этот мир. Зародись у меня тогда хоть малейшие подозрения, думаю, для нас не составило бы труда узнать всю подноготную инквизитора. А теперь я по собственной дурости и легкомыслию заперт в ловушке. И тот факт, что мы, по всей видимости, оказались в моём же собственном, сохранившемся с незапамятных времён убежище, ничуть не приближает меня к тому, чтобы узнать о магистре что-то новое.
      
      Зато теперь я уже практически не сомневаюсь, что подавляющая часть событий, случившихся со мной и вокруг меня в этом мире, неразрывно между собой связаны. И не только те, о которых столь восторженно поведал нам накануне друг-Велес. Теперь всё предстаёт в совершенно ином свете. Нужно только тщательно вспомнить и попытаться увязать между собой всё, что мне известно. И что известно Стэфе.
      
      – Тут функционирующие письменные принадлежности имеются? – спросил я.
      
      – Перья старые, ну и бумага. Она, правда, паршивая очень. Рассыпается. А чернила, если и были, давным-давно все высохли. А вам зачем?
      
      – Хочу наглядно расписать по пунктам всё, что нам с тобой известно, и попытаться проанализировать. Вдруг да поможет?
      
      – Вы излагайте, а я постараюсь запомнить. Память у меня хорошая.
      
      – Так наглядности не получится, к тому же придётся тебе все военные тайны выболтать.
      
      – Можно подумать, что я читать не умею. А вы уж определитесь наконец, доверяете мне или же нет. По-моему, я ваше доверие заслужила. Или вы думаете, что я вся из себя такая ловкая актриса и могу вас обманывать?
      
      – По твоим же словам ты почти десять лет с Велесом и его людьми с успехом это проделываешь, а я за день знакомства уже должен отбросить все сомнения? Не так это просто, милая. Поэтому я могу лишь априори принять, верю тебе, или не верю. Я уже выбрал. Первое.
      
      – И на том спасибо. Не подумайте, что я на вас обижаюсь. Должна признаться, что мне и самой очень непросто играть в вашей команде. Моё сознание и подсознание находятся в серьёзном противоречии и это, поверьте, нелегко. Я всё-таки не робот, и внутри меня идёт нешуточная борьба с заложенной кем-то программой.
      
      – А эта программа ничего для нас полезного не подсказывает?
      
      – Пока лишь велит вам помогать. Можно, кстати, вместо чернил вино попробовать. Это не программа, это я сама предлагаю.
      
      – Гм, на безрыбье, как говориться, и вино – чернила. Я, правда, перьями писать не умею, вернее не помню, как это делается, но не думаю, что тут особая хитрость нужна. Тащи. А я пока прогуляюсь в отхожее место, если ты подскажешь, где оно. Вино, знаешь ли, стимулирует.
      
      – Вот это мне самой до сих пор непонятно. Не представляю, как вы с этой проблемой справлялись, когда здесь жили, но я ничего похожего на туалет нигде так и не нашла.
      
      – Хм, действительно странно. Не могли же мы… – начал я и осёкся, неожиданно вспомнив, сколь просто разобрался с этим неудобством в Станаупеле, когда Иле с Ёлкой приспичило. Если предположить, что я проживал тут ещё в «доколпачные» времена, то никакой нужды в туалете и не было. Насколько же всё-таки проще жить, имея под рукой магию.
      
      – Что вы не могли? – нарушила мою паузу Стэфа.
      
      – Не обращай внимания. Недооформившиеся мысли вслух. А проблему надо как-то решать. Мы, боюсь, тут надолго застряли. Пока сделаем так…
      
      Недоговорив, я перелил остатки вина из открытой бутыли в кубки, ещё несколько глотков залил прямо в себя и, прихватив опустевшую ёмкость с собой, направился в свою комнату. Под своей я подразумеваю ту, в которой переодевался. Пока я сидел в столовой, мне казалось, что вино совсем слабое, поскольку голова оставалась довольно ясной. Но сейчас, встав на ноги, я обнаружил, что они выполняют свои непосредственные обязанности не очень охотно. А может, это просто сказывались усталость после утомительного бегства и последствия недавнего бития. Надо бы дообследовать оставшиеся помещения, вскользь подумал я, открывая намеченную дверь.
      
      Оставленные мною свечи продолжали исправно гореть, я же, прикрыв за собой дверь, принялся неспешно использовать бутыль по её новому назначению. Свободный от работы мозг пытался в это время решить проблему вентиляции в помещении. Ведь для того, чтобы тут не задохнуться, да ещё постоянно жечь свечи, она просто обязана существовать. Обшаривание глазами потолка эту проблему не разрешило, поэтому мой взгляд стал постепенно опускаться ниже. Всё-таки употребление спиртного восприятие и реакцию заметно снижает, ибо мне понадобилось ещё секунд пятнадцать-двадцать, прежде чем до меня дошло, что на диване что-то лежит. Сначала мелькнула мысль, что это брошенная мною мокрая одежда, но та, как и помнилось, была свалена на кресло. По спине пробежал нехороший холодок. Поставив на пол бутыль, я шагнул вперёд. Сомнений больше не оставалось.
      
      В скрытом под толщей земли дворце, в моей комнате, на моём диване недвижимо лежал человек.
      
      Обливаясь холодным потом, я аккуратно снял со стены внушительных размеров кинжал и, держа его перед собой в правой руке, левой плавно потянул на себя махровое полотенце, которым был прикрыт неизвестный или неизвестная, так как по размерам фигура, скорее, тянула на женщину либо подростка. Раздался тихий стон, и на меня взглянули серо-голубые глаза Мастрея.
      
      – Дядя Илья, вы живы… – прошептал он.
      
      Кинжал вывалился из моей руки, и в следующую секунду я уже прижимал к груди кудрявого мальчишку, а по моим щекам покатились слёзы. В тот миг мне было абсолютно начхать, что сейчас, пожалуй, произошло самое невероятное событие из всех, которые сопровождают меня последние дни буквально на каждом шагу. Ведь не может произойти чудо там, где оно произойти не может. Но если это не так, то я спятил.
      
      – Жив, – бормотал я, – ты жив… А я боялся, что… Но как же ты здесь оказался, малыш?..
      
      – А разве это не вы меня спасли?.. – голос юноши хоть и был слабым, но удивление его выглядело неподдельным.
      
      Я резко отстранился и, настороженно озираясь по сторонам, вновь подобрал кинжал. Проступившие было слёзы радости в мгновение ока просохли.
      
      – Ты не знаешь, как сюда попал? – спросил я с тревогой, по очереди распахивая двери шкафа. В нём никого и ничего постороннего не обнаружилось.
      
      – Выходит, не знаю, – растерянно ответил Мастрей, недоумённо вертя головой. – А мы сейчас где?..
      
      – С кем вы разг… – послышалось с порога, на котором как вкопанная застыла Стэфания. – Я, вообще-то, за перьями зашла… – промямлила она подрагивающим голосом.
      
      Мальчишка судорожным движением поспешил вновь прикрыться полотенцем. Он почему-то был абсолютно голым, и от него ощутимо попахивало виски. Но, по сравнению с самим фактом его появления, этот нюанс особого значения сейчас не имел. Откровенно говоря, по-моему, мы все трое пребывали в полнейшей растерянности. Да и было от чего, согласитесь.
      
      – Дэна?.. – не очень уверенно произнёс Мастрей.
      
      – Ты почти угадал, – я постарался стряхнуть смятение и взять инициативу в свои руки, – только это Стэфания. Похожа, правда?
      
      – И на Кору тоже, – щёки юноши порозовели от смущения. – Как такое возможно?
      
      – Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам, – блеснул я знакомством с Шекспиром. От безысходности, наверное. Разумеется, мальчишка меня не понял, но, кажется, поняла Стэфа, лишний раз подтвердив, что с классической литературой тоже знакома. – Стэфа, – продолжил я, – у тебя есть предположения, как мой юный друг умудрился сюда попасть?
      
      – Мне известен лишь один вход, – её голос всё ещё дрожал. – А это точно ваш друг?
      
      – Несомненно. Друг и соратник. Знакомься, это – Мастрей, – я пытался выглядеть уверенным, но не уверен, что у меня получалось. – И нужно придумать, во что бы его одеть. Свой гардероб он, похоже, потерял где-то по дороге сюда.
      
      – Мне страшно, – слова про гардероб до девушки, видимо, не дошли.
      
      – Мне тоже, милая, но не оставлять же его голым.
      
      – Вся мужская одежда здесь только вашего размера, – ответила она, смысл моих слов всё же достиг цели, – остальное – женское.
      
      Женское Мастрею явно подошло бы лучше, чем моё, учитывая значительную разницу наших комплекций, но я не стал оскорблять юношу подобным предложением. Вытянув из шкафа длинную бархатную рубаху бардового цвета, оказывается, я и такие прежде носил, я протянул её прячущемуся за полотенцем бедолаге.
      
      – На, примерь, – предложил я, – рукава подвернёшь, и сойдёт за халат.
      
      Не желая смущать парнишку, а может, чтобы самой не смущаться, Стэфа отвернулась. Вставший было на ноги Мастрей заметно покачнулся, и я поспешил его поддержать. Хреново мальчишка выглядит. С моей помощью он кое-как напялил на себя рубаху, подвязав её поясом, который тоже нашёлся в шкафу, и я подумал, что женское одеяние вряд ли выглядело бы на нём хуже. С его кудрявой головой и гладким личиком, на котором ещё не обозначились признаки растительности, легко мог бы сойти за девчонку.
      
      – А теперь настоятельно рекомендую вам обоим вооружиться, – я кивнул на стену с оружием. – Похоже, кто-то сюда свободно приходит и уходит без нашего ведома, и мне это категорически не нравится.
      
      – Но как? – Стэфания снова смотрела в нашу сторону.
      
      – Хотел бы я знать. И нам самим это очень бы пригодилось. Рискну предположить, что здесь имеются какие-то потайные ходы, которые тебе обнаружить не удалось. Да и странно было бы, чтобы у этого подземелья оказался один единственный вход, да ещё столь неудобный.
      
      – В моей программе, – что-то уж больно часто девушка повторяет это слово, – были заложены сведения лишь об одном, а другие я и не искала. Если они тщательно замаскированы, легко могла не заметить. И не заметила, собственно. Что нам теперь делать?
      
      – Для начала вооружиться, как я уже сказал, а затем выслушать всё, что нам сможет рассказать Мастрей. Думаю, и у него к нам вопросов немало наберётся. Ты как, способен говорить, друг мой?
      
      – Вроде да. Пить хочется.
      
      Я задумался. Поить вином еле стоящего на ногах мальчишку – всё равно, что отправить его в длительный нокаут. Свалится после нескольких глотков. С другой стороны, давать ему воду из бассейна тоже не лучшая идея. Хотя почему нет? Из-за этого чёртова демагизатора вода тут, наверное, практически стерильная. Даже кипятить необязательно.
      
      – Держи, – я сунул свой кинжал в руку Мастрею, сам снял со стены поменьше для Стэфы, которая так и продолжала столбом стоять на пороге, а сам вооружился чем-то вроде сабли. – Сиди здесь, – велел я мальчику, – а мы сейчас вернёмся. В случае чего – кричи. Дверь закрывать не стану.
      
      Путь до бассейна я проделал в одиночку, предварительно попросив девушку перетащить в комнату вторую бутыль, наши кубки и остатки печенья. Парнишке лучше бы пока лежать. Ещё один кубок, взятый из шкафа в трапезной, я прихватил для воды. В голове царил полный бардак, тело разбаливалось всё сильнее, а я, изображая бурную деятельность, лишь пытался собраться и незаметно для молодёжи справиться с накатывающими приступами страха и отчаяния. Ясно, что самостоятельно Мастрей попасть сюда никак не мог. Он еле на ногах держится. Значит, кто-то его сюда доставил. Кто? Как? Получается, что наше убежище таковым не является. Есть от чего впасть в панику, тем более что альтернативы этому подземелью у нас всё равно нет.
      
      По дороге, слава богу, мне никто больше не встретился, так что через несколько минут я уже протягивал юноше кубок с водой. Пил он жадно, и я уже пожалел, что не взял для воды ёмкость побольше.
      
      А затем я и Стэфа, затаив дыхание, слушали сбивчивый рассказ Мастрея о том, что произошло с того момента, как мы с ним расстались у машины. Нет худа без добра, подумалось мне, когда он повинился, что стянул из джипа оружие. Если бы он этого не сделал, то сейчас, скорее всего, был бы уже мёртв. Велесу нужен был лишь я, а с дополнительным довеском в виде мальчишки его подручные церемониться вряд ли бы стали. К тому же парень сумел прикончить троих врагов, да и осознание того, что моё творение не досталось им в качестве трофея, также принесло мне толику удовлетворения. Понятно теперь, почему Велес о парнишке не упоминал. Живых свидетелей не осталось. А нашли меня, видать, уже другие его люди.
      
      Скажу честно, мужество юноши сильно подняло его в моих глазах. Не зря я ему доверился. Вот только окончание его рассказа добавило в общую картину ещё больше тумана. По его словам, выходило, что он почти дошёл до того места, где мы с ним съехали в речку. Где-то там он свалился от полного изнеможения и повергнувшей его в беспамятство болезни. Но как тогда он оказался здесь? Если верить Стэфе, мы находимся почти в центре демагизированной зоны, а это значит, что до места, где он потерял сознание, километров шестьдесят-семьдесят, если не больше. И где та болезнь, что победила юный организм? Он хоть и выглядел сейчас измождённым, но смертельно больным не казался. Так, скорее, выглядят уже после болезни, когда кризис миновал, и дело полным ходом идёт на поправку. По себе знаю, что даже обыкновенная простуда и за неделю не проходит. Или же мальчик принял за болезнь чрезвычайное переутомление.
      
      Затем наступила моя очередь рассказать о своих злоключениях. Мастрей выказал полную солидарность со мной в том, что Стэфания однозначно является сестрой Дэны и Коры, тем более что прежде он уже слышал о мертворожденных тройняшках в семье Габриэля. К сожалению, добавить каких-либо дополнительных сведений о магистре Зеане он не смог. Единственным, что могло оказаться хоть в какой-то степени полезным, было упоминание о том, что магистр бывал в Станаупеле ещё до его рождения. Эту информацию Мастрею сообщил отец, когда инквизитор с отрядом появились в городе, и она лишь подтверждала наше предположение, что Зеан может играть в судьбе сестёр существенную, если не определяющую роль.
      
      С одной стороны, после внезапного появления здесь парнишки у меня с души камень свалился, но его место сразу же прочно заняло ощущение новой угрозы, неведомо откуда исходящей. Кто-то сюда проник, зачем-то оставил его на диване и испарился. Вокруг абсолютно никаких посторонних следов, словно таинственный посетитель материализовался прямо здесь, и прямо здесь же растаял. В этом не было бы для меня ничего удивительного, находись мы за пределами «колпака», но внутри? Не будь я сам загнан в угол, мог бы подумать, что о мальчишке кто-то решил позаботиться, переместив его в безопасное место. Наверное, если сравнивать с берегом реки в диком лесу, то так оно и есть. Жаль, что вместе с одеждой юноша где-то потерял и оружие. С ним я бы чувствовал себя чуть более уверенно. Правда, на стене среди прочего арсенала наличествуют и старинные пистолеты, но чем их заряжать? Я даже не знаю, исправны ли они. Хотя навряд ли языческий бог Перун держал в своей коллекции неполноценные экземпляры. Я, кстати, всё ещё себя с ним не отождествляю. Я – не он. Им я могу стать, лишь вернув себе память. Ведь любая личность в первую очередь зиждется на сумме воспоминаний и навыков, накопленных на протяжении жизни. Без них это уже совсем другая личность. Думаю, тот, настоящий Перун, смог бы ответить на многие, если не на все, вопросы, которые сейчас ставят меня в тупик.
      
      – Дядя Илья, – Мастрей смотрел на меня с затаённой надеждой, – что мы будем теперь делать?
      
      Стэфания взглядом присоединилась к его вопросу. Ну да, я здесь старший и потому имею некоторый авторитет. От меня ждут правильных и мудрых решений. Как жаль, что рядом нет кого-нибудь ещё более солидного, чтобы тяжесть ответственности переложить или, выражаясь более эгоистично, свалить на его плечи.
      
      – Перво-наперво запираемся в комнате с самой большой кроватью, – бодро заговорил я, – и отсыпаемся там до упора. А завтра, на свежую голову, начнём искать сухопутные выходы из этой мышеловки. Как говорится, утро вечера мудренее, а отдохнувший организм сообразительнее.
      
      На самом деле счёт времени я уже потерял, поэтому не исключено, что завтра и так уже наступило, но тут, главное, говорить убеждённо, тогда тебе и другие поверят, и сами будут чувствовать себя уверенней. В общем, возражений не последовало…