Если доехать на поезде до старинного Львова, а потом, на маршрутке, до Стрия, оттуда до Болехова, а потом ещё километров десять в сторону Ивано-Франковска, то окажешься в небольшом селе Поляница, стоящем на берегу шустрой речки с «поэтичным» (для русского уха) названием Сукель. А в четырёх километрах от села – знаменитые Скалы Довбуша – ныне музей под открытым небом. Музей человека-легенды, украинского Робин Гуда, боровшегося с поляками (да и вообще со всеми) за свободу Украины, за бедных. И там расскажут вам красивую легенду об Олексо Довбуше, любившем красавицу Звинку, предавшую своего возлюбленного, погибшего от ячменного зерна, которым зарядили дуло пистолета и выстрелили герою в грудь.
А сейчас торгуют там самодельными сувенирами, а по дороге к Скалам кормят в колыбах (небольших придорожных частных ресторанчиках) вкуснейшей украинской едой.
А сама Поляница красива очень. Прикарпатье. Стройные узкие и высокие (совсем не такие как в России) стожки сена на лугах, между которыми бродят мультипликационные аисты, а во многочисленных речках и канавах струятся желтоголовые ужи.
Гостил я там у приятеля, с которым когда-то вместе учились в институте, потом потеряли друг друга и через много лет встретились в мутных водах интернета. На мои многочисленные просьбы пойти прогуляться по селу Фёдор отвечал что-то невнятное, а потом признался, что здесь не принято без дела шляться по улицам, как распоследние пьяницы или бездельники. И когда всё же вышли, то здоровались с каждым встречным («Слава Иисусу Христу»,- так приветствуют люди здесь друг друга), а потом объясняли, что идём, например, «до Ганки за насосом» или «до Боди за топором».
И люди в Полянице живут недоверчивые, степенные и какие-то… чистые, с нормальными человеческими реакциями.
У тёти Оли несколько лет назад убили сына. Преступников нашли быстро (были они из местных), и устроили показательный суд здесь же, в селе, в доме культуры. В конце недолгого разбирательства судья, обратясь к матери погибшего, сказала, что даст преступнику такой срок, какой скажет мать. Та встала, поклонилась судьям и залу и сказала…
… сказала, что сына ей никто не вернёт уже, а погубить ещё одну душу не смеет она, потому как человек. И, уже обратясь к суду, добавила:»Пустите их. С Богом. Пусть идут и живут… если смогут. Я смогу.»
Мы долго говорили с тётей Олей. Она и про младшего сына своего, Бодю (Богдан это), мне поведала.
Несколько лет назад, зимой, за пьяным столом поспорил он с местным мужиком, что прямо вот завтра взойдёт на Лысую Гору, которая видна из Поляницы. А до неё километров десять по заснеженному лесу, где снегу того по грудь в ту зиму навалило. А чтобы никто не сомневался, что дошёл, разведёт костёр на самой вершине. Поспорили. И на кон поставили: Бодя свои старенькие «Жигули», а противник его – годовалую тёлку.
Назавтра, ещё затемно, ушёл Бодя, хоть плакала и просила его этого не делать мать. Ушёл. Весь день вся Поляница поглядывала на вершину Лысой Горы. А часа в четыре вспыхнул там костёр. И уже совсем ночью пришёл Бодя. Встречали его как национального героя, как нового Довбуша. А телушку выигранную Бодя не взял, потому как посчитал, что не стоит его «подвиг» трудов по выращиванию тёлки…
С тех пор шли люди к Боде всякий раз, когда возникала у них спорная ситуация: как Бодя скажет, так и рассудят. Мировым судьёй по всеобщему согласию стал Бодя в селе. А через несколько лет, когда в очередной раз пришли к нему люди, чтобы рассудил по справедливости, вышел Бодя к людям и сказал, что не может он далее судить, кто прав, кто виноват, потому как пить стал сильно, и оттого ум у него мешается. И просил он людей избавить его от возложенной чести. Послушали. Всё поняли. И разошлись. И оставили Бодю в покое. Живёт он в Полянице, пробавляется какой-то разовой работой. И водку пьёт. Я тоже с ним выпил (правда, много пьёт Бодя, мне за ним не угнаться).
Но при встрече на улице все ему кланяются. И Иисуса Христа славят.
2007 год