Это текст без начала и конца, кусочек истории, неизвестно, откуда явившейся.
Пришёл "эхом" сказки "Что ты оставил в зарослях вереска?", так что если планируете читать этот текст - прочтите сначала сказку, она получилось прологом к нему.
Сказка лежит здесь - http://www.proza.ru/2012/09/08/46
Будет ли продолжение - не знаю. А вам как бы хотелось?
***
-Лер! Лер, проснись! Ну Лер, просыпайся, давай же, парень – что за дрянь тебе снится?.. Лер?
Лер рывками выбирался из глубины своего сна, а вернее его вытаскивала крепкая рука Гила, ухватив за плечо. Чувствительно так ухватив – пальцы у Гила были твёрдыми и сильными:
- Пусти, дубина! Синяки оставишь… - перед глазами Лера всё ещё плыли сиреневые заросли вереска в рассветной дымке. Сон мучительно не хотелось отпускать, и тут же тоскливо защемило под ложечкой, от осознания того, что это был только сон, внезапный выкрутас перенапряженного сознания, а наяву вокруг попрежнему грязно-коричневые, в лохмотьях облупившейся краски, стены подземного убежища. И где-то там наверху, хмуро, равнодушно, беспощадно, работает запущенный механизм никого не щадящей войны. Леру захотелось засунуть голову под свёртутую куртку, заменявшую ему подушку, и дальше смотреть цветные, пропитанные солнцем картинки. Но он пересилил приступ малодушия. Продрал глаза, сел.
Лампочка над топчаном горела тускло, невнятно. О времени суток можно было только догадываться.
- Ну вот, до кошмаров докатился, - сумрачно констатировал Гил и закурил, - А раньше дрых, как сурок, ещё недавно на сенокос этого увольняя не поднять было – пока семь снов не посмотрит, не проснётся…
- Это у меня – семь снов! – обижено вскинулся Грон, пристроившийся с книжкой на соседнем топчане, - Блин, ребята… А ведь правда: недавно был сенокос…
Недавно был сенокос. И маленький посёлок, и бархатное ночное небо, на которое август пригоршнями бросал сахарные звёзды, и костры, и песни под бренчание стареньких верных Гитар – Гроновской и Гиловской. И рассветы над жестяными крышами, и ворчливая по-доброму, по-домашнему, вдовая Гиловская тётка, привечавшая племянника и его друзей как своих детей, которых у неё никогда небыло. А они охотно помогали ей: Гил, Грон и Лер в меру сил и личных талантов ремонтировали старый тёти-Аннини дом, косили траву, ухаживали за грядками на её кусочке Общего Поля, Пат охотно помогала ей по дому, в курятнике, в коровнике и в хлеву. Посмеиваясь над собой:
- Вот, привелось городской жительнице и коров доить научится.
- Ну дык у адептов Матери Земли должны быть таланты к любому домашнему труду, ну а скотину подоить – это ж святое, почти от сотворения Мира! – весело рассуждал Лер.
- Угу, сбереги священную корову, да подоить не забудь, - кивала Пат, - Вот тут и останусь, у тёти Анны в дочках и помощницах, будем пироги печь, коров доить, в баньке парится. Платком покроюсь, в хоровод парня деревенского заманю – не чета вам, городским хлюпикам, жених у меня будет…
- Ой, невеста! Посмотрите на неё только! - Грон вспыхивал, вскакивал и, насвистывая сквозь стиснутые зубы, уходил в сарай – оттуда через какое-то время раздавалось рвущая барабанные перепонки песня пилы, или сердитый стук молотка.
Гил смеялся:
- Нет, Пат, так дело не пойдёт – Храм Матери Земли имеет на твой счёт большие планы.
А Пат сидела в траве, обхватив пухлыми загорелыми руками круглые коленки – золотистая, с русыми перепутавшимися волосами, с травинкам, словно бы вплетёнными в едва стянутые, тяжёлые косы, белыми зубами жевала сладкий клевер, непривычно взрослым, волнующим жестом, отводила со лба непослушную прядь волос, смеялась звонко – такая непривычная, за одно лето расцветшая, из девчонки-подростка ставшая взрослой привлекательной девушкой – их Пат. Парни млели, и все трое, не сговариваясь и не ссорясь между собой, влюблялись в неё каждое новое утро. Впереди маячил прецедент недетского уже соперничества, но этим летом они отодвигали от себя подобные мысли, наслаждаясь новым, странным и будоращащим чувством, и этим спелым августом, словно бы на границе детства, и новой, неведомой поры.
А Пат всё смеялась, смеялась, закусывая сладкое клеверное соцветие…
А потом началась война.
***
Над убежищем стояла тишина – густая и страшная. В военное время тишина редко обещает что-то хорошее, а для мирных жителей Края Созвездий, для которых подземный бункер был лишь местом короткой остановки, на пути в тыл, тишина означала ещё и неизвестность. Что делать дальше? Выходить и перебежками продолжать путь? Или дождаться, пока звуки боёв не зазвучат вновь – но уже на более дальних рубежах, и это будет пусть весьма сдержанной, но гарантией, что у беженцев есть шанс уйти незамеченными?. Женщины уголками платков вытирали покрасневшие от слёз и бессонниц глаза, смотрели на двух крепких стариков, которые возглавляли их тревожный переход. Старики размышляли. Дети спали на коленях у матерей и бабушек, те, что постарше, играли с подобранными по дороге камушками, переговаривались шепотом. Никто не капризничал.
Гил краем сознания фиксировал происходящее в бункере, и, как и все остальные, готов был сорваться по первому слову старших. Но пока решение оглашено небыло, он принялся теребить Лера:
- Лерк, так чего тебе приснилось-то? Рассказывай.
Лер, казалось, был несколько смущён, его пухлые щёки порозовели:
- Чудной такой был сон… - начал он, улыбаясь, - Про Долину, заросшую вереском. Такая красивая долина, горами окруженная, немного похожа на ту, у которой тёти-Аннина деревня… ну, ладно… - он сбился.
Ни тёти-Анниной деревни, ни самой тёти Анны, больше небыло. Они слышали про то, что несколько деревень у кольца гор были выжжены дотла – они оказались на пути у дневных. Никто из жителей, оставшихся там, не успел спастись. А тётя Анна категорически отказалась оставить свой дом – «Мне его только залатали ребята – и коровы мои тут, и свинки… Куда я от хозяйства? Авось, уберегусь…» Не убереглась…
- Но другая, совсем другая на самом деле Долина, - горячё продолжил Лер, вскинув голову. Он чувствовал отчего-то особую значимость своего сна, и внутреннее знание подсказывало ему обязательно поделиться с ребятами, - Я не разу там не был… хм… В этой жизни. Хотя, с другой стороны – там были мы все.
- С лекарством передоз не вышел? – прищурился ехидный Грон, на соседнем топчане подтянув острые коленки к подбородку и сощурившись на друга, - Мысли путанные, румянец нездоровый.
- Аллергия не есть отклонение психического характера, - выло огрызнулся Лер, машинально хлопнув ладонью по карману с ингалятором – на месте, - Не суди по своему диагнозу о диагнозах друзей своих.
- Так, - вмешался рыжий Гил, - про Долину. Как это – мы там были?
- Да в моём сне же! – откликнулся Лер, - Не, на самом деле действительно интересно так: Долина, будто бы особое место, похоже – место Силы. А мы там были кем-то вроде фейри – маленького народца, детей Долины. И каждый из нас, представьте, оказался вещью, когда-то потерянной в этой Долине!
- Это как? – подала голос Пат, до этого толи читавшая, толи сидевшая с открытой книгой, глубоко погруженная в свои мысли.
- Ну, в эту Долину, как я понимал во сне, люди приезжают редко, но иногда такое бывает. Туристы, обычное дело, из дальних краёв. А место то не простое. И вот, если кто то выронит там вещь, обязательно любимую и обладающую историей, вещь, которая владельцу дорога – Долина её примет, и сделает из неё потом живое существо.
- Ну да, места Силы вообще иногда сами берут что-то, кстати, - вспомнил Гил.
- Да! Долина сама руки тянет – или как-то так – во сне тоже было про это, Старший говорил.
- Что ещё за Старший? – уточнил Гил.
-Старший, это наставник этих фейри, которые – воплотившиеся вещи. Мне показалось, что сам он в моём сне был какой-то иной природы, не такой, как малый народец.
- Интересно, - протянул Грон.
- Ну, а я про что! Очень странный сон, словно бы и не спроста приснился. А самое забавное – нас там было пятеро!
- Ух ты – и кто ж пятый, позвольте узнать? – полбопытствовал Грон.
- А вот в ней, в пятой, вся соль и была, потому что она как бы и фейри, и не такая, как прочие, и сначала никто не знал – почему она так на них – на нас - не похожа…
- Она? – с интересом уточнила Пат.
- Ну да… Девчонка. А потом оказалось, что она забытое в Долине сердце.
- Будни паталогоанатомии, - ухмыльнулся Грон.
- Да подожди ты со своим ёрниченьем! – резко прервал его Гил, - Лер, что значит – забытое сердце?
- А то значит, - продолжил Лер, - Что какой то человек, приехавший однажды в Долину, так восхищён был её красотой, и так не хотел уезжать, что оставил ей своё сердце. Ну, говорят же: «Там он оставил частицу своей души…» - это, видимо, тоже самое, такая вот метафора. А сердце превратилось в живое волшебное существо – в фейри ,кстати ,самую красивую из нас, мы то там, внешней красотой не блистали, а она - да – И мы все четверо, получается, когда-то были предметами, угадайте, кстати, кем был наш тощий остроносый дундук? – он кивнул на Грона.
- Клизмой, - уверено сказал Гил.
Пат прыснула в кулак.
- Вообще хороший вариант, - согласился Лер.
- Я счас скажу, кем ты был – не обрадуешься, - разноцветные глаза Грона, один жёлтый, другой зелёный, недобро смотрели на Лера. Грон спустил ноги с топчана.
- Брэк, - Гил встал между ними, - Так кем он был, Лер?
- Шпилькой, - Лер поймал взгляд Грона и повёл плечами, как бы разминаясь, - Женской шпилькой.
- Сам ты!.. – Грон вскочил.
- Ну хватит уже, петухи бойцовые, - зашипел Гил, - Нашли время… Успеете её друг другу лица набить, а сейчас давайте, в руках себя держите…
- Раскомандовался, рыжий, - поморщился Грон. Однако, сел на место.
- А я кем была? – спросила Пат, закрывая книгу.
- Чайным ситечком, - признался Лер.
- А что, мне нравится, - улыбнулась Пат, - Такой тёплый предмет, домашний… «Из мирной жизни» - добавила она про себя, но, похоже, ребята её услышали.
- А Гил был зажигалкой! – сказал Лер после паузы.
- Огонь в футляре… а что, ёмко, - ухмыльнулся Гил.
- А ты сам-то кем был, чего тихоришься? - Грон весело посмотрел на Лера, - Подушкой?
- Иди на фиг, - устало сказал Лер, - Я был теннисным мячиком – прыгучим, между прочим. Хоть и круглым.
- Короче, всё как в жизни, - необидно рассмеялась Пат.
- Ну, вроде того… Знаете, о чём я думаю? – Лер почесал согнутым пальцем переносицу, - Даже не столько думаю, сколько ощущаю, но всех нас научили доверять интуиции. И вот у меня такое чувство, что это был не просто сон, и пришёл он ко мне не случайно. Гил! Ты к магии ближе нас всех – что ты можешь сказать про сны-бреши, сны-ворота?
- Что они снятся особо чувствительным и эмпатичным людям, - негромко начал перечислять Гил, - Обычно – в период сильного эмоционального напряжения – буквально вплоть до изменения сознания, это очень большой стресс, и всплеск внутренней энергии нужен, что бы стать ключом к такой двери, да ещё без всякой предварительной подготовки…
- Ну, обе эти составляющие имеют место, - заметила Пат, - Лер человек творческий. И, кстати, вспомни, что иногда он места силы лучше тебя почуять мог, хоть и не учили его специально.
- Для адепта Храма-Воздуха такая способность не очень удивительна, - словно оправдываясь, вставил Лер.
- Ну и стресс на лицо, кто ж с этим поспорит, - продолжила Пат, - А её что нужно, что б такой сон увидеть? И как его распознать?
Гил почесал в затылке.
- Вообще наш альянс сам по себе должен притягивать странности, нам же об этом говорили много раз, - напомнил он, - Четыре адепта – четыре магии стихий… Гармония и концентрация силы в одной точке пространства.
- Ну, вместе мы сила, это факт, - кивнул Лер, - Но раньше и во сне ворота не ловил как-то…
- Ну так стресс. Напряжение сознания, - подал голос Грон, - Учетверенное. С четырёх сторон. Самый чувствительный из нас волну и словил.
Ребята переглянулись. Воздух словно бы задрожал от разлившейся в нём, неуверенной и почти ещё не ощутимой – надежды…
***
Четыре адепта четырёх религий. Четыре религии – четыре Храма. Четыре Храма в столице края Созвездий – четыре столпа маленького мира подзвёзных жителей. Даже ночью купола Храмов были чуть подсвечены, и видны издалека – маяки. Никто не заблудится в ночи.
Над куполом Первого Храма простёр Ладонь Астер, покровитель всех Защитников – никогда не говорили – Воинов. Подзвездный народ с незапамятных времён запомнил, что войны несут разрушение и смерть. Подзвёздные не с кем не враждовали, жили радостями мирного созидания. К Астеру обращались те, кто берег границы края Созвездний (младшие защитники –к Старшему Защитнику), так же – те кто следил за порядком в селеньях; его помощи в делах своих просили отцы семейств и наставники. Астеру сопутствовала стихия Воды. Прямо сквозь плиты Храма бил живой чистый Родник.
Над Куполом Второго Храма сложила бережно ладони Айнаранн – Покровительница Домашнего Очага, берегущая Стихию Земли и ведующая ей. Она помогала беременным вынашивать детей, роженецам – терпеть боль, матерей утешала; сопутствовала хозяйкам; её просили о мире в доме, если приходил разлад. Маленьким девочкам мамы надевали на шею амулет с ликом Айнаранн – что б счастливой была первая любовь, что б легче было девочкам понимать себя и открывать свою силу, и обращаться с ней. Алтарь в Храме Матери Айнаранн – цветущий сад, деревья крепкими корнями в земле, и по крупице земли из этого сада уносили с собой в ладанках прихожане и паломники.
Над Третьим Храмом возвышается статный Вилши – Покровитель магии и всех, кто посвятил ей свою жизнь. Все, кто учится исцелять, смотреть сквозь время, кто беседует с духами и с животными – на их языке – обращаются к Вилши, когда силы иссякают – с просьбой, когда одерживают новые победы на своём сложном пути – с благодарностью. Вилши ярок и светел, Вилши сопутствует Огонь, и в его Храме всегда горит Очаг, теплящиеся угли которого по праздникам люди могут забрать Домой, с благословения Настоятеля.
Над Четвёртым Храмом склонился Льюил, весёлый светлый Льюил, Покровитель Творчества. «Помоги мне вспомнить, как встречается со словом слово, рождая рифму!» - взывает к нему поэт, зашедший в тупик, в нерешительности мнущий в пальцах перо – и Льюил слышит его; «Спасибо тебе, Покровитель Льюил, за то что моя музыка звучит, за то что она пришла ко мне!» - радостно смеётся музыкант, и Льюил разделяет его радость. Стихия Льюила – воздух, и прозрачен купол его Храма, и в вышине, под куполом, носятся и танцуют невесомые сильфиды.
Четыре Храма и Четыре Созвездия над ними. Четыре Созвездия – Зримое воплощение в этом мире четырёх Богов. Потому и земли зовутся – краем Созвездий. Потому так спокойно и гармонично живётся людям под покровительством Четырёх Стихий. Живётся? Жилось… Теперь от спокойствия не осталось и следа, а купола Храмов больше не святят привычно, как большие маяки – затемнены, от греха подальше, от чужих глаз…
Гил, Пат, Грон и Лер были теми детьми, что выбирают себе Покровители в качестве земных помощников. С ранних лет Гил умел находить потерянные вещи, видя иным, не доступным обычному смертному, зрением; временами мог «увидеть» зарождающийся недуг, и с малых лет ему прочили судьбу Видящего. Тянулся к знаниям, хотел научиться управлять своими умениями. Его останавливали: рано. Послушай себя: твоё ли. Одно дело – видеть, другое – всерьёз работать с Силой. Но он хотел всерьёз. Когда ему исполнилось шестнадцать, Настоятель Храма Вилши спросил его, не хочет ли он не просто заниматься магией, но и быть посредником между Покровителем Вилши и людьми. Одним из посредников. Гил хотел – он давно уже в тайне ото всех думал об этом, и ждал только своего шестнадцатилетия и этого вопроса. Скорее даже ему было дано знать, что такой вопрос ему зададут.
Лер тоже умел тонко чувствовать мир, но ему мир пел, мир показывал свои картины. Лер рисовал, сочинял музыку – фактически столько, сколько помнил себя. И был счастлив этим. «Отец Льюил, спасибо тебе, и дай мне завтра ещё послушать,» - говорил маленький Лер вечерами, забираясь под одеяло и с улыбкой закрывая глаза. И мелодии снились ему даже во сне. Удивился искренне, когда в шестнадцать лет ему сказали что он – избран, избран Льюилом. Избран, но согласно древнему закону , свободен в своём выборе: может согласится, может отказать. Лер думал несколько дней. Справится ли он с миссией посредника, между Покровителем Льюилом и другими людьми? Но Льюил, его добрый Бог, столько дал счастья подарил ему. Сердце рвалось от благодарности, от желания сделать что-то хорошее в ответ. Но ведь это на всё жизнь, справишься ли? Да. Я хочу. С этим ответом Лер и явился в Храм. Настоятель улыбнулся, словно бы был заранее уверен в ответе юноши. Может, и был…
Грона с детства считали драчливым ребёнком. Вечно с прогулки он прибегал то с разбитой губой, то с синяком на скуле. Мать уже плакать была готова, обрабатывая его раны: «Ну скажи мне, что тебе мирно не живётся?» Сын молчал. Может, по малолетству, не умел ещё объяснить. И ни кто нибудь, а именно Настоятель Храма Астера, подсказал расстроенной матери: «А ты приглядись, в каких ситуациях он кулаки в ход пускает? Не всё так просто у твоего мальчика…». Женщина задумалась. Когда сын играл во дворе – внимательно следила из-за занавески, иногда выходила на улицу, но старалась своему сорванцу на глаза не попадаться. Не мешала естественному ходу событий. И вот что со временем поняла: Грон рвался в драку, когда при нём кого то обижали. В любой малышовой стычке, он был на стороне обиженного, но , не щадя кулаков для обидчика, уже не мог усмирить свою силу. «Теперь я знаю, кто ты у меня, - однажды сказала мать Грону, укладывая его спать, - Ты – защитник. Просто меры пока не знаешь, а силой тебя Астер не обделил.» «Да, - серьёзно кивнул Грон, - Я защитник. Я бью зло кулаками, что бы оно ушло из людей и не мучило больше никого». Мать взяла Грона с собой в Храм Астера, и уговорила сына рассказать Настоятелю о своей маленькой, неумолимой войне со злом. Когда Настоятель выслушал Грона, он похвалил его за верное и смелое начинание, но заметил, что пока Грон дерётся с обидчиками слабых, не щадя кулаков и не задействуя разум, всё может получиться наоборот: обидчик, ставший пострадавшим, озлобится, и зло вылезет в другом месте, непобеждённое. «Что же мне делать? – насуплено спросил шестилетний Грон, - И как включить разум? Я хочу победить зло, я защитник!»
При Храме Астера была школа боевых искусств, в которой мальчишек учили не только приёмам безопасной борьбы, но и саморегуляции, рассказывали о том, как защитить одного человека, не сломив и не унизив другого. Сначала вся философская часть обучения была Грону скучна, и он зевал в кулак. Потом заслушался. Втянулся. Проникся. И многое из того, что ему рассказывали Мастера, научился применять на практике. К шестнадцати годам Грон был уже не мальчиком без тормозов, но грамотным защитником, смелым ,ловким , почти научившимся держать себя в руках. Не многие, правда, сразу могли распознать в нём адепта Храма Астера , недавно принявшего посвящение – в браваде своей и петушиных замашках он оставался прежним, ершистым, вспыхивающим в один миг Гронькой. Наставник и сейчас часто повторял, что Грон должен будет во что бы то ни стало обуздать свой легковоспламеняющийся характер, тем более если он согласился на служение Покровителю Астеру. Его волновал буйный, ещё до конца не обузданный нрав юного адепта, но он прозревал большое будущее этого мальчика…
Многие в Столице Созвездий говорили, что это удивительно – как детей четырёх разных стихий так потянуло друг к другу?.. Хотя… где ещё уместнее всего поселиться гармонии мира, если не в детской дружбе?..
Пат, Грон, Гил и Лер, были не разлей вода с первого класса общеобразовательной школы.
- Вместе мы, - могучая сила! – хвастался Грон полушутливо, - Когда-нибудь нам четверым под силу будет сотворить чудо!
Зимой и весной им друг за другом исполнилось шестнадцать лет. Потом – окончание школы. После – посвещение.
А потом их атаковали войска Дневных Земель. Всплыла, как из кошмарного сна, история, что большая часть земель Созвездников когда-то пренадлежала первым Дневным владыкам. А может и не в землях было дело, ходили слухи, что у Дневных иные куда более серьёзные планы, вроде бы даже касающиеся… нет, напрямую об этом не говорили. А слухам верить не хотелось.
В это время неразлучная четвёрка юных адептов праздновала своё первое лето взрослой жизни в маленькой горной деревушки. Когда стало ясно, что деревня и её окрестности под угрозой, ребята направились в тыл вместе с прочьими беженцами. Тем более, они были адептами, и имели права устраивать небольшие молитвенные обряды в пути, а это, как и просто присутствие детей четырёх Храмов, морально поддерживало обезумевших от страха людей, в большинстве своём – ребятишек, женщин и стриков.
Мальчишки твёрдо решили, что , сопроводив беженцев до пункта назначения, они все трое, присоединяться к действующей армии. Не дело это, сидеть себе спокойненько в тылу взрослым, 16-летним парням, когда на твой дом напали враги. Пат высказывала сомнение в том, что их куда-то возьмут – всё же не призывной ещё возраст. О своих же намерениях пока молчала, даже если друзья начинали расспрашивать…
***
- Нас было пятеро, и в этом ключ к воротам, вот что я думаю, - устало сказал Лер, - Это был не сон, вернее – не иллюзия. Я видел другое пространство, другой мир, и я до сих пор помню все свои ощущения , из этого не сна – и потому точно знаю, что это реальность, и в эту реальность возможно уйти, но..
- Впятером? – Гил вопросительно взглянул на Лера.
- Да, - тот утвердительно кивнул, - Может, мы смогли бы увести туда их, - он качнул головой в сторону притихших беженцев, и ещё чуть понизил голос, - И, думаю, это авантюрный, но не самый плохой вариант – точно вам говорю, просто так мне едва ли показали бы эту дверь, да и опасности от неё не исходило! Но… у кого есть идеи, как и где нам искать пятую? – Лер грустно усмехнулся.
- А как она выглядела? – спросила Пат (Леру в этот миг показалось, что – чуть-чуть ревниво).
- Ну, - Лер свёл брови к переносице, вспоминая, - Такая, худенькая, хрупкая… Волосы чёрные, густые, длинные. Чёрные ресницы, загнутые вверх. И синие-сине глаза…
***
Мий открыла глаза – два заспанных синих озера. Мазнула по ним пальцами, села. Её не отпускала тревога, пришедшая к ней во сне. Сна она не помнила, но не очень удивилась: тревога теперь преследывала её повсюду, и в снах, и наяву – такие настали времена. Она взглянула на часы. Потом дотянулась до туалетного столика, взяла гребень и принялась расчёсывать свои смоляные, перепутанные после сна волосы. Неплохое, медитативное такое утреннее занятие, и у неё, если верить будильнику, есть ещё пять минут на то, что бы прогнать осадок неприятного, незапомненного сновидения, а после погрузится в реальные хлопоты невесёлых будней.
За окном раздался привычный чеканный шаг. Очередной отряд марширует, сейчас они пройдут мимо её окна, следом поедет, загрохочет тяжёлая боевая техника.
Кому понадобилась эта война? Что за бредовые, словно и вправду в горячке пришедшие идеи у того низенького, лысыватого, с недобрыми черными глазами, что пришёл к власти, когда умер Вейкан Второй, правивший ладно и живший со всеми в мире, сколько она помнила себя на свете?
Что будет с её родиной – Дневными Землями – теперь, когда безумная, странная идея гонит её, словно бы поддавшихся злой магии, соотечественников – убивать подобных себе, на пути к призрачной, а быть может и вовсе выдуманной черноглазым коротышкой – цели?.. И какая цель вообще может оправдать массовое кровопролитие?..
Как хотелось бы проснуться ещё раз, проснуться и понять, что весь этот бред, лишь тяжёлое, путанное видение.
Будильник на столике у постели наконец пробудился и зазвонил низко, сердито, простужено.
Пора.
Сентябрь 2012-й год.