В среду, 17 мая 1961 года, я приехал в Соликамск. На вокзале, не раздумывая, я сел в автобус и поехал в город Боровск, до которого от Соликамска всего пять километров. Поселился я в чистом и уютном «доме приезжих». Освободившись от багажа, я пошёл знакомиться с городом.
Как обычно, и, как правило, осторожного человека, во всё новое я вхожу через «чёрный ход», дабы избежать обмана. В незнакомых населённых пунктах, в первую очередь, меня интересует рынок, на котором проявляются все язвы, вся неприкрытая культура народа. После рынка я ухожу на окраины города. Рынок и окраины говорят об условиях, в которых живёт население. После такого ознакомления в редких случаях у меня проявляется желание знакомиться с достопримечательностями и витриной незнакомого мне города.
Боровск – небольшой аккуратный городок. На речной пристани «зэки» в оцеплении полтора десятка автоматчиков разгружают баржу. В северных городах рынков нет. За городом далеко на горизонте виден лес. Пространство между городом и лесом занято пеньками от уничтоженного леса. Это пространство мне сказало вполне достаточно, чтоб я больше ничем не интересовался. Боровск назван был так потому, что расположен был в вековечном сосновом бору, а теперь он стоит в пустыне. Не может быть безопасным человек или общество, если проявляется безобразное отношение к Природе. В Боровске, кроме военного завода и речной пристани, промышленных предприятий нет.
Мне надо добраться до города Красновишерска, который находится в ста двадцати километрах севернее Соликамска. Уже прошла половина мая, а навигация по реке Кама до города Красновишерска ещё не открыта. В связи с весенней распутицей грунтовые аэродромы не в состоянии принять самолёты. Автобусного сообщения между Соликамском и Красновишерском нет. Мне сказали, что надо найти автомашину, которая привезёт бумагу с Красновишерского целлюлозно-бумажного комбината на железнодорожную станцию и на ней уехать в Красновишерск – иной возможности, покорить пространство в 120 километров, нет.
В Боровске я прожил до 19-го мая. Около часу дня возле Соликамского железнодорожного вокзала я увидел грузовик, недавно освободившийся от бумаги. Водители грузовиков здесь набирают пассажиров до Красновишерска в целях дополнительного заработка. Стоимость проезда – 3 рубля. Машина отправляется вечером, так что у меня было достаточно времени для того, чтоб привезти из Боровска свой багаж. В пять часов вечера, в пятницу 19-го мая, я выехал из Соликамска с группой пассажиров в кузове грузовика, где не было ни одной скамейки. Расположились мы на полу кузова, кто как смог.
Материком называют таёжные жители цивилизованный мир, но где граница между материком и «островами» или острогами? Южнее Соликамска началась зона Усольских лагерей – Усоллаг. Я уже нахожусь в этой зоне. Выехали мы из Соликамска по хорошей дороге, но через десять километров началась таёжная дорога с глубокими выбоинами, заполненными водой и грязью. Машина на малой скорости с трудом преодолевала их. Для того чтобы проехать 120 километров, нам понадобилось 7 часов. В первом часу ночи при въезде в город Красновишерск, мы остановились у шлагбаума для проверки документов и багажа. Зона – есть зона.
Высадились из машины мы у гостиницы. В вестибюле гостиницы на полу лежали люди. Даже на полу не было свободного места. Мне сказали, что в «доме приезжих», который находится возле речной пристани, возможно на полу найдётся свободное место.
Я отправился в «дом приезжих».
В тридцати метрах от реки стоял барак, который и был «домом приезжих». Я вошёл в барак. Первое помещение было довольно большое. Везде лежали люди. Оказывается, постелью может служить всё, на чём можно лежать, и даже грязный пол. Осторожно ступая, так чтоб не наступить кому-либо на руку или на ногу, я прошёл в следующее помещение. Второе помещение было немного меньше первого. Здесь расположились женщины с малыми детьми. Женщины жестом показали мне, чтоб я прошёл дальше. Третье помещение было «комнатой для капитанов». Здесь стояло четыре койки и стол. Койки были заняты, а под одной койкой на полу спал мужчина. Я расположился на полу возле другой койки. Пол в этой комнате был чище, нежели в первых двух помещениях. На столе стоят пустые бутылки из-под водки, консервные банки с недоеденной закуской и стеклянная банка с окурками. В комнате густо накурено, а мужики ведут тихую неторопливую беседу о работе и о сложности плавания по реке Вишера. Это мне понравилось, ибо в настоящее время меня не интересовали темы, отвлечённые от суровых будней.
В Украине интересуются всем, говорят обо всём и лезут в душу собеседнику с расспросами о личной жизни. Здесь же говорят только о работе, не интересуясь наукой, политикой, культурной жизнью и всем, что есть помимо работы. Личная жизнь каждого человека – табу для остальных людей. Так же является запретной зоной и всё то, что говорит об эрудиции собеседника. Здесь нельзя выделяться из общей массы, нельзя показывать свои знания, во избежание больших неприятностей. Нельзя быть умнее других. Умных людей в России не любят, ибо у русского человека собственная эрудиция слишком болезненное место. Менталитет русского человека таков: «Есть начальство – оно должно быть умным, все остальные люди – дураки». Если я заводил разговор на отвлечённые темы, то меня иногда обрывали грубым вопросом: «Ты, что, умнее всех?». Оставалось ждать после заданного вопроса резюме собеседника: «убивать пора». Александр Сергеевич Пушкин о России так говорил: «Прощай, немытая Россия – страна рабов, страна господ. И вы, мундиры голубые, и ты, покорный им народ». В России, если ты имеешь должность руководителя – тогда ты умный. Человек, имеющий диплом об окончании ВУЗа, но не имеющий руководящей должности, тоже относится к разряду дураков. В России можно не иметь необходимых знаний, но иметь должность, и по этой причине считаться умным, потому что в России знания не являются критерием разума.
Я долго слушал беседу капитанов речных катеров. Наконец я задал им вопрос:
– Как далеко можно добраться вверх по Вишере?
Один из капитанов мне ответил:
– В наилучших условиях для плавания на катере можно доплыть только до Ваи. Выше по течению реки тоже есть посёлки, но там плавают местные жители на собственных лодках. В настоящее время много брёвен плывёт по реке, так как идёт молевой сплав леса. Весной сплавляют весь заготовленный за год лес, пользуясь весенним половодьем. В верховьях Вишеры не все реки, впадающие в неё, освободились ото льда, так как они находятся значительно севернее. Поэтому по Вишере вместе с брёвнами время от времени плывут льдины, представляющие с брёвнами опасность для речных катеров. Завтра катер с грузом должен пойти на Щугор. Выше Щугора по Вишере в этом году ещё никто не пробовал пробиться.
Утром с вещами я вышел на берег реки. На берегу, опираясь колёсами на брёвна, стоял игрушечный паровозик для узкоколейки. К берегу реки причалены два катера. Один катер был пассажирским, с аккуратным, застеклённым трюмом и чистыми аккуратными сидениями в трюме. Второй катер был грузовой, в трюм которого были погружены механизмы для щугорского прииска, добывающего алмазы. На этом катере мне предстояло плыть. Я погрузил свои вещи на катер и стоял на берегу, покуривая и обдумывая последний период своей жизни:
С каким ментальным багажом я отправился в неизведанное будущее? На моём посёлке меня все знали. Вероятно, все знали и о моей личной катастрофе, так как жители посёлка обращались ко мне предельно почтительно. Однажды мама отдала моё фото бродячему фотографу для изготовления портрета. Когда фотограф принёс к нам мой портрет, то с удивлением спросил у мамы:
– Кем работает ваш сын? Везде, к кому бы я ни зашёл, всюду его знают.
В том, что меня знали почти все жители нашего посёлка, было много веских причин. Но главной причиной, вероятно, была витрина местного фотоателье, на которой красовались фотографии с моим изображением. Выставлялись они, безусловно, не по моей просьбе.
Многие девушки мною интересовались, а некоторые из них меня любили, храня в душе свои чувства. Были и такие, которые настойчиво добивались моего расположения к себе. Одна из них, чёрноволосая болгарка Марина, не скрывала своих чувств ко мне ни от кого и настойчиво добивалась от меня тесного общения, готовая заплатить любую цену за приятные мгновения. Я не вижу в такой девичьей настойчивости ничего осуждающего. Девушки имеют полное право добиваться любви наравне с юношами. Марина ничего от меня не добилась, но мы остались с ней друзьями. Прощаясь с Мариной, мы оба проливали слёзы.
Однажды после того, как мы с Валентиной окончательно расстались, девушки с ребятами подстроили так, что я познакомился с очень красивой девушкой – Ниной Мельник, и был вынужден пойти её провожать домой после вечера молодёжи. Нина училась в городе Бердянске на винодела, а в Сталино приехала домой на весенние каникулы. Стройной фигурой, красотою лица, поведением и умением разговаривать, Нина была неотразима. Валентина ей сильно уступала по всем показателям, но сердцу не прикажешь. Наши с Ниной многочисленные попытки совершить близость ни к чему не привели – у меня ничего не получилось. Если с Валентиной я был сексуальным агрессором, то с Ниной я оказался пустышкой. Потеря Валентины сказалась на моих сексуальных способностях. Пройдёт значительное время и всё восстановится. Многие мужчины при потере любимой женщины на время теряют и сексуальные способности, но об этом не говорят. Я умел наслаждаться сексом, но иногда такие увлечения приводили к тому, что утром девушку забирала машина «скорой помощи» в больницу. Причиной такого явления был не я, а простудные заболевания девушек, вызванные модой коротких юбочек, лёгких трусиков и лёгких модельных туфелек в морозные зимы.
Однажды я встретил на улице свою бывшую соученицу Тамару. Она, улыбаясь, мне сказала:
– Ты знаешь, я замужем за братом Нины Мельник. Нина удивлена тем, что ты никогда не назначаешь свидания, но всегда в восемь часов вечера прохаживаешься по улице. Удивляется и тому, что когда вы с ней прохаживаетесь, то все люди, старики и молодые, с почтением здороваются с тобой. Она у меня спросила: «Чем так знаменит Володя?».
Пройдут годы, Нина Мельник окончит техникум, уедет в город Делятин, где со временем станет начальником цеха винного завода. Как сложится судьба у этой замечательной девушки – я не знаю.
Зачем я еду в таёжную и человеческую глушь? Убить в себе любовь? А что ещё я убью в себе? Вероятно, убью что-то хорошее, человеческое. Плохое наследие своих предков и своих проступков надо выкорчёвывать со своей души, а на это уходит много времени. Выкорчевав плохое наследие, необходимо затем всю жизнь следить за своими мыслями и поступками, дабы плохое больше не проявлялось. Дело в том, что в процессе одной жизни в биологическом теле полностью плохое уничтожить не удастся. В постоянной внутренней борьбе с проявлением плохого наследия вырабатывается и закрепляется иммунитет к тем аспектам поведения, с которыми человек борется. Этот иммунитет будет передан наследникам и себе самому в следующем воплощении, если такое произойдёт. Из этого следует то, что преступник после отбытия наказания в лучшем случае будет потенциальным преступником. Это уже закон внутренних резонансных явлений сущности.
Сегодня суббота, 20-го мая. Неделю назад я выехал из дому. Когда же я доберусь до места, которое конкретно для себя я не определил? Когда закончится моё путешествие, которое мне ещё не надоело?
Мои размышления прервал подошедший ко мне капитан катера:
– Пассажирский катер через десять минут отправится с пассажирами на Ваю. Перегрузи свои вещи и, счастливого тебе плавания.
Забрав свой багаж из грузового катера, я перешёл на пассажирский катер. Здесь аккуратные деревянные скамейки, на которых при необходимости можно было удобно спать. Помещение рассчитано примерно на 50 пассажиров.
На катере, в количестве 12 человек, мы отчалили от берега. Река Вишера, возле Красновишерска, была шириной около километра. Катер подошёл к боновым заграждениям и, лавируя между ними, вышел на верхние просторы реки. По реке лес сплавляют молевым способом – способом, когда каждое бревно плывёт самостоятельно. Возле Красновишерского ЦБК (целлюлозно-бумажного комбината) наискось ширины реки на якорях стоят сделанные из брёвен боновые заграждения, которые направляют плывущие брёвна к расположенному на левом берегу лесному складу. Лавируя между плывущих льдин и брёвен, катер неторопливо прокладывал свой путь вверх по реке.
На правом берегу реки, напротив находящегося на левом берегу города Красновишерска, среди таёжной равнины, подпирала низкое северное небо Полюд-гора. Пассажиры стояли на верхней палубе и, держась за поручни, рассматривали низменные берега реки. Среди пассажиров стоял высокий худощавый мужчина. На нём был чёрный шерстяной плащ, хороший костюм и полосатая рубашка с чёрным полосатым галстуком, а на голове у него была чёрная фетровая шляпа закарпатской фабрики «Хуст». Интеллигентное лицо этого человека говорило о том, что он, вероятно, был директором школы или руководителем какой-то лесной опытной станции, но никак не руководителем какого-нибудь производства. Добровольно, по-украински, без чьей-либо просьбы, этот мужчина стал нашим гидом. Во всех моих путешествиях, всегда найдётся хорошо эрудированный гид-доброволец. Случайно ли это? Наш добровольный гид начал своё повествование:
– Среди обширной таёжной равнины вы видите высокую Полюд-гору. Иногда над этой горой зависнет туча, а это говорит о том, что скоро пойдёт дождь. В далёкие исторические времена эта гора высилась над огромным Пермским морем. Вблизи Полюд-горы есть каменные возвышенности похожие на следы непомерно огромного человека. Если смотреть сверху, с вершины горы, то можно увидеть в тайге каменные плоские поднятия, напоминающие следы ступней человека-гиганта. Для того чтоб оставить такие следы, надо иметь фантастический рост. Следы ведут к Полюд-горе. У местных аборигенов-вогулов, которых советская власть настоятельно рекомендует называть «зырянами», есть легенда происхождения следов. Вогулы говорят, что здесь из космического корабля высадились два брата пришельца. Они были огромны. На Земле кроме этих двух братьев-великанов вовсе не было людей. Однажды братья поссорились, а один из них сердился и топал ногами, оставляя на земле следы. Эти братья и стали прародителями человечества. На основании этой легенды гору назвали «Полюд». Довольно скоро мы войдём в предгорья Урала, где есть много интересных мест.
Мы вошли в предгорья Урала. Река стала уже, течение воды сильнее, берега реки стали круче, а на берегах появились небольшие возвышенности и скалы. По небу плыли облака, оставляя на земле тени. От затенённой тучею тайги, среди деревьев которой всё ещё лежал снег, тянуло холодом, а мы кутались в плащи, поёживаясь от холода, или же уходили в трюм. Тень от тучи уходила своею дорогой, а от освещённых солнцем скал и леса шёл тёплый, насыщенный медовыми сосновыми запахами, воздух. Пассажиры расслаблялись, на лицах появлялись блаженные улыбки, и всеми фибрами своих тел они впитывали чарующее, воспевающее жизнь, солнечное тепло.
На правом берегу реки мимо нас медленно проплывала вертикальная стена высокой скалы. От самой вершины скалы вниз до воды под углом 40 градусов шёл карниз шириной около двух метров. Карниз имел небольшой боковой уклон поверхности к обрыву. Опускаться по такому карнизу небезопасно – можно сорваться в обрыв. Заговорил наш гид:
– Вы видите скалу, которую называют «Вогулкина Скала». Легенда говорит, что однажды юная девушка-вогулка поспорила с русскими пришельцами о том, что по заснеженному карнизу она опустится на оленьей упряжке к реке без каких-либо проблем для себя. Богатый купец пообещал подарить девушке самое лучшее ружьё из своей коллекции, если ей удастся выполнить обещание. Девушка опустилась на оленьей упряжке к реке и получила в подарок заветное ружьё. Находились охотники повторить опасный путь вогулки, но все они разбились, сорвавшись с карниза. Никому больше не удалось проделать столь опасный путь.
Мимо нас проплывали горы и скалы, заросшие лесом берега и узкие вдоль берега поляны, на которых видны были тропинки. Снова заговорил наш гид:
– Вы видите тропинки, но люди здесь не ходят, так как расстояние между населёнными пунктами насчитывает десятки километров. Эти тропы в тайге проделаны дикими животными. Лесное население животного мира в этих краях довольно плотное. Однажды рабочий геологической партии в одиночку пробирался по тайге к реке. Это произошло совсем недавно – этой весной. Недалеко от реки на геолога напал медведь-шатун. Геологу удалось охотничьим ножом убить медведя, но сам он был сильно изранен. Геологу также удалось с огромным трудом доползти до берега реки, где его подобрали люди и доставили вертолётом в больницу. Журналисты взяли у геолога интервью, а затем отправились на место происшествия. Медведя журналисты нашли, но он уже был голым. С него кто-то успел снять шкуру. А сейчас мы проплываем мимо горы чёрного цвета. Если на гору залезть, или стоять у её подножья, то можно слушать бесконечный рассказ горы о красотах этого чудесного края. В недрах горы течёт подземная река, которых на Урале огромное количество из-за известняков, растворяемых снеговой водой. Протекающая вода в недрах горы создаёт впечатление разговора горы. Отсюда и название этой горы – «Говорливый Камень». На Урале много подземных рек, поэтому есть много «говорливых» гор.
Много ещё чудесных историй я слышал от добровольного гида.
Катер медленно проплыл мимо Щугора, расположенного на левом берегу реки. Здесь стоит драга, добывающая со дна реки алмазы и золото. Возле Щугора берег высокий, обрывистый, вертикальный. На срезе горы хорошо видны синклинали и антиклинали, залегающих в горном массиве пород – хорошее наглядное пособие для людей, изучающих геологию.
Вечером наш катер причалил к берегу возле небольшой таёжной деревушки. В деревне было всего восемь домов. В поисках ночлега пассажиры разбрелись по домам. Я с двумя мужчинами попал к старой женщине. Дом старинный, прочный, срубленный из толстых брёвен. Пороги высокие – до колен, дабы холодный зимний воздух не проникал в жилое помещение. Двери массивные, сделанные из деревянных плах. Маленькие окошки в доме. Из широченных толстых плах сделаны пол, стол и полати для ночного отдыха. В доме настолько чисто, что всё блестело новизной, скрывая возраст дома. Расположились мы на чистом полу уютно и блаженно. Спал я сном младенца, позабыв обо всей жизненной шелухе.
После ночлега в лесной деревушке мы снова целый день плыли по горной реке, а вечером остановились в посёлке Сосновец. Здесь мне пришлось спать в доме лесхоза на еловых семенах. Я лежал на семенах, толщина слоя которых, была не меньше двадцати сантиметров, и медленно жевал еловые зёрна. Вначале я жевал пригоршнями вкусную молочную смесь, а потом спохватился: «Что я делаю?!! Сколько же гектар хвойного леса я уничтожил, просто – сожрал!».
Утром мы снова двинулись в путь. От Сосновца осталось проплыть сорок километров до Ваи. Вдоль левого берега реки и вплотную к затопленным весенним половодьем деревьям мы подошли к порогу «Боец». Со скоростью черепахи мы движемся вверх, пытаясь преодолеть порог. Медленно скользят по правому борту катера ветки деревьев. По днищу катера снизу сильно грохнуло катящимся по дну реки огромным каменным валуном, а наш катер понесло вниз по реке. Мы ещё три раза пытались пройти порог, но каждый раз нас отбрасывало валунами на исходную позицию. Выше порога, на берегу реки стояла мощная лебёдка для помощи речным судам, преодолевающим порог, но капитан не собирался прибегнуть к её помощи. На четвёртый раз нам удалось пройти порог. Мы с облегчением вздохнули и спокойно продолжали свой путь, а капитан катера вкратце объяснил нам особенности порога:
– В прошлом году в весеннее половодье через этот порог тащили тяжелогружёную баржу. Баржу буксировали три мощных катера, но порог пройти не смогли. Тогда прибегли к помощи лебёдки. Лебёдка и три катера медленно тащили вверх баржу. Когда два катера поднялись на гребень порога, третий катер оказался на изломе поверхности реки. На сильно натянутых буксирных канатах катер подняло в воздух, и он медленно перевернулся. Матрос стоял на палубе и без проблем перебрался на днище катера, оказавшееся сверху. Матрос остался жив, а капитан погиб, не успев выскочить из рулевой рубки.