Раз, два, три, четыре, пять.
Раз, два, три.
Раздватричетырепять.
Я иду искать.
Привет, Мадлен.
Я не знаю, с чего начинаются нормальные письма, да и не уверенна, что моё послание можно отнести к таковым. Я так же понятия не имею, приглашают ли там, где ты сейчас находишься, на светские рауты, беспокоятся ли о приличиях.
Хотя, ты ведь никогда и не думала о них, верно?
Вчера твоё серое платье наконец-то пришло из химчистки. Такая мягкая, лёгкая ткань, всегда меня это удивляло. Одна из звёзд с правого манжета оторвалась, я думаю пришить её обратно.
Или лучше, выкину это платье к чертям, пускай валяется на помойке. Всё равно эта тряпка больше не пахнет тобой, так зачем же она нужна мне?
На днях я вычищала спальню, нашла под кроватью папку с нашими общими рисунками. Смех, да и только. Как прилежно мы выливали на бумагу свои слёзы и соки, так старались, что совсем забыли про любовь. Меня всегда забавляло, как ты сердилась из-за неумелых штрихов, они словно царапали тебя. А может, так оно и было.
Я сказала «общими»? Какая невнимательность. У нас не было ничего общего. Было твоё и моё-твоё. Ты всегда была отдельно от меня, как бы тесно мы не сплетались, сколько бы ни жили под одной крышей. Мадлен – яиграюстобойвпрятки. Мадлен - явтопчувтебявгрязьитыбудешьоратьотудовольствия.
Полторы недели не хожу на работу. Беспокоятся. Новому заказчику что-то не нравится, отказался от услуг фирмы, требует личной консультации. А у меня нет сил даже на то, чтобы дойти до балконной двери и закрыть её. Путешествую от дивана до туалета, иногда пью, сплю тоже, но редко и как-то рвано, страшно, больно. Никогда не включаю свет. Помнишь, раньше я боялась темноты? Теперь – нет. Это глупо, но мне кажется, что как только я щёлкну выключателем, ты исчезнешь, и я больше никогда не найду тебя, даже если буду считать до миллиона.
Ты не любила мою работу, говорила, что я растрачиваю себя в угоду жирным ублюдкам и престарелым стервам, что занимаюсь ничем, а сил на это уходит много. Ты ревновала меня. Странно. К чему? К работе?
Знаешь, с моим телом творится что-то волшебное. Я больше не человек, я – лужа раскалённой ртути. У меня нет контуров, но есть боль. Иногда я смотрю в потолок, и мне кажется, что он высоко-высоко. Только он остаётся на месте, это я падаю. Даже не падаю, медленно опускаюсь, стекаю куда-то глубоко, где ничего нет, кроме пустоты, наполненной звуками твоего голоса.
Помнишь, мы читали легенду о двух близнецах, которые умирали и, чувствуя смерть, делили один вздох на двоих. Пока один дышал, другой замирал, лёжа на земле. Земля оплетала его корнями, иссушая плоть. Но вот наступала очередь для вдоха, и мертвец просыпался, стряхивая с себя корни и дышал-дышал-дышал, пока его возлюбленный брат медленно коченел.
Красивая сказка, но не про нас. Я знаю, Мадлен, ты бы пожрала меня. Выпила бы всю мою душу, а я с радостью отдала бы её тебе, страдая от невозможности предложить больше. И это последнее издевательство было бы высшим экстазом. Таким же жестоким и прекрасным, как и всё твоё пребывание в моей жизни.
А вот теперь он расплывается, потолок. Я пишу и стараюсь не смотреть на него, но пальцы дрожат, они поставили уже четыре кляксы. Потолок глумится надо мной. Да и пускай. Бывали в жизни вещи и похуже, чем неуважение потолка, который даже на вопросы толком ответить не может. А их ведь не так уж много:
Почему Мадлен была так красива? Почему у неё были такие тонкие пальцы и острые скулы? Почему её губы сочились ядом, но это вызывало у меня желание целовать их? Почему её тело, такое хрупкое, угловатое и прозрачное, не могли сломать даже самые ненавидящие и сильные руки? Почему она была единственным человеком в этом уродливом мире, который полностью, до конца понимал меня, читал меня, но совершенно не жалел?
Почему, Мадлен?
Молчит потолок. Я молчу тоже, и, кажется, уже не заговорю. Бедняге заказчику придётся возобновить отношения с фирмой.
Раз, два, три, четыре, пять.
Раз, два, три.
Раздватричетырепять.
Я тебя нашла.
Rip the earth in two with your mind
Seal the urge which ensues with brass wires
I never meant you any harm
But your tears feel warm as they fall on my forearm
But close my eyes for a while
Force from the world a patient smile
How can you say that your truth is better than ours?
Shoulder to shoulder, now brother, we carry no arms
The blind man sleeps in the doorway, his home
If only I had an enemy bigger than my apathy I could have won
But I gave you all
Close my eyes for a while
Force from the world a patient smile
But I gave you all
But you rip it from my hands
And you swear it's all gone
And you rip out all I have
Just to say that you've won
Well now you've won