Вадим Чесухин пребывал в дурном расположении духа: арестованный Гребенцов никак не желал признаваться в убийстве Слонкина. А вот в отношении Хабибуллина и Михеева он легко написал чистосердечное признание, указав даже мелкие подробности.
Устроившись сантехником на участок, к которому относится дом Хабибуллина, Прохор отключил канализацию в его квартире. Так поступают жилконторы со злостными неплательщиками, чтобы побудить их к погашению долгов по квартплате. Естественно, последовал срочный вызов. Днем в квартире наркоторговца Прохор быстро устранил неисправность, а вечером, когда соседи уже отдыхали у телевизоров, вернулся под предлогом, что забыл в квартире инструмент. Ничего не подозревающий Наиль открыл дверь сантехнику, пропуская в туалет, беспечно повернулся к нему спиной…
Для того, чтобы убить Михеева, Прохор придумал иную схему. Создал себе алиби, работая по вызову в другом доме, а к Михееву явился под видом почтового работника, доставляющего телеграмму.
И только причастность к убийству Слонкина Прохор упорно отрицал. К тому же Петр Байбеко вдруг проникся сочувствием к убийце, и совсем перестал помогать Вадиму давить на Гребенцова.
- Молодец мужик, - повторял он, воодушевленно брызжа слюной прямо в лицо следователя. - Мразей уничтожил, другим неповадно будет! Если бы вот так всем миром с этим злом боролись, другие бы поостереглись народ травить! Моя бы воля, расстрелять бы всех, кто эту дрянь в нашу страну тащит! Да я бы медали таким борцам раздавал!
Наталья Павловна молчала, насупившись, и, казалось, была солидарна с опером. Вадим спорить с ними не стал, только рукой махнул. Ясное дело, государственный служащий должен неукоснительно блюсти законы, а эмоции - дело обывателей.
Вадим вспомнил даже об окурках, собранных родителями единственного подозреваемого в гаражном массиве, разыскал, ввиду командировки Кости, его друзей, хранивших эти улики, заказал экспертам провести анализ слюны с окурков на идентичность биоматериалу, взятому у Гребенцова. Результат оказался отрицательным. Теперь получалось, что по убийству Слонкина, кроме Олега, подозреваемых нет. Версия о тройном преступлении развалилась, как детская пирамидка, из которой выдернули стержень.
Нет, конечно, и два оперативно раскрытых убийства - большая удача, но дело Слонкина, как ложка дегтя, портило вкус успеха. Значит, придется все-таки передавать в суд материалы на Олега: Серов ждать больше не намерен. Неужели Олег все-таки виновен? Как же так получилось, что Вадим позволил сбить себя с толку?
Вопреки обыкновению, по окончании рабочего дня домой он не пошел. Оставшись один в кабинете, начал наводить порядок на столе, перекладывая папки. По всему получалось, что следователь из него неважный.
Раздосадованный своим выводом, он с силой захлопнул приоткрытую дверцу, прищемил палец, вскочил резко, поднеся его к губам, дуя на ушиб, ударился головой о висевшую на стене полку. Боль, кажется, прояснила туман в голове. Злость на себя стала побудительным мотивом для сверхурочной работы. Немного успокоившись, он вновь стал пересматривать материалы по убийству Слонкина, протоколы допроса свидетелей, родственников. На глаза попался адрес стариков-родителей. А ведь именно в этом доме живет Завьялов Николай Иванович, с которым он недавно беседовал! Простое совпадение или что-то еще?
Несмотря на обещание, данное полковнику Серову, Вадим подумал, что в ближайшее время обязательно допросит учителя. А пока он решил еще раз поговорить с Прохором.
Предупредив жену, чтоб скоро не ждала, он отправился в следственный изолятор и вызвал на допрос Гребенцова.
- Сегодня я хочу услышать, что вы знаете о вашем тренере, Завьялове, - обратился он к подследственному.
- О Николае Ивановиче? - удивился Прохор. - Он вообще не имеет отношения к моим делам.
- Неужели? А кто создал вам ложное алиби на момент убийства Хабибуллина?
- Я его об этом не просил.
- Теперь он подлежит ответственности за дачу ложных показаний.
- Ну, я же вам объяснял: старик мог просто перепутать время. Чтобы создать себе алиби, я поставил свою машину возле его дома, убил Хабибуллина, потом зашел в магазин и пришел к Николаю Ивановичу уже с бутылкой и продуктами. Соседи указали следствию, когда мой автомобиль появился у них под окнами, а Николай Иванович мог и не помнить точное время моего появления, мы же в тот вечер выпили, сидели почти до полуночи. Вряд ли вы сможете убедить суд, что он умышленно давал ложные показания.
- Это была ваша первая встреча после долгой разлуки?
- Нет, я заходил к нему до этого недели за две. Забрел случайно, не уверен был даже, что он все еще живет в этом доме. А вот второй визит я уже спланировал умышленно. Не думал, что у него из-за меня проблемы возникнут.
- Ладно. И о чем вы разговаривали?
- Да так, о жизни, о политике, - пожал плечами Прохор.
- А что он вам рассказывал о себе?
- Ну, говорил, что остался один, что жена умерла недавно.
- Умерла? Отчего?
- Болела долго, онкология. Любил он ее очень, плакал, вспоминая. Я-то старался не напиваться, тормозил, а он один почти всю бутылку уговорил с горя.
- Он кого-нибудь винил в смерти жены?
- Да кого? На врачей жаловался, на их черствость, безответственность. Они диагноз долго не могли поставить. Отмахивались от ее жалоб, футболили от одного к другому, вот время и упустили. Все предварительные исследования делала она за свой счет. Ну, еще рассказывал, что в онкологическом диспансере денег много надо давать и врачам, и медсестрам, и люди с отчаяния последнее продают. Что пациентов очень много, очереди огромные. Условий для тяжелобольных нет никаких, на одной койке по десятку человек лечится, на ночь домой уезжают. Обезболивание плохое и отношение к умирающим ужасное. Мучительно все это, тяжело.
- А про соседей своих говорил что-нибудь?
- Про соседей? - удивился Прохор. - Нет.
- Может быть, он называл какие-то фамилии, имена людей, с кем был в ссоре?
- Да нет же, не было ничего такого.
- Ну, а вы что ему о себе рассказывали?
- Да так, немного совсем: как жену по глупости потерял, как Ваньку упустил.
- Как он реагировал на то, что сын ваш погиб от наркотиков?
- Бурно реагировал. Власть нынешнюю ругал, что с наркоторговцами либеральничает, коррупционеров, крышующих этот бизнес. В общем, обычная, нормальная реакция, как у всех.
- А вы знали, что он пытался бороться с продажей наркотиков на территории школы, в которой учился ваш сын?
Прохор молчал.
- Мне известно, - продолжал Чесухин, - что он в девяностые годы писал заявление в милицию, в котором обвинял в продаже наркотиков как раз Хабибуллина, Михеева и Слонкина. Неужели он не называл вам эти фамилии? Вы еще скажите, что вам это было неинтересно!
- Ну, ладно, - сдался Гребенцов. - Рассказывал он мне про них, только Слонкина я не убивал! Про Хабибуллина и Михеева я от жены давно узнал, она их выследила. А вот про Слонкина она ничего не говорила, и эту фамилию я услышал впервые от Николая Ивановича. А на тот момент Слонкин был уже мертв. Тренер уверял, что именно Слонкин продажу наркотиков организовал, а Хабибуллина и Михеева втянул и впоследствии действовал через них. Они ведь когда-то учились в той же школе, что и Ваня.
- Вот как? Значит, он был убежден, что главный злодей именно Слонкин?
- Теперь вы думаете, что его убил Николай Иванович за организацию продажи наркотиков? Или из сочувствия к моей судьбе? Тренер, конечно, хороший человек, но за меня на такое не пошел бы,- насмешливо возразил Прохор.
- А вы-то сами разве не убили бы Слонкина, если бы знали о его роли? Сделали бы вы это, если бы вас не опередили? - спросил Вадим. - Это так, не для протокола.
- Вам моя исповедь нужна? Извините, вы не духовник, - неожиданно зло ответил Гребенцов. - Что бы вы ни говорили, а я не чувствую себя преступником, как не является преступником солдат на войне.
Продолжение http://www.proza.ru/2012/09/16/1118