Неисповедимы тропки божьи. Глава 18

      С тех пор, как Мастрей себя помнил, папаня был готов претворить в жизнь почти любые его капризы. За исключением разве что совсем уж немыслимых. Снисходительно глядя на поначалу сравнительно невинные проказы сынишки, он лишь добродушно улыбался. Робкие попытки матушки приструнить распоясавшегося отпрыска безжалостно подавлялись авторитетом бургомистра и главы семейства, стоило малолетнему стукачу пожаловаться на притеснения. Быстренько оценив все преимущества своего привилегированного положения, юный пакостник активно и беззастенчиво стал им пользовался. Обладая незаурядной сообразительностью, он хорошо усвоил, что самое главное – добиться расположения самого главного. Вот этого лучше стараться не раздражать. Тут следует выказывать и послушание, и сыновью любовь, и даже подобострастное восхищение. Если преподносить весь этот букет умело, чтобы у получателя не возникло и тени сомнения в искренности чувств подносителя, собираемый впоследствии урожай окупится многократно.
      
      Подрастая, он убедился, что подобная тактика прекрасно срабатывает не только в семье, но и в большинстве других мест, нужно только правильно определить главного. На всех остальных после этого можно почти откровенно плевать.
      
      Правда, наряду с этим выяснилось, что существуют люди, по отношению к которым подобный подход не срабатывает, а считаться с ними всё же приходится. От них в определённой мере зависит общественное мнение, с которым, как оказалось, тоже приходиться считаться, поскольку оно может навредить не только ему, но и его покровителям, а это, в свою очередь, опять же негативно отразится на нём самом. Так Мастрей самостоятельно дошёл до того уровня человеческих взаимоотношений, которые определяются понятием – необходимый компромисс. Прибегать к нему приходилось нечасто, благо, открыто критиковать сынка городского главы мало кто отваживался, но всё же. С некоторыми компромисс и вовсе не удавался.
      
      В первую очередь это были глава кузнечного цеха Марк Грувин и городской следопыт Габриэль Келон по прозвищу Молчун. Ни тот, ни другой бургомистрова сынка не любили и этого не скрывали. Чувство, надо сказать, было взаимным. Почему его не любил кузнец, конкретно сказать трудно. Интуитивно, наверное. Зато с Молчуном всё было просто и понятно, хотя и непонятно. Не ищите тут противоречия, его нет. Поймёте чуть ниже.
      
      Уже в раннем возрасте Мастрей обнаружил в себе задатки будущего живодёра. Первыми его жертвами на этой стезе стали насекомые. Не потому что он так захотел, а потому что их было проще поймать. Часами он мог наблюдать за дрыганьями букашек, у которых поочерёдно отрывал ноги или крылья. От попыток отрывать головы он быстро отказался, так как после этого объекты его экспериментов очень скоро переставали шевелиться. Неинтересно.
      
      Первой удачей, позволившей заметно расширить область садистских исследований юного натуралиста, оказалась угодившая в мышеловку мышь. Ей была уготована несколько иная участь, нежели отрывание конечностей. Привязав дёргающееся животное верёвочкой за хвост, он подвесил его вниз головой на ветке небольшого деревца на заднем дворе, после чего разложил снизу крохотный костёр. Чтобы растянуть удовольствие, ветку он приподнял повыше, подперев её палочкой. Но ему всё равно не повезло. Агония зверька оказалась слишком короткой. Истошно заверещав и несколько раз судорожно дёрнувшись, мышь безжизненно повисла, а запах палёной шерсти преследовал новоявленного инквизитора весь остаток дня.
      
      Следующую мышь он решил уже не жечь, а препарировать. Стащив с кухни разделочный нож, он вознамерился было распороть несчастной твари брюхо, но та извернулась и впилась зубами ему между пальцев. От боли и неожиданности ладонь, в которой был зажат зверек, раскрылась, чем тот не преминул воспользоваться, мгновенно растворившись в траве. Кисть несостоявшегося вивисектора вскоре распухла и долго болела.
      
      Полученный опыт научил его по возможности избегать непосредственного контакта с предполагаемой жертвой, заранее предусматривая необходимую самозащиту. Да ещё мамочка, по всей видимости, каким-то образом пронюхала про его развлечения, так как все мышеловки из подсобных помещений внезапно исчезли. Какое-то очень непоследовательное и противоречивое решение. С одной стороны, мамуля с неподдельным интересом и даже азартом следила за публичными казнями на городской площади, не пропуская ни одной, с другой, собственному же чаду почему-то воспроизводить подобное возбранялось. Но разбираться с этой несправедливостью Мастрей не стал, не желая лишний раз подтверждать матушкины подозрения, а вскоре у него появился гораздо более обширный полигон для разворачивания садистской деятельности. Ему разрешили ходить в лес, который начинался неподалёку от городской стены и в котором, он был в этом абсолютно убеждён, объектов для его исследований предостаточно, а заодно мешать никто не будет. Единственным минусом, казавшимся таковым лишь поначалу, явилось озвученное родителями обязательное условие: любые походы в лес только в сопровождении кого-либо из взрослых. Но в итоге, как он быстро сориентировался, это только поспособствует его далеко идущим планам. Должен же кто-то научить его эффективно отлавливать живность?
      
      Уговорить отца, чтобы с ним отпускали кого-нибудь из охотников или егерей, оказалось несложно. Бургомистр лишь поощрял пробудившиеся охотничьи увлечения сына, поэтому мальчику было из кого выбирать сопровождающих. Самым первым, кого городской глава уговорил повести сына в лес, по неудачному (для Мастрея) стечению обстоятельств стал Молчун. Лучше бы это оказался любой другой следопыт или охотник.
      
      Трепеща от радости и предвкушения, мальчишка имел глупость поделиться с ним самыми подробными описаниями своих экзекуций, проводимых над насекомыми и мышами. Как же, ведь рядом с ним лучший городской следопыт по общему мнению. Такой просто обязан любить убивать животных и знать, какими способами это можно делать, доставляя жертве максимум страданий. Ошибочность общего мнения, а главное, свою собственную ошибку Мастрей осознал довольно быстро, но было уже поздно. Кто же знал, что эта местная знаменитость терпеть не может бессмысленных убийств, и уж тем более заставлять дичь подолгу мучиться? Так что с тех пор взаимопонимания и приязни между юным садистом и следопытом не было никогда. Напротив, Габриэль сразу же воздвиг между ними глухую стену, которую до самого последнего времени бургомистров отпрыск и не пытался пробить, прекрасно понимая, что сие будет лишь бесполезной тратой времени. Да и унижаться перед этим надутым индюком не было никакого желания. Мало, что ли, других охотников в Станаупеле, менее принципиальных.
      
      Но нет худа без добра, потому что Молчун преподнёс ему тогда новый жизненный урок, в котором убедительно доказал, что делиться следует не всем и не со всеми. После этого мальчишка вёл себя гораздо осмотрительнее, стараясь не столько рассказывать, сколько слушать и узнавать. Больше всего его интересовало, как зверей можно ловить живьём, что многие ошибочно принимали за жалость. Сменившим следопыта охотникам в голову не приходило, что живыми лесные твари нужны их подопечному лишь для того, чтобы потом над ними можно было измываться. Получать удовольствие от чужих мучений не всем дано.
      
      Меж тем Мастрей быстро осваивал ловлю силками, сетями и западнями. Особенно ему понравились волчьи ямы, способные поймать и удержать крупного зверя. К тому времени, когда он наконец получил разрешение бывать в лесу один, ломать голову, каким способом изловить очередную жертву, ему особо не приходилось. Силки и сети не слишком его удовлетворяли, поскольку угодившая в них дичь до того, как её изымут, часто успевала задохнуться и таким образом избежать уготованной ей участи, поэтому предпочтение он отдавал именно ямам. Тем несчастным зверюшкам, которым «повезло» выжить, приходилось расставаться с жизнью в таких адовых муках, что, обладай они разумом, удавились бы самостоятельно.
      
      Время шло, Мастрей подрастал, и придумываемые им пытки становились всё изощрённее. Перелом в его садистской деятельности наметился лишь около полутора лет назад, когда один из родственников подарил ему породистого охотничьего щенка. Издеваться над подарком он не посмел, слишком уж велика была вероятность, что об этом узнают и родители, и сам даритель, поэтому просто позволил пёсику за собой бегать, не обращая на него особого внимания. Тот, как и положено нормальной собаке, всюду следовал за своим хозяином, будто привязанный. Во двор, на улицу, в лес – куда угодно, лишь бы не прогоняли. И через два-три месяца, неожиданно для самого себя, юноша как-то незаметно ощутил, что начинает к своему лохматому спутнику привязываться. Это было очень необычно и очень непривычно. Он даже наконец-то дал заметно подросшему уже щенку кличку – Хвост, до этого звавшегося просто «Ты», «Пёс» или «Придурок хвостатый».
      
      Примерно в то же самое время к собственному несказанному удивлению он почти перестал получать удовольствие, мучая животных. Не то чтобы он это дело совсем забросил, по инерции он всё же продолжал свою садистскую деятельность, но уже без особого энтузиазма.
      
      Хвост вырос и превратился в крупную красивую собаку, которая всё ещё сохраняла игривый щенячий дух.
      
      И вот как-то поздней осенью, обходя с инспекцией давно не проверявшиеся лесные ловушки, Мастрей случайно швырнул палку, которую Хвост всегда исправно ему приносил, в направлении одной из таких ловушек, про которую начисто забыл. Вернее, не столько забыл, сколько ошибся с расстоянием, полагая, что до неё ещё далеко. Ошибку он осознал лишь тогда, когда палка была уже в воздухе и летела точно туда, где под настилом из веток и опавшей листвы притаились в ожидании новой жертвы острые колья.
      
      Истошный вопль: «Хвост, стой!», пронёсшийся над лесом, перекрылся ещё более истошным визгом умирающей собаки, вскоре оборвавшимся.
      
      Впервые с тех пор, как он перестал быть маленьким ребёнком, Мастрей ревел, как маленький ребёнок, захлёбываясь в собственных соплях, одновременно раздираемый жалостью к первому в жизни существу, которое полюбил, и лютой ненавистью к самому себе, что тоже случилось с ним впервые.
      
      Домой он вернулся уже в темноте, весь грязный с головы до ног, с ободранными в кровь руками, еле найдя обратную дорогу. На все вопросы отвечал односложно и без всяких эмоций. Несколько дней после этого он почти не ел и почти не выходил из комнаты, где, уткнувшись лицом в подушку, давал выход своему горю.
      
      Естественно, что домашние пропажу собаки заметили и отнеслись с пониманием.
      
      С тех пор от его рук больше не пострадало ни одно животное. От потери он постепенно оправился, и даже бодрость духа к нему вернулось, но с браконьерскими визитами в лес было покончено. Даже когда на днях по неведомой причине в лесу случился жутких переполох, и оттуда валом повалила в степь лесная живность, его хоть и охватил охотничий азарт, но, не удержавшись от подзуживая других, сам он, тем не менее, ни разу, ни в кого не выстрелил.
      
      Мало кто знал или догадывался, сколь разительная перемена произошла во внутреннем мире юноши после гибели Хвоста, тем более что внешне он старался держаться так же, как и прежде. Несмотря на случившуюся с ним перемену, он очень боялся утратить среди сверстников, да и тех, кто постарше, сложившуюся уже репутацию и стать предметом для насмешек.
      
      И вот одно за другим происходят два события, оставить которые без внимания для поддержания той самой репутации он просто не мог себе позволить. Первым являлся тот самый переполох в лесу, вторым же стал визит в город свалившегося как снег на голову Великого Инквизитора. Да не просто свалившегося, а ещё и вознамерившегося, как выяснилось, направиться вглубь Квакающего леса, куда путь любому здравомыслящему человеку заказан. Всем известно, что назад оттуда никто не возвращается.
      
      А разве можно найти среди мальчишек такого, который не захочет раскрыть древнюю тайну и прославиться? Вряд ли, разве что какой-нибудь слабоумный. А есть ли среди мальчишек такой, у которого существует реальный шанс стать полноценным участником экспедиции в овеянный страшными легендами лес? Конечно. Но только один единственный. Тот, чей исполняющий все его прихоти папочка одновременно является первым лицом в городе.
      
      Естественно, Мастрей не смог устоять перед искушением и бросился уговаривать отца, давя на то, что такому огромному военному отряду, да ещё ведомому самим Великим Инквизитором, просто не может ничего грозить.
      
      Скрепя сердце, бургомистр таки поддался на уговоры сына. Дело оставалось за малым – уговорить самого инквизитора. Поначалу тот даже слушать не захотел, заявив, что дело это исключительно церковное и военное, что гражданским там не место и что взваливать на себя ответственность за жизнь мальчика он вообще не имеет права. Мастрей, понятное дело, обиделся и, не сдержавшись, имел неосторожность наговорить магистру кучу нелицеприятных слов. Отец просто побелел от ужаса, пытаясь оттащить разошедшегося сына от церковника. И тут произошло чудо. Инквизитор неожиданно оттаял и, приветливо улыбнувшись, ответил, обращаясь к юноше:
      
      – Не надо так кипятиться, голубчик. Вижу, ваши намерения очень серьёзны. Так и быть, я беру вас с собой, но только при условии, что вы беспрекословно будете исполнять все мои распоряжения.
      
      – Обещаю, Ваше Преосвященство, – сразу же остыл и засветился радостью мальчишка.
      
      Зато нахмурился бургомистр, недоумевая, отчего так внезапно магистр изменил своё решение. Но идти на попятную было уже поздно, поэтому он смолчал.
      
      К большому неудовольствию Мастрея очень скоро выяснилось, что инквизитор намерен привлечь к участию в походе Молчуна. Это известие изрядно подпортило юноше настроение. Их взаимная со следопытом неприязнь с годами лишь крепла. Мысль о том, что им придётся соседствовать, неустанно грызла его с того самого момента, как он об этом узнал. Попытка предложить магистру другого проводника привела к тому, что лицо инквизитора потемнело, и он совсем уже неприветливо рявкнул:
      
      – Смеешь мне указывать, щенок?! Ещё одно слово, и можешь забыть, что я обещал взять тебя с собой!
      
      Непривычный к подобному отпору, Мастрей сразу же заткнулся и поспешил уйти. И пожаловаться некому. Магистр любого может стереть тут в порошок, никто и пикнуть не посмеет. У мальчика даже возникло желание наплевать на репутацию и отказаться от своей сумасбродной идеи, но тут возник новый фактор, который удержал его от трусливого отступления. Даже два.
      
      Спешно покидая покои инквизитора, где тот временно остановился, он практически лоб в лоб столкнулся на пороге с двумя идущими навстречу молодыми девицами, вызвавшими у него неподдельный интерес и смущение одновременно. Замерев от неожиданности и тараща изумлённые глаза, он сразу же удостоился со стороны одной из них остро уколовшего его самолюбие замечания:
      
      – Корочка, смотри какой игрушечный мальчик. Хорошо бы папуля взял его с собой. Хоть какое-то развлечение в лесу будет.
      
      Вторая лишь снисходительно улыбнулась, пройдясь оценивающим взглядом по оказавшемуся на их пути и залившемуся румянцем юнцу. Помимо того, что обе незнакомки оказались весьма симпатичными, их практически мужские облачения и серьёзная амуниция указывали, что обе явно имеют самое непосредственное отношение к направляющемуся в Квакающий лес военному отряду. А если туда можно идти даже каким-то девчонкам, которые вряд ли намного старше его, то уж он-то точно имеет право там находиться. Короче, желание заявить об отказе сразу же резко пропало.
      
      Наутро, когда в ратушу должен был явиться Молчун, отпрыск городского главы не смог удержаться от искушения покрасоваться перед гордым следопытом и продемонстрировать свою близость к высшим кругам. К сожалению, его планы с самого начала подпортил сам магистр, сев не во главе стола, как ему по статусу положено, и где ненавистный Келон мог увидеть Мастрея бок о бок с Великим Инквизитором, а скромно и незаметно притулился на стульчике сбоку. Оставалась надежда хотя бы полюбоваться испугом Габриэля, когда тому сообщат о необходимости сопровождать отряд в Квакающий лес. Но и этому не суждено было сбыться. Наоборот, потрясение пришлось испытать самому юноше, когда он к величайшему изумлению узнал, что Молчун давно и беспрепятственно разгуливает по лесу без всякого вреда для себя. Всё превосходство над следопытом, в коем Мастрей сам себя упорно убеждал, смело одним махом, словно сухой пух порывом ветра.
      
      Робкая попытка показать свою значимость непосредственно перед началом похода, когда бургомистров сынок вздумал комментировать прозвище Габриэля, обернулась для него ещё большим конфузом. Вместо благодарности он получил прилюдный выговор. Пора было пересмотреть нормы собственного поведения и приспосабливаться к новой обстановке. С ужасом Мастрей начал наконец осознавать, что во всём отряде является чуть ли не самой незначительной фигурой, до которой никому нет никакого дела. Неприятное открытие для человека, до того мнившего себя шибко важной персоной.
      
      Когда отряд тронулся в путь, оказалось, что на него практически никто не обращает внимания. Он никому тут не нужен. Инициированная им же самим затея грозила обернуться для него полной катастрофой. Ещё не поздно было повернуться и уйти, но ущемлённое самолюбие заставляло двигаться вместе со всеми вперёд. А когда отряд пересёк невидимую границу Квакающего леса, ему стало страшно. По-настоящему страшно. Такого реального ужаса он не испытывал, наверное, никогда в жизни. А ещё до него постепенно начало доходить, что единственным человеком в отряде, кто хоть в какой-то мере может ему посочувствовать, является именно Молчун. Хоть следопыт и не любил Мастрея, но человеком был хорошим. Во всяком случае, так о нём отзывалось абсолютное большинство жителей Станаупеля. Пожалуй, настала пора засунуть свою гордость куда-нибудь поглубже и постараться хоть немного растопить тот лёд, что без единой оттепели напластовался между ними за прошедшие годы.
      
      Как назло, когда юноша уже решился было сделать первый шаг, обнаружилось, что проводник вовсе не один. Словно пиявки прилипли к нему обе девчонки, перед которыми Мастрей и без следопыта отчаянно робел. Понаблюдав за ними некоторое время издалека и продолжая при этом трястись от страха, он постепенно убедился, что застать Габриэля одного, у него, по всей видимости, уже не получится.
      
      Пришлось совершать дополнительное усилие над собой. С замирающим от стыда и унижения сердцем, он приблизился и… и заговорил. И небеса не разверзлись, и земля его не поглотила. Да, превозмогать себя тяжело было очень. Да, приходилось переступать через собственную гордость. Но результат того стоил. Пусть Молчун не принял его с распростёртыми объятиями, пусть глупые девчонки старались задеть его гордость ещё больше и уколоть побольнее, но всё равно ему стало легче. Значительно легче. Даже сковывавший его ужас Квакающего леса отступил куда-то на задний план.
      
      И ещё Мастрей нашёл в себе силы быть честным. Не стал он вилять и врать о своих мерзких деяниях в лесу, а что они были мерзкими, он понял ещё тогда, когда голыми руками рыл в ледяной земле могилу для Хвоста. Каким-то шестым чувством юноша уловил, что лёд между ним и следопытом дал трещину. Крохотную, едва заметную, но она точно наметилась. И теперь лишь от него самого завесило, чтобы она начала расти.
      
      Только-только наметившуюся оттепель неожиданно отодвинула в сторону оказавшаяся на их пути гигантская замаскированная яма. Не чета тем, что прежде выкапывал на звериных тропах он сам. Габриэлю стало не до мальчишки. Пока следопыт и магистр разбирались с этой напастью, сообразительности Мастрея хватило на то, чтобы не путаться у них под ногами и отойти в сторонку, но проклятые девчонки даже тут не дали ему сделать это самостоятельно, усердно пихая в спину. Самое смешное, что он так и не смог на них по-настоящему обидеться. Об этом он ни за что бы никому не рассказал, но они ему нравились, несмотря на их ядовитые подколки.
      
      После ямы настроение у всех упало и стало как-то не до разговоров. Довольно долго он плёлся у следопыта в хвосте вместе с сёстрами, которые ему тоже после ямы не особо докучали, но понемногу начал и от них приотставать. Причина была самой прозаической – давал о себе знать мочевой пузырь.
      
      Прикидывая, за какой бы кустик ему заскочить и уже расстёгивая штаны, он совершенно неожиданно заметил какую-то невысокую тень, мелькнувшую неподалёку. Не будь они сейчас в лесу, он решил бы, что за деревьями прячется ребёнок. Но только откуда в лесу взяться ребёнку? Сдержать любопытство оказалось трудно, поэтому он взялся осторожно красться в ту сторону, где увидел тень. Вскоре та мелькнула ещё раз, а затем он просто не поверил своим глазам. Он даже попытался зажмуриться, чтобы стряхнуть наваждение, но, открыв их снова, отчётливо увидел перед собой чёрта! Тот тоже во все глаза таращился на Мастрея, а затем начал медленно, по-рачьи отступать. То есть пятиться задом.
      
      Мастрей разом забыл и о мочевом пузыре, и о расстёгнутых штанах, и об отряде, и даже о Квакающем лесе. Того, что он перед собой сейчас видел, быть просто не могло, но, тем не менее, было. Это странное преследование, когда чёрт шёл назад спиной вперёд, а юноша ровно в том же темпе продвигался вслед за ним, продолжалось несколько минут. В какой-то момент деревья раздались, открывая взору абсолютно ровную поляну, немного прогибающуюся к центру, а затем чёрт внезапно растаял! Ну натурально растаял, как облачко дыма на ветру!
      
      От досады и огорчения, Мастрей стремительно рванулся вперёд, и земля тут же ушла у него из-под ног. Что-то громко затрещало, словно рвалась какая-то ткань, а затем страшный удар погасил сознание.
      
      Очнулся он, трясясь от холода, в почти кромешной темноте. Жутко болела голова и ныла спина. То, на чём он лежал, назвать землёй было трудно, оно больше походило на камень. На холодный и абсолютно гладкий камень. Прямо перед носом торчало что-то длинное и тонкое, едва заметно выделяясь на фоне темноты чуть более светлым оттенком. Протянув руку, юноша ощутил под ладонью древесную структуру. Палка. Или кол. Не толще черенка лопаты, а то и тоньше.
      
      Ухватившись за него покрепче, он попытался встать, используя кол в качестве опоры. К собственному удивлению это удалось без особых усилий, хотя деревяшка и шаталась немного. Голова отчаянно кружилась, но, держась за палку, он смог стоять более-менее твёрдо. Постепенно память восстановила предшествующие падению события, а что он куда-то свалился, сомнений и так никаких не было. В ту часть событий, где он преследовал чёрта, верилось с трудом, но приходилось. А иначе почему он оказался неизвестно где? Может, в аду? Черти вроде бы там должны водиться. Правда, в аду, если верить церковным догматам, должно быть жарко, а тут холодно, как в погребе. Кроме того, в аду вряд ли видны звёзды, а тут, задрав подбородок, Мастрей без труда разглядел мерцающие над головой точки. Разве что видимая часть звёзд была словно бы ограничена какой-то окружностью.
      
      Выпустив кол и вытянув перед собой руки, он с осторожностью решился сделать шаг в сторону. Одна рука натолкнулась на другой такой же кол, зато вторая упёрлась во что-то твёрдое, монолитное и холодное, как и поверхность, с которой он только что поднялся. В памяти вспыхнула маленькая искорка узнавания. Не то чтобы он здесь уже бывал, но нечто подобное определённо видел и видел совсем недавно.
      
      От осознания того, что чёрт заманил его в ловушку, где он только чудом не закончил жизнь точно так же, как это случилось с Хвостом, его передёрнуло, а сердце бешено заколотилось. Не добавило радости и понимание того, что самостоятельно ему отсюда вряд ли выбраться. Он уже не сомневался, что угодил в точно такую же ловчую яму, какая встретилась ранее на пути отряда. В любом случае, чтобы окончательно оценить степень безвыходности положения, придётся ждать рассвета, поскольку сейчас он мог действовать только на ощупь. Одних звёзд для освещения ямы не хватало. На всякий случай он несколько раз во весь голос крикнул:
      
      – Помогите! На помощь!
      
      Ответом была тишина.
      
      Чтобы не сидеть, дрожа от холода, в ожидании неизвестно чего, Мастрей двинулся вдоль стены ямы, держась за неё рукой и периодически натыкаясь на колья, которые, к счастью, были направлены остриями вверх. Оставалось только возносить благодарение всевышнему, что ему «повезло» ни на один из них, падая, не напороться. Сами колья достигали в высоту его роста и даже выше. Крепились они ко дну не жёстко, будучи просто вставленными в своего рода лунки. Трудно даже представить, на кого рассчитаны эти ямы. Хуже другое. Раз есть ямы, значит, есть и те, кто их создал. Вопрос в том, что делают их хозяева с угодившей сюда добычей?
      
      Мастрей вдруг представил, что владельцы ям могут точно так же развлекаться с пойманной дичью, как это ещё недавно проделывал он сам. У него аж сознание вновь помутилось и прошиб холодный пот. Ведь не просто же так никому в Квакающий лес ходу нет? Может, ямы эти входят в арсенал того, что уготовано преступившему границу нарушителю?
      
      Каждая новая мысль лишь усиливала ужас юноши. Та небольшая победа над страхом, достигнутая благодаря намёку на зарождающуюся оттепель между ним и Молчуном, растаяла без следа, сменившись ужасом ещё большим, нежели обуял его сразу после вторжения отряда в запретный лес. Тем не менее без боя он сдаваться не собирался, заставив себя загнать страх как можно глубже, и продолжил движение вдоль отвесной стены.
      
      Трудно сказать, какую часть окружности он прошёл, ибо светать ещё не начало, но внезапно двигающаяся вдоль стены рука наткнулась на что-то мягкое и явно свисающее сверху. Несложно было предположить, что это та самая маскировка, которая искусно скрывала под собой терпеливо поджидающий добычу провал. Вполне возможно, она же и послужила тем пружинящим демпфером, что уберёг тело юноши от более серьёзных травм, нежели он получил бы при падении без неё. Да что там, не будь этой сетки, он, пожалуй, вообще мог не выжить. И кольев бы никаких не понадобилось. Слишком глубоко и слишком твёрдо внизу, чтобы настолько легко отделаться. Это, примерно, как с третьего этажа ратуши на мощёную площадь свалиться. Может, и не расшибёшься насмерть, но руки или ноги точно себе переломаешь.
      
      «А что, если попытаться по этой сетке наверх выбраться?» – блеснул в душе Мастрея лучик надежды, который тут же угас, как только он попытался натянуть свисающую сеть. Со слабым потрескиванием она сразу же начала рваться где-то наверху. Как ни обидно, но, похоже, что в качестве спасательной верёвки использовать её не получится. Придётся дожидаться рассвета и уж тогда оценивать, насколько надёжно или же ненадёжно она наверху крепится.
      
      Вспомнив, как легко лопнула такая же маскировочная сеть от ножа следопыта, особо рассчитывать на её прочность не приходилось. Единственным плюсом от находки явилось то, что, обернув свисающее до самого дна дырчатое покрывало вокруг себя, он сумел хотя бы немного утеплиться. Привалившись к стене, юноша позволил себе задремать, понимая, что до рассвета всё равно больше ничего путного придумать не сможет. Несмотря на кошмарные события, в результате которых он, словно дичь, оказался пойманным в ловушку, измотанный переживаниями и усталостью организм довольно скоро из лёгкой дрёмы перешёл в глубокий сон.
      
      Предательская сеть, «гостеприимно» распахнувшая перед Мастреем объятья страшной ямы, вторично оказала пленнику медвежью услугу. Давно уже рассвело, но закрывающее его с головой покрывало и царивший в яме полумрак активно препятствовали пробуждению, а потому крепко спящий под завесой молодой человек не увидел, как над краем ямы появилась голова Бента. Тот довольно долго и внимательно осматривал дно оскалившейся острыми кольями западни. Пропавшего мальчишку под маскировочным полотном солдат так и не заметил, зато неожиданно нашёл у самого края ямы очень странную вещицу. То была небольшая прямоугольная коробочка непонятного назначения и из непонятного материала, с прикреплёнными с двух сторон шнурками. Один был в виде петли, наверное, чтобы удобно было вешать на шею, другой напоминал раздваивающуюся верёвочку с пуговками на концах. Подняв её и с изумлением со всех сторон рассмотрев, он недоумённо поцокал языком, покачал головой и, повесив находку на шею, двинулся прочь от ямы, возвращаясь к отряду.
      
      Когда Мастрей наконец проснулся, утро уже было в разгаре. Он искренне удивился, что смог проспать так долго, находясь, мягко говоря, в не самой удобной для спанья позе на каменном основании. Тело затекло, но вроде бы более-менее слушалось. Хотелось есть, но ещё больше – пить.
      
      Выпутавшись из кокона, он смог теперь детально рассмотреть «приютившую» его западню. Она как две капли походила на ту, что уже встретилась отряду прежде, с той лишь разницей, что вид тогда был сверху. Как и ожидалось, рассчитывать на сеть в качестве подъёмного устройства не приходилось. Она хоть и выглядела достаточно прочной при скручивании в жгут, но верхнюю её часть в жгут было не свернуть, и крайние нити начинали рваться сразу же, стоило потянуть. В досаде и бессильной злобе неизвестно на кого, наверное, в первую очередь на самого себя, он принялся вырывать и пинать ногами торчащие вокруг него колья, от чего почти стройные до этого ряды заметно проредились и покосились. Не помогло. Может, злобы и стало чуть меньше, зато досады прибавилось.
      
      Угомонившись, он подумал о том, что можно попробовать сплести из сети и кольев веревочную лестницу, но быстро сообразил, что из этой затеи всё равно ничего выйдет. Помимо весьма сомнительной прочности сетки, была ещё полная неясность с тем, каким образом доставить один из её концов наверх, да ещё умудриться его надёжно там закрепить. Точно так же пришлось отвергнуть идею скрутить просто приставную лестницу. Первые же две связанные между собой палки разошлись даже при небольшом усилии. Из чего только сделаны настолько непрочные нити?
      
      Полдня провёл он в тщетных попытках изобрести что-нибудь, что поможет выбраться наверх, всё сильнее изнывая от голода и особенно от жажды.
      
      Неожиданно в яму спикировал крупный иссиня-чёрный ворон. Усевшись на один из покосившихся кольев, птица принялась тупо зыркать такими же чёрными, как она сама, бусинами глаз по сторонам. От неожиданного вторжения Мастрей немного растерялся и некоторое время столь же тупо наблюдал, как птица, закончив осматриваться, принялась методично выискивать на себе паразитов. Чувства при этом юноша испытывал двоякие. С одной стороны, руки так и чесались схватить или приложить колом неосторожную птицу, но с другой – сейчас он был рад даже такой компании. Да и не факт, что ворон отсюда не упорхнёт при первом же неосторожном движении. Сколь долго тянулась эта пернатая пауза сказать трудно. К действительности Мастрея вернули послышавшиеся откуда-то сверху голоса.
      
      Не представляя, кто приближается к яме, он поспешил укрыться под всё той же свисающей сверху сетью. Может, это поисковая группа его ищет, а может, хозяева ловушки идут проверить, какая дичь в неё угодила. Прежде чем показываться им на глаза и просить о помощи, для начала на них надо хотя бы посмотреть, а то они, чего доброго, и его самого за дичь сочтут. Вдруг это людоеды какие-нибудь?
      
      Ворон на голоса снаружи никак не реагировал и из ямы пока не улетал, но, перестав выискивать паразитов, теперь внимательно следил за передвижениями юноши, оставаясь на том же месте.
      
      Над краем ямы показались две фигуры, которые из-за мешавшей обзору сети рассмотреть как следует не получалось. Почти сразу незнакомцы снова заговорили, обращаясь почему-то, как показалось Мастрею, не друг к другу, а к сидящему в яме ворону. Понятно, что ответить птица не могла. Странные какие-то люди, с птицами разговаривают. По голосам он сразу определил, что наверху мужчина и женщина.
      
      Пытаясь их получше рассмотреть, он невольно шевельнулся, что, к ужасу Мастрея, не укрылось от глаз незнакомцев. Теперь они оба шли сюда, и его укрытию вот-вот придёт конец. Что последует вслед за этим, гадать было бессмысленно, и он просто стоял, вцепившись пальцами в сеть и трясясь от страха.
      
      Долго ждать не пришлось. Сеть натянулась и, как он ни старался её удержать, толку от этого всё равно никакого не было. Непрочные нити легко разорвались где-то над головой, и завеса упала, выставив верхнюю часть его тела на всеобщее обозрение.
      
      А следом произошло и вовсе очень странное. Видимо, треск рвущейся сети ворона спугнул, и теперь он, усевшись неподалёку на дерево, к несказанному изумлению Мастрея, от неожиданности позабывшему про свой страх, на натуральном человеческом языке разговаривал с находящимися наверху людьми. Несколько раз из уст птицы, если такое определение допустимо применительно к клюву, прозвучало какое-то незнакомое слово – «мэтр», которое ворон произносил, обращаясь к мужчине. То ли имя такое, то ли титул.
      Вскоре внимание незнакомца переключилось на юношу. Опустив вниз невесть откуда взявшуюся у него лестницу, он скомандовал:
      
      – Вылезай.
      
      Возражать было бессмысленно, да и глупо. Проверив на всякий случай прочность ступенек, Мастрей полез наверх, где крепкая рука мужчины его подхватила и легко поставила его на землю. Дальше всё продолжалось, как в тумане. Его вроде бы спросили кто он и откуда. Он что-то отвечал. Потом внезапно осознал, что находящаяся рядом с ними женщина необычайно красива, о чём не преминул сразу же высказаться. За что-то его отчитывал ворон, что само по себе одновременно и смешно, и абсурдно. Как может отчитывать какая-то птица? Потом его спасители (или кто они для него?) начали допытываться, каким образом он оказался в яме. От сухости во рту говорить было трудно, поэтому он отважился попросил попить, и сразу же в руке мужчины, словно бы из ниоткуда, возник прозрачный сосуд с водой, каких прежде юноша никогда не видел.
      
      Чуть замешкавшись, Мастрей выпил в один присест сразу всё, после чего принялся сбивчиво излагать историю о том, как он оказался возле ямы и как в неё свалился.
      
      После этого череда сменяющих друг друга впечатления и событий совсем перестали укладываться у юноши в голове. В итоге он вообще удивляться перестал, достигнув, видимо, некоего предела, за которым это чувство атрофировалось, и теперь просто фиксировал происходящее, не пытаясь вникать в его суть. Вздрогнул только, когда на краю ямы возник здоровенный железный сундук, который почти сразу оглушительно затарахтел, испуская незнакомый неприятный запах чего-то горелого. От сундука тянулась толстая чёрная верёвка, крепящаяся вторым концом к вытянутой железной штуковине, размером с двуручный меч, только массивнее и другой формы. Штуковина была спущена в яму, и с её помощью мужчина принялся каким-то образом, сопровождающимся ещё более оглушительным треском, нежели издавал сундук, долбить дно ямы. Вокруг места, которое он долбил, постепенно начала расти гора раскрошенного камня.
      
       Неожиданно к Мастрею приблизилась женщина и, перекрикивая грохот, предложила:
      
      – Ты, голодный, наверное, съешь вот это! – она протянула ему странную плоскую плитку коричневого цвета с нанесёнными на неё вдоль и поперёк рубчиками. – Придаст тебе сил! Илья хочет, – она кивнула в сторону ямы, – чтобы ты помог ему камни отгребать!
      
      Выходит, мужчину зовут Илья, не мэтр. Судя по всему, именно он тут главный, так что противится его желаниям не следует. Эту истину Мастрей давно и прочно усвоил. Спешно засунув в рот предложенную еду, оказавшуюся чересчур сладкой на его вкус, но всё же съедобной, он схватил невесть откуда появившуюся лопату необычной формы и без особого энтузиазма снова полез в успевшую стать ненавистной яму. Да и к предстоящей работе энтузиазма он тоже не испытывал.
      
      В отличие от любезной красавицы, сидевший на дереве ворон взялся его понукать, требуя побыстрее шевелить конечностями и поменьше варежку разевать. Смысла последних двух слов Мастрей не понял, зато теперь сильно жалел, что не пришиб эту пернатую тварь ещё тогда, когда та сидела прямо перед ним в яме, и у него была для этого отличная возможность. Теперь же расклад поменялся, и приходилось приспосабливаться к новым обстоятельствам.
      
      Ничего особо сложного от него не требовалось, а потому, надев прилагавшиеся к лопате рукавицы, без лишних вопросов он принялся послушно отгребать каменное крошево от центра ямы в сторону. Работа монотонная, малоприятная и не такая уж лёгкая, но он худо-бедно справлялся. Понемногу его стало увлекать, как легко и непринуждённо Илья дробит камень, просто надавливая сверху на свой удивительный долбильный инструмент. Юноша даже начал в какой-то степени ощущать себя сопричастным к происходящему и по мере того, как это чувство росло, не покидавший его страх начал понемногу рассасываться. А когда он и Илья присели передохнуть, попивая какой-то пенящийся напиток, похожий на квас, только намного вкуснее, неожиданно для самого себя спросил, можно ли ему тоже попробовать подолбить камень этим инструментом?
      
      К его удивлению Илья сразу же согласился. Свою ошибку Мастрей осознал лишь, когда сам надавил на инструмент. Тот сразу же отозвался в руках пренеприятнейшей тряской, отдававшейся чуть ли не в зубы. Но отступать было стыдно, потому он отважился некоторое время потерпеть. К счастью или нет, но долго это не продлилось, потому что внезапно ему на голову свалилось что-то тяжёлое, сбив с ног.
      
      Заорав с перепугу и от неожиданности, парнишка прянул в сторону и сразу же увидел рядом с собой того самого чёрта, из-за которого и провалился в яму. Тот тоже не выглядел сильно довольным. Встряхнув головой и перебросившись несколькими словами с Ильёй, которого, как ни странно, появление чёрта ничуть не удивило, рогатый гость одним гигантским прыжком выпрыгнул из ямы, а Илья сразу же вернулся к тому месту, где Мастрей только что долбил. К инструменту Илья больше не притронулся, начав удалять камень слой за слоем как-то иначе, чуть ли не при помощи колдовства. Юноша уже не сомневался, что судьба свела его с могущественными колдунами.
      
      Наконец Илья извлёк из дна ямы какой-то прямоугольный предмет, после чего разом исчезли и громыхающий сундук с колпаком, который там откуда-то появился, и инструмент с верёвкой, и даже лестница. А ещё через мгновение с ощущением, будто его только что вывернули наизнанку, Мастрей и все остальные находились уже совершенно в другом месте, огороженном высоким частоколом и с несколькими строениями внутри. Пока он ошалело осматривался, в довершение ко всему в небе появился гигантский дракон и сразу начал стремительно снижаться, падая прямо на него. Не выдержав психологической перегрузки, мозг юноши милостиво отключился.
      
      Очнулся Мастрей уже в каком-то помещении на мягком уютном ложе. Выходит, дракон промахнулся, раз он всё ещё жив. Но, судя по тому, что он сейчас видит, если и жив, то, скорее всего, спит. А что ещё можно подумать, если рядом с тобой расхаживает живой пень?
      – Во! – пень явно обрадовался, увидев вытаращенные очи парнишки. – Прочухалси? Эк тебя угораздило-та. Ага. Это всё Макак бестолковый недоглядел. Глазы свои потерял, чёрт копытный. Ага. Не потерял бы, ни куды б ты не упал в ту яму. Ага. Есть хошь али пить?
      – Ты кто? – вместо ответа спросил Мастрей.
      
      – Я-та? Кизюк я, хто ж ышшо. Ага. Да ты не боись, ни хто тебя тута не обидит. На-ка вот, хлебни, – пень протянул парнишке объёмистую кружку. – Помогёт твою напряжению унять. Во.
      
      Бояться юноша уже не мог, как и удивляться, снова перевалив за ту грань, где мозг принимал всё, как данность, не пытаясь анализировать происходящее с точки зрения здравого смысла. Требовались время и отсутствие новых дезориентирующих факторов, чтобы нормальные эмоции и способность логически рассуждать восстановились в прежнем объёме. Организм, как умел, старался себя защитить.
      
      Заторможено приняв от пня кружку, Мастрей сделал большой глоток. Вино. Очень хорошее вино. У батюшки он такого не пробовал, да и не позволял тот своему отпрыску выпивать больше одного крохотного бокальчика. В этом вопросе бургомистр был неумолим.
      
      – Мне нужна достойная смена, а не подзаборный пьяница, – говорил он, когда сын пытался выпросить добавку. – Запомни, мой мальчик, излишнее потребление даже самого лучшего вина к добру не приводит. Можешь мне поверить.
      
      Мастрей отцу верить не хотел, но ослушаться не отваживался. Кружка же, которую он сейчас держал, была намного больше, нежели любой из попадавших прежде в его руки бокалов, что радовало. Сейчас это ему точно было нужно.
      
      По мере убывания содержимого кружки, умиротворение и спокойствие в душе юноши набирали силу, а когда она показала дно, пень поспешил вновь её наполнить.
      
      В процессе набора спокойствия поплывший уже Мастрей с удовольствием согласился с предложением Кизюка накормить его чем-нибудь вкусненьким, а после того, как он выпил ещё третью и четвёртую кружки, его окончательно разморило и потянуло в сон, что он и не преминул сделать, с благословения пня улёгшись на то же самое ложе, где недавно пришёл в себя.
      
      Следующее пробуждение произошло, по всей видимости, уже на следующий день и оказалось далеко не самым приятным и радостным. Голова была дико тяжёлой, в затылке и висках пульсировала тупая боль, всё тело будто изнутри кто-то выкручивал. Ощущение во рту было такое, словно недавно он жевал навоз. Откуда у него возникла подобная ассоциация, сказать трудно, ибо никогда прежде жевать навоз ему не доводилось. Ко всему этому к горлу волнами подкатывала тошнота. Короче, чуть ли не самое паршивое пробуждение в его жизни.
      
      Сфокусировав взгляд, Мастрей обнаружил, что напротив него на низеньком стульчике сидит тот самый чёрт из ямы и ритмично постукивает по полу копытом. Каждый стук отзывался в голове юноши дополнительным импульсом боли.
      
      – Хреново? – участливо поинтересовался чёрт.
      
      – Чего?.. – простонал Мастрей.
      
      – Чувствуешь себя как, спрашиваю? – рогатый недомерок прекратил стучать, за что юноша был ему очень признателен.
      
      – Хреново, – смысл первого вопроса наконец до него дошёл.
      
      – Вот удивил. Так чувствуют себя практически все, кто чрезмерно злоупотребляет алкогольными напитками. Самый действенный способ поправить здоровье – немедленно снова принять что-нибудь спиртосодержащее. Только надо помнить, что это прямой путь к алкоголизму, – чёрта явно не заботило, что страдающий от тяжёлого похмелья мальчишка из четырнадцатого века вряд ли хорошо понимает его разглагольствования. – Но, – Макак задрал в потолок указательный палец, – с одного раза алкоголиками, как правило, не становятся, не героин всё-таки, а посему рекомендованный мною способ лечения вполне допустим. На-ка, прими вот это лекарство, только дыхание задержи, пока глотаешь, и сразу же запей вот этим. Как показала практика, виски у вас тут редко, кто способен в чистом виде потреблять.
      
      Чёрт одной рукой протянул парнишке небольшой стаканчик с янтарного цвета жидкостью, а в другой уже держал наготове кружку с квасом.
      
      Подумав, что хуже уже вряд ли будет, юноша рискнул последовать рекомендации беса, и, зажмурившись, заставил себя проглотить отвратительную обжигающую жидкость. Последовавший сразу за ней квас заметно смягчил воздействие неизвестного лекарства на ротовую полость и пищевод.
      
      Прошла минута, другая, и Мастрей почувствовал, что сопровождавшие его после пробуждения симптомы начали понемногу отступать, сменяясь лёгкой эйфорией.
      
      – Получшало? Ну и отлично. Больше пить сегодня не советую, иначе завтра станет ещё хуже, – не пускаясь в новые объяснения, чёрт процокал копытами до двери и исчез из поля зрения.
      
      Юноша наконец-то огляделся, вчера было как-то не до того. Небольшая комнатка, стены, пол и потолок деревянные, обстановка всего из четырёх предметов. Его ложе, укомплектованное упругим матрасом, подушкой и лёгким одеялом располагалось у глухой стены. В стене напротив имелось окно, под которым стоял небольшой столик и ещё один стул, помимо того, на котором только что сидел чёрт. Дверей две. Слева, через которую только что удалился рогатый доктор, и ещё одна справа. Как-то бедновато, особенно если учесть, что тут обитают колдуны. Правда, это совсем не обязательно. Мало ли, куда они его поместили. Может, это тюрьма такая. Нет, не тюрьма. Решёток на окне нет, двери вроде бы тоже не заперты, хотя, не проверив, можно и ошибиться. Во всяком случае, звона ключей вслед за ушедшим чёртом слышно не было. И чего теперь делать?
      
      Допив квас, потому как пить всё ещё хотелось жутко, Мастрей тоже сунулся в левую дверь, сразу за которой обнаружил кухню. Здесь хозяйничал уже знакомый ему Кизюк, а исполнявший миссию врача чёрт успел вольготно развалиться на другом стуле и сейчас, по-хозяйски закинув копыта на стол, с аппетитом грыз, держа за ботву, здоровенную ярко-оранжевую морковку.
      
      – Я ж говорил, что он сам на запах еды придёт, – Макак изобразил морковкой над головой неопределённый жест. – Ты смотри больше ему не наливай. Мэтр намеревается его с собой под колпак взять, а с похмельной башкой мальчишка только обузой будет.
      
      – Ага. Я и вчерась не шибко хотел мальца поить, да тока метр настоял. Сидай за стол, милок, – это явно уже относилось к юноше, – завтрикать будем. Во.
      
      Мастрею не очень понравилось, что о нём говорят, как о какой-нибудь собаке, но хватило ума сообразить, что он не в том положении, когда можно возмущаться. Для начала неплохо бы понять, куда его занесло и что теперь ждёт. Робко присев к столу подальше от чёрта, он замер.
      
      – Парень, – Макак наставил на него указующим перстом огрызок морковки, – не могу я никак уразуметь, какого лешего ты делал в том отряде?
      
      Набравшись храбрости, юноша ответил практически честно:
      
      – Да я и сам теперь этого не разумею.
      
      Чёрт радостно всхрюкнул:
      
      – Слыхал, Кизя? Мальчонка начинает мне нравиться.
      
      – Ага. Слыхал-слыхал, – леший проворно поставил перед Мастреем сковороду с яичницей и поджаренным до хрустящей корочки беконом. Рядом водрузил тарелку с хлебом и кружку с молоком. – Дай мальцу сперва поесть, а уж потом у него вопросы спрашивай. Во.
      
      – А по мне – одно другому не мешает, – Макак схрумкал остаток морковины и метко запулил ботвой в стоящее около раковины ведро для мусора. – Поговорить за едой – самое милое дело. От застольных разговоров иной раз нетленные шедевры на свет появляются. Помню, как-то за поздним ужином я набросал Леонарду на салфетке эскиз Моны Лизы. Мы с ним тогда флорентийского винца не хило так уговорили, а после он с той салфетки написал свой знаменитый портрет.
      
      – Балабол ты, Макак. Ага. Я у метра-та поспрошаю, он с Леонардой-та тоже дружбу водил. Во.
      
      – Смеешь сомневаться в моих словах? – чёрт вооружился новой морковкой, выхватив её прямо из воздуха. – Да только мэтр вряд ли тебе с разъяснениями поможет. Иль забыл ты, друг мой деревянный, что последние триста лет он в полнейшем беспамятстве? Он и себя-то того не помнит.
      
      Мастрей абсолютно не улавливал суть разговора, решая задачу более актуальную. Он пытался понять, как приступить к еде. Сковорода была ещё горячей, а вместо ложки или ножа рядом с ней лежала только какая-то плоская железная палочка с четырьмя немного загнутыми тонкими иглами на конце. Наконец Макак заметил его замешательство.
      
      – Кизя, – укоризненно указал он на промашку лешего, – прежде чем ставить перед людьми угощения, следует удостовериться, что они знакомы с современными столовыми приборами. Это, – чёрт, как до этого морковь, извлёк из воздуха уже другую вилку и обращался теперь к юноше, – называется вилка. Ею очень удобно подцеплять не жидкую еду.
      
      Макак воткнул демонстрационный образец в морковь, после чего, уже держа её не за ботву, а вилкой, интеллигентно откусил оранжевый кончик.
      
      – Видишь? Ничего сложного. Но ещё удобнее, когда вилка в одной руке, а нож в другой. Можно лопать большие куски, нарезая и не пачкая руки.
      
      Для наглядности он вновь использовал морковку, ловко орудуя над ней ножом с вилкой.
      
      – Лови, – чёрт подкинул нож вверх, и тот, прокрутив многократное сальто, воткнулся в стол аккурат между растопыренными пальцами Мастрея.
      
      – Шо ты мне мебеля портишь?! – возмутился леший.
      
      – Не мелочись, Кизя. Колданёшь, и стол опять как новенький станет.
      
      – Ага. Колдуй тута кажный раз, кады всяка рогата нечисть интирьеру поуродовать норовит.
      
      – Как же с тобой тяжело, – нарочито огорчённо вздохнул Макак, – ворчишь, словно моя бабушка.
      
      – Могу ей тока посочуйствывать. Ага. От такого внучка беспокойствы одне сплошные, – леший пристроился к столу неподалёку от юноши. – А ты лопай, милок, лопай. Неча эту морду рогату слухать. Во. Каво хош до смерти загутарит.
      
      Мастрей лопал. Быстро оценив удобства вилки, теперь он проворно перемещал содержимое сковородки себе в рот, не забывая откусывать хлебушек и прикладываться к кружке с молоком. После принятого недавно лекарства аппетит только разыгрался, а к пню и чёрту он начал уже привыкать. Те хоть и выглядели сильно непривычно, но вели себя пока что доброжелательно и зла как будто ему не желали.
      
      – А где Илья? – позволил он себе нескромный вопрос после того, как умял всю яичницу.
      
      – Ты только не вздумай так к нему самому обращаться, – сразу же отреагировал чёрт. – Захочешь с ним поговорить, называй либо господин Перун, либо мэтр. В крайнем случае – дядя Илья. Он, похоже, за последние годы больше к такому обращению привык. Усёк? А где он, не скажу. Не больно-то он перед нами о своих передвижениях отчитывается. Скорее всего, с графиней и Горыней подходы к колпаку обследует.
      
      – А чё за колпак? – совсем осмелел Мастрей.
      
      – Сам завтра узнаешь. Даже удачно, что ты в яму попал. У мэтра теперь хоть какая-никакая компания будет, – Макак щелчком отправил пролетавшую мимо муху прямиком парнишке в лоб.
      
      – Ты чё?! – возмутился тот.
      
      – Чё, чё! Расчёкался. Навязали тебя на нашу голову, а сами смылись. Няньчься тут теперь с тобой.
      
      – Да не обращай ты на енту копытну свинью вниманию, милок. Во. У ево настроения и язык, шо помело. Ага. То в одну сторону, то в другу. Пойдём-ка я табе свою хозяйству попоказываю, – Кизюк приглашающе застучал корнями к двери.
      
      – Идите-идите, – вместо морковки чёрт теперь грыз большущий хреновый корень, от чего на его глаза наворачивались крупные разноцветные слёзы, – а я поплачу тут маленько в одиночестве.
      
      – Чего это он? – недоумевающее спросил у лешего юноша.
      
      – Да не гляди ты на ево. Ага. Это рогатое племя завсегда над всеми измывается. Така уж ихая природа зловредная. Во.
      
      День прошел, в общем-то, неплохо. Кизюк, к которому Мастрей вскорости совсем попривык, всё норовил покормить гостя чем-нибудь вкусненьким, а чёрт, в очередной раз сменив флаг настроения, даже позволил себе ещё разок угостить мальчонку стопариком вискаря. «Для сугреву и поднятия тонуса», – как он выразился. Из-за этого стопарика Макак с лешим снова поцапались. Единственным неприятным моментом за весь день стало появление говорящего ворона, который сразу же принялся усердно юношу воспитывать, не замечая при этом, что сам постоянно грубит и выражается похлеще пьяного извозчика. Ещё периодически нет-нет, да и возвращалась опасливая мысль, что угодил он в самое логово того неведомого зла, кое веками держит в страхе любого, кто осмелился сунуться в Квакающий лес. Только почему-то, если это и есть то самое логово и то самое зло, никакого особого страха он больше не испытывал. Ну, может, не совсем уж не испытывал, но точно не так сильно, как поначалу.
      
      И всё бы ничего, но ближе к вечеру на дворе хутора практически одновременно приземлились сразу три гигантских дракона, мгновенно разбудив притихшие было страхи, которые, в свою очередь, снова лишили парня чувств. Он-то был убеждён, что вчерашний дракон ему таки привиделся, потому и не спрашивал никого о нём, а тут их сразу целых три. Не каждая нервная система выдержит.
      
      К жизни его вернула новая порция виски, которую чёрт бесцеремонно влил ему в рот. Прокашлявшись, Мастрей рискнул спросить:
      
      – Что это за монстры во дворе были?
      
      – Это? – Макак задумчиво почесал за рогом. – Если одним словом, то Горыня, а ежели по отдельности – то Гера, Гора и Жора. Не боись, не съедят. Во всяком случае, до тех пор, пока мэтр с нами. Настоятельно рекомендую быть с ними повежливее, а ещё лучше выпить со всеми троими на брудершафт, тогда они за тебя даже заступиться могут при необходимости.
      
      Очень часто чёрт говорил вещи совсем непонятные, но юноша ещё не настолько осмелел, чтобы по каждому поводу требовать от беса разъяснений. От того в любой момент можно было какой-нибудь провокации или мелкой пакости ожидать. Крупных, слава всевышнему, по отношению к своим он вроде бы себе не позволял, но ухо с ним всё равно следовало держать востро.
      
      Вскоре появился и сам мэтр.
      
      Задав парнишке один единственный вопрос:
      
      – Как тебя тут, не обижают?
      
      И получив на него ответ:
      
      – Спасибо, дядя Илья, со мной все очень хорошо обращаются, – лишь очень подозрительно посмотрел юноше в глаза и сразу куда-то ушёл.
      
      Чуть более многословной оказалась подошедшая вслед за ним Илана. Спросив примерно то же самое и получив такой же ответ, она посоветовала:
      
      – Настоятельно рекомендую лечь сегодня пораньше и как следует выспаться. Денёк вам завтра трудный предстоит.
      
      Не сказать, чтобы подобная рекомендация, даже прозвучавшая из уст божественной красавицы, сильно Мастрея приободрила. Слово «трудный» применительно к обозримой перспективе обычно плохо сочетается с безмятежным сном. Но в любом случае хозяев раздражать не следовало, поэтому, вернувшись в ту же комнатку, где утром проснулся, он лёг и неожиданно быстро заснул.
      
      Поутру на ноги его поднял Кизюк, пригласив позавтракать и доверительно сообщив, что вскорости юноша отправляется вместе с метром к колпаку. Покончив с завтраком, парнишка задал мучающий его ещё со вчерашнего дня вопрос:
      
       – А что это за «колпак» такой, дядя Кизя, о котором тут все постоянно толкуют? – с лешим Мастрей чувствовал себя уже достаточно свободно.
      
      – Чудное какое-то место, где волшебства нету. Ага. Метр хотит табе с собой туды взять. Во. Вспомогателем. Мы-та все без волшебства не могём, а ты могёшь. Во. Потому на табя-та выбор евойный и упал.
      
      – Это как в той яме? – начал догадываться юноша. – В которую я свалился, и в которой Чернух в простую ворону превратился?
      
      – Во-во, она самая. Тока ты поостерегись Чёрного вороной-та обзывать. Услышит, не ровен час, крепко осерчать могёт. Не любит он, када яво вороной. Ага.
      
      – Это я и сам понял. Колдунов лучше не задевать.
      
      – Во-во. И правильна, и не задевай. Ага. Иные шибко обидчивые бывают. Во гневе могут непоправимую ущербу нанесть.
      
      – Чего?
      
      – Ну, сломають там шо-нить у табе, шо не починишь потом. Во.
      
      – А-а. Ну я приблизительно так и подумал.
      
      На кухню зашёл Илья и произнёс с порога:
      
      – С добрым утром, молодой человек. Уже позавтракал?
      
      – Здрасьте, дядя Илья. Откушал я, спасибочки.
      
      – Спасибо ты Кизе говори, он тут у нас главный шеф-повар. Хочу пригласить тебя на прогулку. Туда же, куда вы с магистром направлялись. Только его мы дожидаться не станем, а пойдём самостоятельно. Не возражаешь?
      
      «Хотя бы не командует, а делает вид, будто я право выбора имею», – подумалось Мастрею.
      
      – Не возражаю. А как мы туда доберёмся?
      
      – Об этом не беспокойся. Туда-то мы как раз доберёмся без проблем, а вот что нас дальше ждёт – пока ответить затрудняюсь. Ладно, раз ты уже позавтракал, пошли во двор.
      
      Выйдя вслед за Ильёй, юноша остановился как вкопанный. Но сейчас он, по крайней мере, сознание от страха не потерял. Посреди двора, отблёскивая на солнце золотисто-зелёной чешуёй, высился гигантский дракон. Рядом с ним, прикрыв глаза и овеваемая лёгким ветерком, стояла, подставив лицо солнцу, Илана. Контраст был чудовищным. Жуткий монстр, а у его ног златовласая красавица. Прямо принцесса из сказки, которую похитил коварный крылатый змей. Только выражение лица принцессы никак не соответствовало сказочному сюжету. Вместо растерянности и ужаса, кои должны быть на нём написаны, в каждой его чёрточке отражались лишь умиротворение и спокойствие.
      
      Ни чёрта, ни достававшего Мастрея своими нравоучениями ворона видно не было, что юноша не преминул отметить, как хорошее начала дня. Правда, оставался ещё дракон, и бог знает, как рядом с ним следует себя вести. Но похоже, что главный тут всё-таки Илья, так что дракона можно попробовать не бояться.
      
      – Все готовы? – громыхнуло рыкающим басом чудовище.
      
      Мастрей с цепенеющим от ужаса сердцем тут же решил, что сейчас ему придётся лететь на этом монстре верхом, но вместо этого вдруг почувствовал на своём плече руку Ильи, а в следующий миг мир вокруг него крутанулся в каком-то немыслимом разноцветном вихре, и вот он уже сидит на не успевшей ещё просохнуть от утренней росы густой траве посреди большой лесной поляны.
      
      Уже вторично ему довелось подвергнуться мгновенному перемещению из одного места в другое, но, похоже, привыкнуть к такому он ещё нескоро сможет. Разумеется, если его спутники намерены и дальше использовать этот же способ передвижения, а его таскать с собой в качестве багажа. Могли бы и предупредить, между прочим. Обращаются с ним, словно он вещь какая-то, а не человек. Или раб. Раб? От этой мысли внутри нехорошо похолодело. Что если он всё-таки угодил в самое горнило проклятья Квакающего леса? Ведь, по сути, он абсолютно ничего о своих новых знакомых не знает. С чего вдруг он решил, что им можно доверять? Потому что леший его разносолами кормил, а чёрт из себя приятеля корчил? В то же время ни Илья, ни Илана, которые явно тут верховодят, с ним ещё вообще почти не разговаривали. Так, несколько ничего не значащих фраз, да лопата с рукавицами, чтобы камни отгребал.
      
      Будто подслушав мысли юноши, Илья неожиданно заговорил с ним о Молчуне. Получается, с проводником они тоже знакомы? Ну да. Когда его из ямы вытаскивали, ворон вроде бы о Габриэле упоминал. Тогда о своих отношениях со следопытом лучше не врать, а говорить всё, как есть на самом деле. Один раз на вранье поймают, потом и правде не поверят. К тому же в разговоре с Молчуном честность уже один раз помогла. Почему бы не допустить, что она и тут добрую службу сослужит?
      
      Не слишком охотно, но всё же Мастрей постарался ответить на вопросы Ильи максимально правдиво. И к собственному удивлению, чем больше он о себе рассказывал, тем меньше боялся. Отважился даже высказаться в защиту собственных не самых лучших проделок, чем вызвал добродушный смех. А потом случилось и вовсе неожиданное. Ему предложили покататься на драконе, да не одному, а в обществе Иланы. Страшно было до жути, но дракон вёл себя вполне дружелюбно, а лишний раз показывать себя трусом, особенно перед лицом красавицы, было стыдно. Он и так при виде драконов уже дважды в обморок грохался, словно какая-нибудь девчонка впечатлительная. И он согласился.
      
      С первых же минут полёта, когда он осмелился приоткрыть зажмуренные глаза, его охватил такой бешеный восторг, что все страхи сразу же напрочь куда-то улетучились. Возможно, он первый из людей, не считая, конечно, самих волшебников, кому довелось воспарить в небо и почувствовать себя птицей. Ну или почти птицей. Всё-таки крыльями махал не он.
      
      Раскинувшееся под ними лесное море по мере набора высоты всё больше походило на травяную лужайку. Кое-где проблёскивали разрывами среди зелени небольшие озерца и узенькая речушка. По волнистым линиям чуть более тёмного оттенка можно было угадать прячущиеся под кронами ручьи, чья незначительная ширина не позволяла им в достаточной мере раздвинуть деревья и подставить поверхность солнцу. Удивительно и восхитительно было смотреть на облака, когда дракон поднялся ещё выше. Их было немного, и смотрелись они сверху огромными комками белоснежного пуха, плавающего в небе.
      
      Но самое большое впечатление на Мастрея произвело, когда с двух сторон, постепенно увеличиваясь в размерах, к ним приблизились ещё два дракона и некоторое время летели параллельным курсом, словно почётный эскорт при знатной особе.
      
      В общем, к тому времени, когда полёт завершился, а продолжался он долго, парнишка успел проникнуться почти полным доверием к своим спасителям, а его страхи наконец-то начали сменяться чувством благодарности. Не так уж много потребовалось волшебникам времени, чтобы добиться его расположения. Наверное, он просто сам очень хотел им верить. А может, он наконец-то ощутил вкус тех самых приключений, о которых подспудно мечтает практически каждый мальчишка, и который никак к нему не приходил, пока он тащился в качестве никому ненужного балласта в отряде инквизитора. Этот вкус не пробудился даже тогда, когда он свалился в яму, а уж это точно стало приключением, но медленно начал просыпаться с того момента, как он попросил разрешения поработать дробящим камень инструментом. Потом был шок от резкой смены обстановки и обилия новых действующих лиц, потребовавший некоторого периода адаптации, и вот теперь, как ему казалось, он уже по-настоящему готов к новым приключениям.
      
      Поэтому в неизвестность на удивительной самодвижущейся повозке вместе с Ильёй отправлялся уже совсем другой Мастрей. Не балластом он себя теперь чувствовал, а полноправным участником похода. Всё было новым, восхитительным, волшебным. За сегодняшний день из его головы уже почти выветрился тот факт, что они идут в область, где магия не работает. Ведь повозка-то волшебная, значит, до той области они ещё не добрались. Не будь она волшебной, разве смогла бы она сама проламываться сквозь заросли и ехать по воде? И та невероятная пила, которой снабдил его Илья для устранения завалов на пути. В ней точно без магии не обошлось. Обычной пилой мокрую древесину не очень-то попилишь. Эта хоть и грохочет так, что за её рёвом ничего другого не слышно, зато пилит дерево на раз и не долбит по рукам, как та штуковина в яме, после которой ему чёрт на голову свалился.
      
      Подозревать, что с магией уже что-то не так, он понемногу начал лишь тогда, когда они остановились отдохнуть и перекусить. Уж больно времени уходило на преодоление препятствий. По его мнению, настоящим волшебством их можно было бы убирать одним махом. Тогда-то и выяснилось, что Илья теперь такой же человек, как и он, и теперь только волшебные вещи, что лежат в повозке, способны кое-что для них делать.
      
      Неожиданно юноша получил жестокий укол обиды. Его старший спутник как-то между прочим проговорился, что не доверяет ему. И это именно в тот момент, когда он сам только-только начал верить, что его спасители не желают ему зла. Настроение резко упало, и Мастрей что-то угрюмо пробормотал в ответ. Захотелось плюнуть на всё и уйти, куда глаза глядят, но вместо этого он вспылил и резко высказался о том, что думает о таком к себе отношении. И Илья неожиданно ему поверил. Видимо, столь эмоциональный взрыв негодования сумел-таки пробить барьер недоверия колдуна. Это стало понятно, когда, извинившись, Илья предложил научить его пользоваться каким-то опасным и страшным оружием.
      
      Настроение стремительно пошло вверх. Дать в руки смертоносное оружие – выказать поистине настоящее доверие. Какой мальчишка от такого откажется?
      
      Правда, для начала старший спутник Мастрея вместо оружия взялся объяснять ему, как пользоваться какой-то говорящей коробочкой. Но когда юноша осознал, что с её помощью можно говорить с находящимся неведомо где собеседником точно так же, как если бы тот находился совсем рядом, его восторгу не было предела. Вот уж поистине волшебство!
      
      А потом настала очередь и оружия. Первое впечатление от показанного ему Ильёй патрона больше походило на разочарование. Какая-то крохотная фитюлька по сравнению со стрелой и уж тем более с арбалетным болтом, особенно когда выяснилось, что в цель попадает не весь патрон, а лишь его кончик. Но узнав, что пуля летит настолько быстро, что её абсолютно невозможно увидеть, при этом пробивая цель насквозь и круша кости, если те окажутся на пути, интерес вернулся. Неожиданно громким оказался звук от выстрела, но после отбойного молотка с компрессором и бензопилы особого он испуга не вызвал. Зато ожила рация, и Мастрей услышал, как Илья разговаривает с Иланой, оставшейся далеко позади.
      
      Особенно юноше польстило, что после этого разговора они с Ильёй вступили как бы в заговор, продолжив стрельбу с гасителями звука. Ещё он познакомился с гранатами, которые, по словам колдуна, обладают огромной разрушительной силой. Очень хотелось на это посмотреть, но настаивать он побоялся.
      
      На удивление легко и быстро далось ему освоение стрельбы из винтовки. Он твёрдо усвоил два правила: во-первых, цель нужно точно удерживать на мушке, а во-вторых, очень важно сохранять неподвижность во время выстрела. Это легче делать, если стрелять с упора.
      
      Но ещё больше ему понравился пистолет. Из того хоть и не получалось стрелять столь же метко, но зато его легко можно спрятать на себе, и он не такой тяжёлый.
      
      Юноша стрелял бы и дальше, но Илья пообещал, что они ещё поупражняются, а сейчас нужно двигаться. Они и так много времени потратили. Пришлось оружие отложить, а вместо него вновь взять в руки бензопилу.
      
      Прошло ещё часа два-три, наверное, когда, остановившись перед очередной мешающей проехать корягой, колдун сказал, что хочет немного осмотреться вокруг. Взяв с собой винтовку и рацию, он углубился в лес.
      
      С корягой Мастрей расправился быстро, благо, навострился уже, и теперь оказался предоставлен сам себе. Сначала он забрался на водительское сиденье и некоторое время рассматривал и осторожно трогал всякие непонятные штучки, а затем, не устояв перед искушением, распахнул багажник и принялся с азартом копаться в его содержимом. У него просто глаза разбежались от обилия и разнообразия разложенного там волшебного арсенала. Помимо винтовок и пистолетов, подобных тем, из которых уже стрелял, здесь лежала ещё масса интересных вещей. Большая часть из них, за исключением разве что ножей и огромной кучи патронов, оставалась вне его понимания. Ему было жутко стыдно, за то, что он сейчас делает, но устоять перед соблазном оказалось выше его сил. К сожалению, в его душе зрело ещё более постыдное действо, подкрепляемое мечтами о том, какие невероятные преимущества он получит, если в его личном распоряжении окажется хотя бы небольшая часть из лежащих перед ним сокровищ! Он ещё не думал, как будет оправдываться перед Ильёй, если тот обнаружит пропажу, но решение уже созрело.
      
      Спешно запихнув в попавшийся под руку какой-то застёгивающийся мешок с лямками пару пистолетов, глушитель, полдюжины гранат, два ножа, два полных винтовочных магазина и несколько пригоршней патронов россыпью, он схватил в другую руку винтовку и стремительно бросился в сторону противоположную той, куда ушёл Илья. Мешок получился увесистым, но оказалось, что, перекинув лямки через плечи, нести его очень удобно. Сердце бешено колотилось, а тело охватила неприятная мелкая дрожь, больше похожая на озноб. По мере удаления от машины в нём всё сильнее и настойчивее заговаривала совесть. Что же он делает? Только-только начало зарождаться и крепнуть доверие между ним и спасшим его человеком, а он уже торопится того обокрасть. Буквально несколько часов назад он с оскорблённым видом утверждал, будто знает, что такое благодарность и тут же убедительно доказывает, что его слова были не более чем пустым звуком и не стоят ломаного гроша.
      
      Шаги воришки замедлились, а ещё через несколько мгновений он уже разворачивался в обратную сторону. Теперь главное успеть положить всё на место до возвращения Ильи. Но и мчаться сломя голову нельзя. Вдруг его старший спутник уже вернулся и обнаружил пропажу?
      
      Мастрей, стараясь не шуметь и внимательно глядя вперёд и по сторонам, двинулся в обратный путь. Оказалось, что уйти он успел довольно-таки далеко, так как берег речушки всё никак не показывался. Внезапно ему почудились чьи-то приглушённые голоса. Ну точно, опоздал. Илья вернулся и уже с кем-то разговаривает по рации. Вряд ли теперь удастся незаметно положить похищенное в машину. Если только придумать какой-нибудь отвлекающий манёвр.
      
      Засунув мешок и винтовку под ствол поваленного дерева и прикрыв травой с ветками, ещё более осторожно юноша продолжил движение уже налегке. Голоса как будто умолкли, остались лишь звуки леса.
      
      Наконец, в просветах среди деревьев начал угадываться силуэт их самодвижущейся повозки. И вдруг, оцепенев от ужаса, Мастрей увидел троих незнакомых мужчин, залёгших в кустах неподалёку от машины. Все трое были вооружённых чем-то похожим винтовки. Если бы они не смотрели сосредоточенно туда же, куда и он, а именно – в сторону машины, то наверняка заметили бы его ещё раньше, чем он их. А судя по тому, что неизвестные прятались, намерения их вряд ли были добрыми.
      
      Только сейчас юноша сообразил, что, торопясь припрятать краденное, ушёл без рации и теперь не может предупредить Илью о подстерегающей опасности. Но теперь всё равно было уже поздно, потому что со стороны другого берега уже слышался треск сучьев, и через минуту колдун уже стоял рядом с машиной. Вот только колдуном, к несчастью, он здесь сейчас не был.
      
      Не смея шевельнуться от страха, Мастрей безучастно наблюдал, как Илья пытается его дозваться, сначала просто окликая по имени, а затем по рации. Юноша пытался заставить себя закричать, когда увидел, что сидевшие в засаде люди медленно подкрадываются к колдуну всё ближе и ближе, но так и не смог от парализовавшего его страха выдавить из себя ни звука. И только когда на голову ничего не подозревающего Ильи обрушился удар приклада, место страха начала вытеснять поднимающаяся волна целой гаммы чувств, сходных с теми, что охватили его при гибели Хвоста. Преобладала лютая ненависть к самому себе, уже вторично допустившему гибель того, кому никак не желал смерти. Почему-то он был убеждён, что колдун мёртв. Уж больно силён был нанесённый ему удар.
      
      Ещё не очень соображая, что конкретно намеревается сделать, юноша вернулся к мешку с оружием, достал из него две гранаты и, гонимый праведным гневом, пошёл назад к машине. Но инстинкт самосохранения всё же заставлял его по возможности передвигаться как можно незаметнее и тише.
      
      Тело Ильи, упавшее после удара в воду, успели перетащить подальше на берег и сейчас двое чужаков лениво пинали его ногами. Даже издалека Мастрей видел их довольные ухмыляющиеся рожи. Третий чужак деловито копошился в остававшемся распахнутым багажнике. Подобравшись как можно ближе, юноша, вспоминая инструктаж колдуна о приведении в действие гранаты, рванул на себя кольцо и резким движением кинул её в сторону врагов. Выдернуть кольцо из второй он попросту не успел, ибо запущенный им снаряд точнёхонько угодил в раскрытый багажник, едва не зацепив плечо продолжавшего исследовать его содержимое бандита. Последовавший чудовищный взрыв ударной волной как пушинку подбросил Мастрея в воздух и зашвырнул в те самые кусты, где недавно пряталась засада. Разлетающиеся во все стороны осколки, пули из рвущихся с треском патронов и обломки джипа пока милосердно летели мимо. Кроме одного. Дверь от того самого багажника не промахнулась и прилетела плоскостью прямо в лоб парнишки, погасив сознание и прикрыв заодно, словно щитом.
      
      Очнулся он уже в темноте, дрожа от пронизывающего холода и омываемый льющимися с озаряемого редкими вспышками неба ледяными потоками. В шум дождя после каждой вспышки с заметным опозданием вплетались громовые раскаты, значит, центр грозы сейчас не прямо над ним, но на обилии падающей сверху воды это никак не сказывалось. Её было много, очень много, слишком много. Какое-то время юноша почти не соображал, что с ним произошло, и где он находится. Сначала подумал даже, что всё ещё находится в той яме, а всё остальное лишь страшный сон. Хотя неизвестно, что хуже. Но лежащая на нём сверху дверь и по-прежнему зажатая в руке граната подсказывали, что сном тут и не пахнет.
      
      Можно сказать, что ему повезло вторично. Первый раз, свалившись в яму, он отделался только шишками и синяками, а сейчас к ним добавились лишь многочисленные ссадины и царапины, ни одна из которых не оказалась достаточно серьёзной. То ли провидение, то ли что-то ещё его берегло. Кости по-прежнему оставались целыми и даже не вывихнутыми.
      
      Лежать в грязной луже было совсем не комфортно, поэтому Мастрей сдвинул дверь в сторону и кое-как поднялся, шатаясь от слабости в окоченевших конечностей из стороны в сторону, но суше от этого не стало. Из-за практически кромешной темноты найти хоть какое-то убежище от ливня было нереально. Его и при свете дня в лесу не больно-то сыщешь. Разве что под густым деревом, где капает чуть меньше, да и то только до тех пор, пока крона не промокнет как следует. Вспышки от молний скорее мешали, чем помогали, так как после них тьма казалась ещё чернее.
      
      Поводив вокруг себя руками, юноша сообразил, что находится среди кустов. Темень почти как в яме. Только там было сухо, а вместо кустов вокруг торчали колья. И сети здесь нет, под которой можно было бы укрыться от холода и чужих глаз. Что теперь делать, он абсолютно не представлял. Лучше бы он пришёл в сознание утром, тогда хотя бы можно было осмотреться, а сейчас остаётся либо ползти куда-нибудь наугад, либо попытаться как-нибудь приладить над собой дверь, чтобы получилось хоть какое-то подобие крыши, и дожидаться рассвета. И если он к утру не то, что не заболеет, а просто выживет, это уже будет чудо.
      
      Правда, чудом можно считать уже то, что он до сих пор жив. Когда взорвалась машина, в какую-то долю секунды, пока летел по воздуху, у него успела промелькнуть мысль, что это конец. Ему даже показалось, что мимо него пронеслась оторванная голова того бандита, что копался в багажнике, но это могло быть и что-то другое. В любом случае Мастрей был рад, что хоть как-то смог отомстить за убийство Ильи. Нужно будет найти его тело и похоронить, когда рассветёт. А потом… потом остаётся только идти по реке назад. Если сильно повезёт, то Илана и драконы всё ещё будут их дожидаться. И что он им скажет? Что прятался, как последний трус, и Илью из-за него убили? Или же что-нибудь соврать?..
      
      Отбросив мучительные мысли, юноша с трудом принялся громоздить на мокрые ветви тяжёлую дверь. Та либо ложилась косо и практически от дождя не закрывала, либо вообще соскальзывала на чавкающую под ногами грязь. Удивительно, что она его не убила при взрыве. Видимо, спружинили ветви, оказавшиеся на её пути. Промокшая до последней нитки одежда противно липла к телу и жутко мешала любым движениям. Намучившись и устав, он хотел было уже плюнуть на свою затею, но последнее усилие было вознаграждено, и дверь наконец-то легла на кусты почти горизонтально. Чуть отдышавшись, Мастрей наломал с соседних кустов побольше густых веток и уложил под дверью на землю. Хоть и не кровать, но всё же хоть какая-то прослойка между ним и превратившейся в жидкую грязь землёй.
      
      По счастливой случайности стекло в двери уцелело, хоть и покрылось густой паутиной трещин, иначе перекрываемая ею площадь была бы совсем ничтожной. Юноша припомнил, что Илья говорил о какой-то особой прочности машины. Не исключено, что это относилось и к стеклу.
      
      Свернувшись калачиком и продолжая трястись от холода, Мастрей сомкнул веки и обречённо стал ждать рассвета. Видимо, он всё же задремал, потому что, когда открыл глаза вновь, обнаружил, что вокруг заметно посерело, а дождь из ливня перешёл в стадию накрапывания. Конечности окоченели практически до бесчувственности и шевелились с трудом. Голова казалась распухшей. Помимо ушибов и ссадин начало побаливать правое ухо, а в горле обосновалось противное и пробирающее до слёз першение. Нос заложило. Симптомы уже начавшейся простуды были налицо. Предпринимать что-то нужно срочно, иначе, когда болезнь наберёт силу, в лесу он попросту умрёт. Если и не от самой болезни, то звери беспомощного сожрут.
      
      Заставив себя подняться, он попытался определить своё местоположение. Не похоже, чтобы его отбросило слишком далеко. Света уже хватало, и, выбравшись из кустов, он сразу же увидел речку, ставшую гораздо шире и полноводней. Посреди неё из воды что-то торчало. Приглядевшись, юноша понял, что это раскуроченные останки их волшебной повозки. Значит, тело Ильи должно лежать где-то неподалёку и, скорее всего, на противоположном берегу. Во всяком случае, выволокли его именно туда, а Мастрей речку не переходил, и отшвырнуло его вроде бы назад.
      
      Речушка, где прежде уровень воды был примерно по щиколотки и лишь местами приближался к коленям, теперь заставил его погрузиться почти по пояс. Течение стало намного сильнее, но всё же холодному грязному потоку не удалось свалить его с ног. Несколько раз по ногам больно садануло чем-то несомым водой.
      
      Выбравшись на другой берег, юноша почти сразу увидел два мёртвых тела, лежащих бок о бок лицами вверх и с вытянутыми по швам руками. Не было сомнений, что их кто-то так намеренно уложил. Получается, кто-то из бандитов остался жив? Подойдя ближе, с облегчением обнаружил, что Ильи среди трупов нет, оба принадлежали сидевшим в засаде людям. Но только где же он сам тогда? Все следы, если они и были, напрочь смыло ливнем. И если колдун каким-то чудом всё ещё жив, то куда он мог направиться? И почему его не разыскал? Вопросы, на которые нет ответов. Вероятнее всего, в том случае, разумеется, если его старший спутник действительно сумел выжить, он отправиться обратно. Возможно, Илья посчитал юношу погибшим, что просто напрашивается, глядя на останки машины. Потому, наверное, и не пытался разыскать. А может, и пытался, но не нашёл.
      
      Теперь у Мастрея появился дополнительный стимул, чтобы скорее двинуться в обратном направлении. Может быть, удастся нагнать колдуна. Тот сильно избит и вряд ли способен передвигаться быстро. Юноша уже пустился было в обратный путь, но тут вспомнил о припрятанном оружии. Негоже его бросать, а в дороге может пригодиться. Раз были одни бандиты, то вполне могут встретиться и другие. Да и звери хищные наверняка в лесу водятся.
      
      Захоронку отыскал с трудом, но всё же разыскал. Пришлось обшарить чуть ли не каждое поваленное дерево на пути. Прятал ведь впопыхах, потому место запомнил плохо. Мешок показался жутко тяжёлым. Не потому что он намок, хотя это тоже добавило веса, а потому что вцепившаяся в переохлаждённое и мокрое тело простуда уже начинала собирать свою дань со слабеющего с каждой минутой организма, отнимая последние силы. Мастрей хорошо помнил позапрошлогоднюю лихорадку, которая на две с лишним недели приковала его к постели, и от которой перемёрла чуть ли не пятая часть города. Лучшие целители, что были призваны отцом, мало чего могли поделать. Иные из них сами умерли, заразившись от тех, кого пытались лечить. Отец тогда каким-то чудом не заболел, в то время как матушка едва выжила, пролежав в тяжких хворях больше месяца.
      
      Нахлынувшие воспоминания лишь заставили прибавить шагу. Если он сейчас свалится, то шансов уцелеть практически не останется. Лучше бы уж он в таком случае от взрыва окочурился. Сразу и без мучений.
      
      День уже вступил в свои права, но хмурое, затянутое тяжёлыми низкими тучами небо, продолжающее сыпать мелким промозглым дождём, отягощало пейзаж вокруг непрерывными сумерками. Юноша монотонно ступал вдоль реки, теперь раздавшуюся вширь речушку уже можно было называть этим гордым именем, с трудом выискивая более-менее годные для прохода места. Удаляться от неё он опасался, боясь либо заблудиться, либо не заметить Илью, если тот возвращается тем же маршрутом, в то же время заросли у воды значительно гуще, нежели в стороне, и пробираться через них тяжелее, особенно в его состоянии. Как же, оказывается, было удобно, когда они передвигались на самодвижущейся повозке, называемой колдуном то машиной, то джипом. Сейчас Мастрей счёл бы за счастье, если бы ему вновь пришлось сражаться с корягами с бензопилой в руках, лишь бы иметь возможность сесть потом на мягкое сиденье и ощущать крышу над головой.
      
      Есть не хотелось абсолютно, что тоже было характерным симптомом уже крепко вцепившейся в него своими когтями болезни, в то время как жажда давала о себе знать всё сильнее и чаще. И хоть воды вокруг было, что называется, хоть пруд пруди, находить пригодную для питья оказалось непросто. Та, что текла в реке, больше походила на потоки грязи, чем на воду. Ещё не один день пройдёт, прежде чем она снова начнёт приобретать прозрачность, постепенно очищаясь от разнородной взвеси и мусора. В лесных лужах ситуация была ненамного лучше. Более-менее безбоязненно можно было пить лишь ту, что собиралась в ложбинках омытых дождём листьев. Только такие, где могло скопиться достаточно хотя бы для одного небольшого глотка, встречались нечасто. Постепенно Юноша приноровился собирать капающую с ветвей воду в широкий лист лопуха, но из-за того, что дождь заметно ослабел, хотя само по себе это радовало, ждать, когда импровизированная чаша наполнится, приходилось подолгу.
      
      Мастрей старался не думать, сколько он сможет продержаться, он просто упорно шёл и шёл вперёд. Несмотря на неопытность, он хорошо понимал, что рассчитывать в данной ситуации, кроме как на самого себя, больше не на кого. Даже если предположить, что его новые знакомые захотят ему помочь, попасть под «колпак», как они его называют, никто из них просто не в состоянии. Будь это по-другому, Илья пошёл бы сюда не с ним, а с кем-нибудь из тех, кому доверяет больше. Правда, непонятно, почему сюда не может пойти Илана. Она же человек. В любом случае, чтобы получить шанс выжить, ему необходимо выбраться за пределы «колпака». К тому же только так он сможет рассказать, что случилось. Убеждённости, что колдун идёт впереди него, у юноши становилось всё меньше и меньше. Он бы не нашёлся, что ответить, спроси его кто-нибудь, почему так. Наверное, именно это и называется интуицией.
      
      Он уже миновал то место, где Илья обучал его стрельбе и показывал, как можно общаться при помощи рации. Жаль, что в качестве мишеней они использовали ёмкости от напитков. Было бы в чём воду нести, не останавливаясь всякий раз, чтобы накапать в рот новый глоток. А если дождь совсем прекратиться, то и такой возможности не будет, останется только та грязь из реки.
      
      О времени Мастрей давно потерял всякое представление. Может, ещё только полдня прошло, а может, уже вечер близиться. Не видя солнца за плотной облачностью, сориентироваться он даже приблизительно не мог. К тому же затуманенная голова и всё усиливающаяся слабость ещё больше затрудняли восприятие. Слабость вызывала обильное потоотделение, а это, в свою очередь, подстёгивало жажду. Хотелось бросить и мешок, и винтовку. Их тяжесть теперь казалась почти неподъёмной, и лишь огромным усилием воли он не позволял себе расстаться с волшебным оружием. Ко всему начали усиленно заплетаться уставшие донельзя ноги, а из самых глубин организма поползла коварная истома, призывающая не мучить утомлённое тело, плюнуть на любые здравые призывы рассудка и немного полежать. Немного, совсем чуть-чуть. Ну и что, что мокро? Оно того стоит. Поспать. Немножечко поспать. А уж потом…
      
      Личность юноши словно раздвоилась. Одна половина настойчиво требовала идти вперёд, не позволяя расслабляться до тех пор, пока не окажется за пределами колпака, то есть там, откуда начался их с Ильёй поход, другая же с той же настойчивостью требовала отдыха, давя на то, что без оного никак нельзя. В спор упорно вмешивались саднящее горло, резь в слезящихся глазах и ломота во всём теле, причём непонятно было, на чьей они стороне.
      
      А потом появилась ещё и третья личность, которая в споры не вступала, а просто констатировала, что весь путь до конца ему не пройти. Ресурсы организма исчерпаны до предела, и он вот-вот в очередной раз потеряет сознание. Теперь уже навсегда. Мозг смутно фиксировал, что вроде бы видит вдалеке то место, где машина впервые проломилась сквозь заросли и оказалась в речушке. Отсюда, кажется, уже не очень далеко до цели, но ноги предательски подогнулись, и Мастрей упал. Сначала на колени, а затем, когда зрение расфокусировалось окончательно, бесчувственное уже тело плюхнулось лицом в мокрую траву…