Я уже долго шел по галерее, настолько долго, что потерял ощущение времени и пространства. Даже тело, недавно рабски выполняющее все мои прихоти, отказалось служить мне и застыло где-то на пол-дороги. Я шёл и не чувствовал границ, плоть исчезла, и мышцы, и кости - всё это было неощутимым.
Скоро я привык к этому ощущению, полностью превратившись в звук. Этот звук был дивной гармонией, сочетанием птичьих голосов и сонат Шуберта. Точнее, не Шуберта, а другого, ставшего значимым здесь, за гранью привычных контуров и границ.
Чем дальше я шёл, тем больше освобождался от представлений. Материя умерла и освободила внутреннюю суть вещей. Этот вещный мир, противопоставленный зримому, заполнял меня и скрадывал мои очертания в общем танце предметов. Ничего общего с виденным и слышанным. И незаметно уходили из головы мысли о боге, о вечности, о правде, стираясь о ступени еще непознанной мною галереи.
Я был океан, и вещи были я. Моя суть, теряющаяся в тенях прошедшего, предстала с ослепительной яркостью. Навсегда застывшие губы, холодный остановившийся взгляд - оттенок в общей палитре, отзвук в единой партитуре мира.
Окружившее переполняло меня, снимало печать с уст и открывало путь в небольшую комнату за галереей. Там я видел силуэт белой девы, печальной и прекрасной, холодной и вечной.
Нет ни любви. Ни памяти.
Не говори! Не говори. Не говори...
Оставалось сделать всего несколько шагов, туда - где заканчиваются стены, и потолок соединяется с полом в единой плоскости. И в этот момент я подобрал слова, я извлек звуки из окружающих меня предметов: "Так вот, каково ты, небытие?".
Представленное еще немного покачалось передо мной, как отражение в стоячей воде, и постепенно весь мир начал опадать, осыпая меня хлопьями серого пепла и плачущей черной сажи.