Час пробил, - воскликнул Заратустра, - о ветер, вот уже скоро ты сорвёшь моё сердце с ветки души. Я знаю, ты не любишь медлить. Вечный непоседа, играющий пухом одуванчика и ломающий деревья, ты противник всему что цепляется, тебе чужда привязанность. Смерть и свобода сверкают на твоих крыльях. Твоя воля холодна и непреклонна и всё, что нашло тёплое место, в твоём присутствии вынужденно жаться к земле.
"Лети или разбейся!" - гласит твой призыв. Ты не терпишь всякую половинчатость, всякое ни то, ни это, твоя золотая середина это попадание в цель. Да, кто долго слушает тебя, отучается сидеть, ну а кто внемлет - научается смелости.
*
Корни души хотят сна, большого сладкого сна. И человек желает сделать так, чтобы в его судьбе всё было гладко, блаженно, как во сне, но люди попутали земную отраду с тёплым молоком матери. Они всё ещё дети, ждущие от жизни любовной заботы. Им ещё не надоело сетовать на отеческую суровость рока.
*
Без слёз бытие было бы пресным, и всё стало бы тягучим, как сахарный сироп. От трепета к покою всё вновь колеблется сердце и весь мир. От жизни к смерти сделан каждый шаг в этом вечном движении по кругу. Так почему же до сих пор тревога и смятение посещают смущённый разум человека, неужели ему, растерянному, так и суждено по воле ветра метаться из стороны в сторону?
Однако, кто искусен в парусах, тот плавает и против ветра. Кто верит своему сердцу, не оскорбится болью и примет вызов невзгод. Ибо нужда это тот же ветер, натягивающий парус, и если напряжение слишком велико, что ж тем быстрее, тем дальше поплывёт моё сердце.
*
Горы, вы изобилуете сокровищами духа, но кто может разделить их с вами? Разве что только тот, кто поднимается на вашу высоту. И в этом вы не можете идти никому навстречу, терпение в ожидании - это всё, что вам остаётся.
И вот, я взошёл на самого себя, и постиг величие и красоту вашего одиночества. Кто един со своей высотой, тот уже не одинок – в этом ваша блаженная тайна. Вы многое оставили, но приобрели ещё больше, как свободный от груза корабль.
*
О неизбежно одинокие, ваше стремление к свету бросает тень на благоразумие отставших. Виноваты ли вы, когда высокая гордость ваша рождает ненависть в их низких умах? Что ж, вы платите одиночеством за свежесть и чистоту вокруг вас, они же за тепло меж собою - в духоте и трении.
Да, Заратустра хорошо знает, насколько отличен дух гниения от духа гор! Веет благодатью среди вас, прекрасно одинокие вершины. Вы едины с небом и широко видите землю. О многом знаете вы, глядя с высоты, и великодушно молчите. Лишь прозрачные потоки ваши несут людям возможность стать чище.
*
Кто плохо разумеет, тот много придумывает. Белоснежные вершины, они видят вас несчастными и покинутыми. Так они мстят вам и жалеют, что вы не чернеете от их подозрений. Однако грязь скорее позорит те головы, в которых родилась.
Вершины, с чувством напряжения и боли отрывались вы от своей почвы и обретали себя. Возвышение одарило вас красотой и сделало открытыми для более тонкого и чистого духа. Так сокровища души возросли вместе с вами, однако бытия уже достаточно вам для счастья, ибо хватает и малого, когда богата душа. Теперь вы имеете удовольствие от самих себя и смотрите в небо, как в зеркало, где сияет радость горнего духа.
*
О человек, ты по-прежнему склонен ко всему низкому, даром встал ты на ноги, если твоя душа всё ещё только ползает. Ты поднял голову, но не глаза, - так ты всего лишь увеличил угол зрения для наживы и стал опасен самому себе.
О человек, будь им, дабы спасти себя от самоедства и воздвигнуть в себе Сверхчеловека. Тому пример эти стройные вершины - воистину корона высоты!
*
Но вот чему хочу научить тебя: не смей заглядывать в котёл, где варится жизнь! Готовы ли твои глаза к запутанному зрелищу?
Может ли сердце твоё выдержать три тысячи чертей, и не сподобиться одному из них? Или ты хочешь стать таким же обломком, как они; таким же куском льда, что тает в кипучем океане бытия?
Не вороши улей, где пчёлы-страсти собирают мёд, пока не встало солнце и вместе с разумом не поднесли нектар с твоих полей души. Иначе страх и ужас последуют за тобой, и ты малодушно проклянёшь себя и мир.
Не ходи на могилы предков, не стучи в их склепы. О, они знали как вытарабанить из сердца духов! Они ведали сколь много голосов в крови человеческой.
*
Не грей мысли над свечой памяти, а тем более сердца своего. Иссякнет слабый свет, закоптится разум, завянет сердце, надломится воля, к чему будут они нужны, как разве выбросить их вон на попрание своей же слабости.
*
Бог умер в сердцах людей, но Он ещё жив в их ужасе перед Ним и надежде на обетование. Ибо истинно говорю: вера их – всего лишь алчность и страх.
*
Пора сокрушить человеку толстые стены Гордыни у замка Глупости своей. О, как долго воздвигались эти давящие стены из камней рассудка. Пока, в конце, не стала застенками крепость духа человеческого.
Пора прогнать Зависть человека, что цепной собакой сидит у темницы его. Ибо привыкла она вилять хвостом на подачки Хитрости и лаять на Мудрость, скромно идущую мимо.
*
Какая беда! Я вижу Антиноя на корме корабля дураков, и то, как волна предрассудков бросает бесцельное судно их на камни химер.
Какое бесчестье! Я вижу их сжатые от страха сердца и ослепшие в безумии глаза. Солью лжи пропитаны их души так, что стали бесчувственны они.
*
Ещё бездушны притязания людей: они обманом забирают у ближнего жезл справедливости. И бедность споров заменяет им богатство участия.
Не знают сыновья, что они братья, и лягают друг друга загнанные в стойло. Нет пока дружества, но есть лишь огромное стадо.
*
Как гружёные корабли, уходят люди в сон свой и, как айсберги, хитры умы их. Так разбивают они собственные надежды, так губительна их разумная глупость.
«Всё или ничего!» – кричат бесцельные души. И действительно, им недостаёт так много, так отчаянно много, ибо им не хватает самих себя.
*
Вот заняли они умы людей зловонным ораторством своим и разгорячают сердца напитками страстей. И уповают пока народы на свору никчемных мытарей, ибо пригвоздили они сердца людей страхом, и растащили их чувства в разные стороны.
Но будет час великого прозрения и возрыдает человечество над сонным безрассудством своим. А пока глубока ночь человеческая и солнце есть ещё луна для них, а луна – вуаль на их сердцах.
*
«Нас миллионы, нас миллиарды!» – торжествуют губители Земли и продолжают предаваться похотям своим. Пока не упьются в своём блошином счастье и не спрыгнут с мёртвой Земли.
Ещё не научились они обходиться малым и быть многим, ещё променивают они стёклышки на сокровища души. Ещё не знают, что райские птицы над их головами и земля Эдема под их ногами.
*
Разве не вращается твоё тело вокруг души твоей, оплетая её лозою чувств и спелыми гроздьями разума? Разве не кружится мир вокруг твоего я каруселью духа?
И вот, пробудились птицы глаз твоих и потекли реки слуха твоего, охватывая мир. И мощным древом проросла Земля в тебе, радостно вознося ветви к солнцу.
Разве не вино кровь твоя, бегущая по стволу Древа сего? Разве не золотая крона сознание твоё, где гнездится Жар-птица души твоей?
Я вижу, как в тебе песчинка стала горой, а капля – океаном. Как взлетают к звёздам мысли твои, отрываясь от пламени души!
Что можно прибавить к радости сей, что можно отнять у вечности в нас?
*
Кто истинно знает, что есть радость, а что – печаль? Ни есть ли печаль – избыток, а радость – опустошение?
Однако, что иметь и как растрачивать не спрашивает себя сердце. Для него слеза радости и слеза печали одинаковы на вкус; оно не делит жизнь и, чтобы не случилось, для него это дар.
*
Разве не глупец тот, кто упустит радость в тишине и умиротворение в веселье? Он либо остановит, либо сожжёт сердце своё.
Колесу подобен мир, где покой и движение едины. И кто будет нерадив к одному, потеряет и другое.
*
Всё, что есть в человеке самого глубокого, служит основанием для его самого высшего. “Как внизу, так и вверху”, – говорит древняя мудрость.
Но человек всё ещё поверхностен, он быстро рассеивает свой дух в бурлящих мирских водах. Так надежда заменяет ему жизнь, а беспорядочное стремление – гармонию роста.
*
Сила корня выражена в мощи древа. И человеку нет смысла доказывать величие своё, если сам он не есть свидетельство. Если нет у него великой кроны, и птицы духа не заводят гнёзда на ней. Если сам он, скорее червь, нежели садовник.
*
К величию обращены все смыслы, но человек спешит претворить средства в цели. Так он заводит себя в тупики тщеславных достижений.
О, гибельное множество дел и вещей, сотворённых человеком, разве не должен он когда-нибудь в них, как в зеркалах, увидеть безумие своё?! Разве когда-нибудь не перерастёт себя глупость алчности его и не избавится он от слепой скуки, стремясь к высшему в себе?
*
Сверхчеловека должно вынашивать сердце человеческое. Родить нового себя и обрести второе дыхание – вот истинное высшее созидание.
Сверхчеловек говорю я, и вижу обозревающего низменность свою. Вижу наблюдателя и разум его, подобный великой горе.
*
Куда же смотрит ныне человек и видит ли он вообще? Пожалуй, он пока только может сыпать определениями, знать наперёд, обосновываться, соглашаться или отрицать, но не видеть.
Из этих брёвен, что в его глазу, он построил себе корабль и плывёт в никуда. Что ж, если капитану корабля часто приходится кривить душой, дабы спасти свою честь.
*
Воистину, всё так же счастье человека – лишь в отсутствии страдания, когда он может забыться и бормотать всякую чушь. Лишь благоразумное умалчивание и чванливая занятость как-то охраняют ложь счастья его.
Веселье слепца, слагаемое из коротких напоминаний, что ты ещё жив – вот нынешняя радость его. И цель его лежит не дальше носа и не глубже желудка.
*
Когда-нибудь человек устанет разыгрывать себя и захочет быть. Когда-нибудь он отчается в замкнутом благополучии своём и поймет его как насмешку.
Ум, отлитый изо лжи – вот великое бедствие его, та железная маска, что скрывает высшее достоинство его. Косные привычки и мелкие желания, что ползут в разные стороны – вот сегодняшний мир его.
*
Сверхчеловек, говорю я, и вижу того, кто вдоль и поперёк исходил самого себя и взобрался на свою высоту. Кто проснулся, и глаза его могут говорить.
Сверхчеловек, говорю я, и вижу того, кто направил путь свой в рост, кто крепок в глубине и гибок в основании. Чья жизненная река течёт вверх, к цветению.
*
Искусством стало у людей обращение цепей в украшения.
Они настроили города, дабы спрятать свою бездомность. Земля отвергнута ими; теперь ослабли их тела, а ещё больше – захирели их души.
Как мухи слетелись они к липкой усладе, их крылья забыли полёты восторга. Жертвы своего ничтожества – они перестали быть наследниками Земли, теперь они лишь приживальщики.
*
Стократно приумножили люди заботы свои, но у их будущего уже давно нет архитектора, они – самовыражаются. Среди них есть теперь царьки, которые вскармливают их слабость, но и они об неволили себя страстями, извращая чувства свои.
Оплывшая алчность торгашеского духа, уже не зная чего ещё хотеть, бросает кости в толпу и развлекается. Даже луну делят они и, ссорясь, вызывают друг друга на суд, дабы удостоверить право толстого кошелька.
*
Кто умер для души своей, умер и для жизни, и то, что люди называют вступлением в большую жизнь, есть их безвременная кончина. Напрасно тешатся они надеждами о пёстром благоденствии, ибо не разменивает себя тот, кто ищет жизнь.
Не может быть достатка у того, кто не самодостаточен, и своего лица у того, кто носит маску, надетую другими, и не знает, что под нею – пустота. Ложного себя внушили они себе, эти кажущиеся, эти артисты повседневности.
*
Да, отдалился человек от Земли в городах своих. Был гусеницей разум его, но стал куколкой; не пора ли ему выбраться из неё и вспорхнуть бабочкой? Не пора ли ему вместо пыли на книжных шкафах собирать пыльцу с цветов жизни?
Очень долго человек не владел собой и метался под луной сознания своего в ночи безумия. Как солнце, измыслил он закон над собой и заставил поверить в него других.
Так связали люди безумие своё, и сон повиновения снизошёл на них. Ложь стала господином над ними и расплодила господ лжи.
*
Но многие из тех, в ком зародился разум, близки к пробуждению. Ибо выдали уже себя ценности мирских князей; нагими предстали они ясным очам во всём безобразии своём.
Вера в собственность уже давно вышла из тени своей, и бог благополучия светит нищим сердцам во множестве вещей. Трепетно окружают они ими себя, и безумно рады – этим кирпичикам счастья своего; и не стыдятся раболепства, и хлопочут вокруг бога своего, ибо он самый щедрый для них.
*
Восстать из мёртвых должны поверившие в высоту свою. Не крест, а крылья хочу вручить я душам их.
Хочу открыть я пред ними створки неба и земли, дабы обрели они сокровище своё, ту жемчужину, которой являются сами. И для этого я дам им символ: орёл над вершиной.
Ибо далёк взор у орла, с глубокой страстью смотрит он на Землю с высоты своей, поистине, с пророческой высоты.
Кто из них единожды глянет так на Землю, тот отучится от нор. Кто постигнет восторг орла - научится высшему в себе. Мужество и свободу, как два крыла, возьмут они себе, ибо нет хоженых троп для идущего на вершину свою; и тем более нет карт для неба своего.
*
Да будет вершина моя отдыхом моим”,- так скажут они себе. И тот, кто сможет взойти на неё, для того настанет час оставить и вершину свою, ибо найдёт он тогда опору и в небе сознания своего.
Поистине, силён горный ветер духа, крепко держит он того, кто положился на него. О, как высоко вознесет он блаженного созерцателя над его вершиной!
И тогда жизнь и смерть, сбросив маски свои, сольются перед ним в единое море; и вечностью станет жизнь его,- звездой будет погасать она и солнцем всходить над его душой!
*
День-ночь, день-ночь - стучит сердце мира; удивление и вздох, томление и радость - попеременно охватывают внемлющие сердца; и как бы ни было им горько – они надеются и любят, смывая слезой любую тяжесть. Так мир теряет и вновь обретает себя – в этом его бесконечное круговое движение вверх-вниз.
Легкость – вот истинное блаженство, которым он одаривает любого сверчка, готового сгореть в пении своём. И это горение сердец есть их сладчайшее вкушение мира.
*
Не прячьте деньги в кошельках, выбросите их, - на них пот и кровь ваших братьев; бросьте эту тяжкую ношу, иначе она раздавит вас. Порвите это немое рабское соглашение, делающее сильного слабым, алчущего – жадным, умного – хитрым, а низкого – превозносимым.
Знаете ли вы, чем торгуете и что покупаете? Что отдали по дешёвке в заклад, и какой у вас долг, и перед кем?
*
Всё покупается и всё продается у вас! Вы киваете всякой вещи, и бегают глазки ваши – нет ли ещё чего?
Ваши скупые сердца и расчётливые умы забыли о дружестве и обмене. Сделкой назвали вы выгоду одних от оставления в дураках других.
Низко цените вы всё недоступное цене, но всякую мелочь – готовы продать втридорога. Вы не думаете, вы – умножаете!
*
Когда смотрю я на этот город и его жителей, я спрашиваю себя: могут ли они представить себе поселение людей без тараканов, крыс, ворон, бродячих собак и кошек, нищих, чернорабочих, прислуги, надменных господ и криводушных правителей, без мусоросборников и трибун, цирка и сцен, базара и тюрем, без толчеи и погони, крика и суеты, насилия и пьянства?
Я слышал, как обычно говорят люди: “Никто не придумал ничего лучшего”, - и опускают голову, одни, чтобы скрыть оскал, другие – глупость свою. “Так уж сложилось”, - заявляет прожорливое меньшинство, убеждая овцедухое большинство и проныры поддакивают им.
Обман, порок и желчь вложены ими в заботу о жизни своей. Что поесть и во что одеться – обращают здесь в лицо своё.
*
Только малые дети здесь ещё светлы в душе своей; ещё не искажена их радость и доверие друг к другу. Ещё могут они удивляться, танцевать и прыгать, полагаться на сердце и от души смеяться.
Но смешна для взрослых чистота помыслов их, наивной называют они детскую прямоту. Что ж, не могут изувеченные родители быть свободными во мнении своём!
*