Западная Украина. Москва - Поляница

Олег Букач
Москва. Киевский вокзал. Пожалуй, самый безалаберный и шумный из всех московских вокзалов: ещё бы! Народ-то какой темпераментный отправляется отсюда на родину – украинцы, молдаване…
…Вот до сих пор не могу понять, почему УЕХАТЬ на Украину дешевле всегда получается, чем ВЕРНУТЬСЯ  в Москву, на пару сотен рублей, но – дешевле. Сразу парирую нападки «незалежников» с Украины, которые начнут, наверняка, править мою грамматику: … не «на Украину», а «в Украину»…  Нет, мои дорогие, это неверно. Вся Россия ныне учится по учебникам русского языка, которые редактировал академик Шанский. Так вот в тех учебниках (6 класс) есть даже специальный параграф, посвящённый именно этому вопросу. Так уж сложилось исторически, что мы, носители русского языка, отчётливо чувствуем в названии милой нашему сердцу страны исторический корень «край». А потому и «на край». И никак по-другому. Да и почему, собственно, кубинцев, киприотов, жителей Ближнего и Дальнего Востока не травмирует так этот предлог «НА», а вот украинцы (не все, конечно!) так болезненно воспринимают правила чужой грамматики?  Нас же не оскорбляет наличие седьмого, звательного, падежа в украинском языке. И англичане не имеют к нам претензий за то, что не так как они произносим название их столицы. И французы. Правда вот казахи, в последнее время, обиделись на привычное «Алма-Ата» и настаивают на мутном, с точки зрения перевода, «Алматы». Хотя сами город с русским названием «Усть-Каменогорск» всегда называли «Ёськемен» (так примерно в транскрипции это звучит).
Ну да ладно, оставим-ка грамматику в покое. Всё равно не поссоримся мы из-за неё ни с украинцами, ни с казахами, потому как ни мы, ни они НИКОГДА не переедем… в Африку, например, а так и будем вечно, пока светит Солнце, общее для нас всех, жить рядом, бок о бок, граница в границу.
Итак, Киевский вокзал. Поезд на Черновцы. Отправляется вечером. Чуть более чем через сутки буду во Львове. Еду. И чувствую себя году этак в 1970-80. Ну ничего не изменилось! И вагоны те же, и проводницы те же, не постарели как будто, и попутчики те же, с теми же разговорами и теми же проблемами. А вообще не я один люблю поезда, потому как все мы живём в сложившейся, своей жизненной нише. И даже не знаем, что есть вот и такие люди, с такими заботами и проблемами. Помню, в одну из поездок был моим попутчиком … ммм… Саша, кажется. Сам он из Ужгорода, мой ровесник (то есть человек лет пятидесяти). Красивый такой человек. И про жизнь его можно было бы роман написать, сериал снять. Не придумает такого писатель. Ума, опыта жизненного и душевных сил не хватит…
Работал, женился. На стройке упало листовое железо ему на ноги. Изрубило человека почти в крошку. В больницу, как только очнулся, пришла жена и сказала, что давно уже хотела развестись, теперь вот оказалось пора. Три года лечился. Встал. И пошёл. На работу пошёл. И в жизнь пошёл. И снова женился. На медсестре, которая за ним в больнице ухаживала. И дети родились снова. Трое. Потом уже двое погибли. Глупо так и случайно… Теперь вот едет  домой, заработав в России. Э! Да что там!! Всё равно не перескажу его языка необычайно сочного, его глаз, пронзительно ярких и того, как он о себе рассказывал: не жалел себя, не плакался незнакомому человеку, а был ироничен, спокоен и как-то… по-славянски покорен судьбе и Богу. А я слушал, слушал и ужжжасно жалел, что Львов уже так скоро. И ничего нам друг от друга не нужно было. Просто разговаривали. И слушали друг друга. Я про жизнь его удивительную, он про моих учеников. И так тепло было, что уже во Львове, когда выходить  мне, пошёл Саша меня проводить из вагона  и чемодан не дал мне нести, сам вынес. И обнялись мы на перроне как-то тепло, словно много-много лет уже знали друг друга. И важны были в этот момент друг для друга. И всё. Больше никогда не виделись.
Будь здоров и счастлив, мой случайный попутчик!..
А Львов, величавый  и статный, не сразу видишь с вокзала, потому как закрывают его от тебя широкие спины и груди таксистов и ещё каких-то людей, прямо на перроне предлагающих тебе свои услуги.
Беру такси и еду по уже известному мне маршруту: Стрий- Болехов- Поляница. А по дороге славный мужик-таксист рассказывает, что жить во Львове стало тяжело, что до сих пор в центральной исторической части города в домах нет горячей воды, что гривна  всё дешевеет, а жизнь всё дорожает. И я ему рассказывал о том, что как-то странно в нашей стране стали самыми главными чиновники и те, кто,вроде как, нам должен оказывать услуги, что к "заведующему РОНО" (теперь он, правда, называется "Начальник департамента образования округа") на приём записаться невозможно (Господи! "На приём"!! Слово-то какое страшное: как "на приём таблеток в больнице"!!!).
И не было в нашем разговоре никакого напряжения, и никакие газовые конфликты нас не интересовали, потому что разговаривали не «хохол» с «москалём-кацапом», а просто два человека, двое немолодых мужчин. И по тону этого разговора обоим нам было понятно, что и я, и он жалеем о том, что лишились мы нашего общего дома, большой страны, но всё равно как-то обживаемся в новых своих странах каждый и понимаем, что роднее, чем мы друг другу, нет никого в мире…
А и как же красива Западная Украина! Прикарпатье!
Глазу не скучно и душе просторно. Близость Карпат уже откровенно видна: нет открытых пространств и ровных больших полей – холмы и небольшие долины. И как-то аккуратно всё, заботливо прибрано. Стоят стройные стога скошенного сена, бережно так намётанные вокруг оструганных специально для этого жердей ( в России так стога не ставят). У домов фундаменты обложены камнем. Добротно, прочно, потому как часты здесь талые воды по весне. Речки, ручьи, лес по горам. И на многих деревах – диковинные курчавые шапки-наросты (говорят, что грибок это какой-то, а всё равно – красиво!). В сёлах заборы вокруг домов бетонного литья, но ярко раскрашенные. А дома редко когда стоят входом на улицу – всё чаще вход со двора.
В Поляницу приезжаем уже затемно. И не вовремя: корова, Лыська, телиться начала – не до гостей сейчас хозяевам. Прямо с дороги иду роды у Лыськи принимать. А ей и не надо – сама справилась, «дивчинку», как сказала Мария Васильевна, мать моего друга Фёдора, родила. Сразу видно, что «дивчинка», потому как головка маленькая и ножки ровные. И вышла та тёлочка из глубин своей матери вся в пене пузырящейся, как Афродита из пены морской. Так и назвали, Афродитой. Потом Хведир Хведирович (отец моего друга) забыл это античное имя. И осталась она просто Фросей.
Потом – встреча, застолье допоздна, и – спать: завтра с утра пойдём на «Скели Довбуша»…
Скалы Довбуша это. Когда-то, миллионы лет назад, Прикарпатье было дном Великого Океана. А потому так и красиво странен современный пейзаж карпатский. Лес везде, и по невысоким горам, и в распадках между ними. И вдруг – пустое место, и на нём нагромождение гигантских валунов самых причудливых форм. Вот в одном из таких каменных гнёзд и обосновался народный герой украинский, бившийся с врагами "ридной неньки". И просто бившийся ради того, чтобы биться. Здесь, прямо в скалах, вырубила «опричка» Довбуша и майдан (какое-то подобие сцены-эстрады в монолите скалы), и лежанки-ступени в пещерах. А чуть поодаль – огромный камень, словно лицо человека, лёгшего навзничь и поднявшего очи свои к высокому украинскому небу. Неужели, думаешь, природа была единственным скульптором, создавшим этот вечный портрет?..
И веришь здесь в красивую легенду про любовь Довбуша к красавице Звинке, предавшей своего возлюбленного.("А погибну я от пшеничного зерна: в ствол нужно насыпать горсть пшеницы и выстрелить мне в грудь".)
 В мировой культуре много сюжетов, рассказывающих о том, как хлеб давал жизнь человеку. Этот - чуть ли не единственный, повествующий о гибели человека от хлеба.
 И думаешь о страшной каре, постигшей неверную, когда тело её покрылось чёрными струпьями на следующий же день после смерти героя. И думаешь о справедливости такой кары...
Для местных Скалы Довбуша – едва ли не единственное место работы: торгуют сувенирами, держат небольшие ресторанчики-колыбы вдоль тропы, ведущей к заповеднику, дают своих соколов (настоящих, живых, привязанных верёвочкой за лапку) туристам сфотографироваться.
Но зарабатывают  трудно, живут бережливо. И даже на те копеечные цены, что выставлены в Полянице в магазинах, качают головами.
Репертуар в магазинах скудный – только всё самое необходимое и забавы для детей – чипсы, конфеты.
И детвора ясноглазая на улицах, возле своих дворов. И старики, и старухи с иконописными ликами  при них, ибо у многих отцы или матери сейчас далеко от дома: деньги для семьи зарабатывают.  А  жизнь всё равно идёт, продолжается. И люди ждут счастья. Надеются на него и верят, что всё равно всё будет. И будет хорошо…

2007 год