Судьба сталинизма 2

СУДЬБА СТАЛИНИЗМА 2

 
Введение

Глава I. Что такое диктатура пролетариата?

Глава II. Сохраняется право наций на самоопределение после пролетарской революции?

Глава III. Был ли Ленин противником создания СССР?

Глава IV. Был ли в СССР феодализм?

Глава V. Был ли в СССР социализм?

Глава VI. Совместим ли марксизм с культом личности?


Введение

В 2009 году мной была написана статья под названием «Судьба сталинизма», в которой я сделал попытку анализа роли сталинизма в современном коммунистическом движении. В статье говорилось о том, что сталинизм в настоящее время утратил свою революционную роль, превратившись в буржуазный мейнстрим. Если в 90е годы знамя Сталина было знаменем борьбы за коммунизм против ельцинской «демократуры», а также за очищение марксизма от либеральных извращений  (апология сталинизма, «репрессий» представляла собой пусть и непоследовательную, но все же апологию марксистко-ленинской теории диктатуры пролетариата и критику теорий «социализма с человеческим лицом»), то в эпоху Путина знамя Сталина все более стало превращаться в знамя борьбы против марксизма-ленинизма, знамя оппортунизма и откровенной контрреволюции. Сопровождался этот процесс  двоякой тенденцией: с одной стороны, буржуазные политики начали тянуться к Сталину (изрядную долю нынешних «сталинистов» составляют бывшие либералы, которые с отказом от либерализма не только не утратили свою буржуазную сущность, как это было в свое время с Марксом, который перешел с либеральных на пролетарско-революционные позиции, а наоборот, стали «ультрабуржуазными» подобно С. Булгакову, который эволюционировал от либерализма к черносотенству), а с другой – многие коммунисты в процессе своего идейного созревания стали переходить на антисталинистские позиции. Большое распространение в эпоху Путина и Медведева получил возникший еще в 90е годы «правый сталинизм», т.е. сталинизм, очищенный от коммунизма, а порой – превращенный в оголтелый антикоммунизм. Поклонение Сталину стало причудливо сочетаться с поклонением вождям российского белого движения и мирового фашизма, включая Гитлера (ярким примером «сталиниста-гитлериста» в 90е годы был нынешний идеолог национал-демократии Широпаев). Кроме того, «сталинисты-патриоты» в настоящее время представляют собой зачастую банальных шестерок путинского режима, что наглядно проявилось в свете событий зимы 2011/2012 года, когда большинство самых ярых поклонников «красного императора Сталина» выступили в роли «спасителей и сохранителей» путинского режима от «оранжево-белоленточных агентов Госдепа», врагов демократического движения. Причем, аргументы в пользу «охранительства» нашими сталиноидами приводились весьма разнообразные: от заплесневелых доводов  «империалистического экономизма» столетней давности, как у израильского блоггера Мухоножки («Лозунги "Долой Путина!", "Путяра - вон"," Партия жуликов и воров", За честные выборы" и прочее НЕ ЯВЛЯЮТСЯ социальными требованиями, хотя бы для тех, кто смеет себя именовать коммунистами... Настоящими социальными КОММУНИСТИЧЕСКИМИ лозунгами ЯВЛЯЮТСЯ лозунги "Заводы - рабочим!", "Долой приватизацию!", "Восстановим СССР", "Долой буржуев-капиталистов!" Вот с ними - должны выходить КОММУНИСТЫ. И с КРАСНЫМ ФЛАГОМ, а не полосатым ЛГБТ-шным флажком»[1]) до самых откровенных и пошлых дифирамбов в адрес Великого Путина, и при этом суть этих аргументов везде и всюду оставалась одинаковой.

 

Как это не прискорбно звучит для «ортодоксально-коммунистических», революционных сталинистов, но на сегодняшний день в сталинистской и околосталинистской среде доминирующее положение занимают именно «патриоты» различной степени коричневости (от социал-шовинистов и правых оппортунистов в коммунистическом движении до откровенных фашистов и белогвардейцев), а ортодоксальные коммунисты-интернационалисты в сталинистском движении играют роль изгоев. Национал-сталинисты именуют интернационал-сталинистов не иначе как «лефтишами» и «троцкистами». Так что, в настоящее время сталинизм представляет собой явление глубоко правое (не в смысле правоты, а в смысле политической «правизны»), о чем пишет некий автор под псевдонимом «Хорст Вессельман» (Андрей Штокман?): «И не надо втирать про то что правые сталинисты – не кошер, а настоящие сталинисты тру-коммунисты-интернационалисты. Известные представители этих левых сталинистов являются меньшинством в сталинизме и чаще всего, не будучи чистокровными сталинистами, представляют помеси с левацкими темами, типа геваризма, социал-демократии, троцкизма и т.д. Примерами их можно назвать РКСМ(б), КГС, группу «Прорыв», отдельных индивидов. Ну и и всё»[2].

 

В принципе, «правый сталинизм» есть не такое уж и противоестественное явление, как кажется многим ортодоксальным коммунистам-сталинцам. Ведь для того, чтобы, к примеру, любить Петра Первого, вовсе не нужно быть монархистом. К тому же, если мы повнимательнее присмотримся к сталинизму, предварительно сняв розовые очки (а наши «левые сталинисты» розовые очки снимать упорно не хотят), то поневоле придется признать, что нашим «сталинофашистам» есть за что любить Сталина, и логическая операция «вынимания коммунистического топора из сталинской каши» является не такой уж и трудной, по крайней мере, намного менее трудной, чем операция «вынимания топора коммунизма из каши ленинизма». Такое явление как «правый ленинизм», по аналогии с «правым сталинизмом» действительно существует, о чем я писал в одной из своих статей[3]. Но суждено ли «правым ленинистам» занять на политической арене место марксистов-ленинцев, подобно тому, как «правые сталинисты» заняли место марксистов-ленинцев-сталинцев? Известный левый теоретик, основоположник «мир-системного анализа» Иммануил Валлерстайн предсказывает ленинизму повторение судьбы сталинизма: «Марксизм-ленинизм умер, и ничто его не воскресит. Однако при этом не умерли ни марксизм, ни ленинизм. Более того, и сам Ленин находится на пути к исторической реабилитации, по крайней мере в России... Ленин будет представляться великим национальным деятелем и патриотом, который спас Россию от полного распада, вызванного хронической некомпетентностью старого режима по всем направлениям — военной, социальной, политической некомпетентностью. О Ленине будут говорить, что он удержал единство страны перед лицом иностранных интервентов и местных сепаратистов, что именно он сделал возможным восстановление вооруженной мощи государства»[4]. С прогнозом Валлерстайна нельзя согласиться по одной простой причине: Ленин слишком мало подходит на роль «великого национального деятеля и патриота», слишком много в было Ленине интернационализма и революционности. Если в деятельности Сталина были моменты, способные порадовать сердце русского националиста и державника, то Ленина нашим нацпатам любить не за что. Как вообще русскому державному национал-патриоту можно любить человека, который называл Россию «тюрьмой народов», проповедовал пораженчество по «Великой Отечественной Войне» (так называется на языке наших поцреотов Первая империалистическая война 1914-1918 гг.), выступал против возвращения в состав России ранее отделившихся Украины, Белоруссии и Закавказья (см. полемику об Ленина со Сталиным об «автономизации», которую мы более подробно рассмотрим в 3 главе), проповедовал «позитивную дискриминацию» нацменов в СССР? Ответ напрашивается сам собой. Вот что пишет по этому поводу «правая сталинистка» Сандра Новикова:

 

«У либералов не получилось с десталинизацией  в  том числе и  потому,  что злейшие враги либералов – патриоты-державники – были  резко против  этой самой  «десталинизации». А против они были потому, что признали  Сталина своим  во всех смыслах слова – своим  государем, причем государем великим, поднявшим Россию от сохи до  атомного оружия;  своим единомышленником – патриотом, созидателем   и  государственником;  своим единоверцем, наконец, ибо      сказать в трудную  минуту народу «братья и сестры, к вам  обращаюсь я, друзья мои», мог  только православный по духу человек. Признать же своим  Ленина – русофоба, разрушителя и антихриста (в смысле, антихристианина) -  ни один державник не может.  Пока   была еще надежда, что  коммунисты   смогут стать   коммунистами-сталинцами, державники готовы были, дабы не раздражать потенциальных союзников -  коммунистов, обходить до поры до времени острые темы вроде выноса Ленина из Мавзолея. Однако    болотный альянс коммунистов с  записными либералами показал, что на пустой голове господина Зюганова сталинская фуражка не удержалась и удержаться не могла. А  значит,  державники могут считать себя  свободными  от всех обязательств перед коммунистами и прямо сказать: да, пора   убрать мумию из мавзолея. Да, надо   проверить работы Ленина на экстремизм. Да, надо, наконец, назвать вещи своими именами:  террористов – террористами;  бандитов – бандитами; убийц – убийцами»[5].

 

Таким образом, стал очевидным образом назревать развод сталинизма с марксизмом-ленинизмом. Буржуазии сталинизм сейчас уже не страшен, но совсем другое дело Ленин.  Страстное желание похоронить ленинизм объединяет оппортуниста Валлерстайна и «сталинистку-маккартистку» Новикову, которые напоминают героев советской карикатуры «Карл и карлики» (только на месте Маркса в данном случае стоит Ленин). «Карлик» Валлерстайн кричит «исправляем» и «отрицаем», а «карлица» Новикова – «запрещаем» и «проклинаем». Вопреки Валлерстайну, кричащему о «смерти марксизма-ленинизма» (точно также буржуазия кричит о «смерти марксизма»), марксизм-ленинизм не только не умер, но и возрождается из пепла. В тоже время, современный сталинизм, несмотря на всю его кажущуюся мощь и силу, на самом деле внутренне мертв. Известный теоретик революционного марксизма Франц Меринг по поводу имевшего место в 1904 году помпезного столетнего юбилея со дня смерти Канта писал следующее:

 

«Ничего не говорящие юбилейные гимны, о которых мы на этих страницах говорили восемь дней тому назад, раздавались в изобилии по поводу столетнего юбилея со дня смерти Канта. Мы не станем, однако, отрицать, что в их безнадежном однообразии замечалась также одна утешительная нота. В то время как каждый писавший и говоривший что-нибудь по случаю этой годовщины прославлял Канта за что-нибудь иное, - один восхвалял его как философа атеизма, другой – как философа протестантизма, третий – как философа социализма, четвертый – как короля в царстве духа, и т.д., и и.т.д., - в это время оказалось, что так называемое «возвращение к Канту» ровно ничего за собой не имеет. Сравним с этим то, что писалось и говорилось в 1862 году по поводу столетней годовщины со дня рождения Фихте: во всех этих речах и писаниях, исходили ли они о Лассаля или Трейчке, - в лице их мы подразумеваем два крайних направления, - всюду отражается совершенно цельный в существенных своих основных чертах, одинаковый образ Фихте. Это доказывало, что Фихте в то время жил в памяти нации, между тем как противоположное явление в день недавней годовщины с такой же яркостью показало, что Кант и его проблемы для современности не имеют больше никакого значения»[6]. 

 

То же самое можно сказать и о Сталине. За фасадом нынешних дифирамбов в адрес Сталина, бесконечных разговоров об «актуальности сталинизма» зияет такая же пустота, какая 100 лет назад зияла за фасадом дифирамбов в адрес Канта. Сталин, как и Кант, говоря словами Егора Летова, «совсем усоп, он разложился на плесень, липовый мед» (эти слова были произнесены как раз во время перестроечного «возрождения ленинизма»), о чем свидетельствует расщепление образа Сталина. Кто-то восхваляет Сталина как «возродителя православия», кто-то – как фашистского «фюрера», кто-то - как «великого революционера», кто-то – как «гениального полководца», кто-то – как «эффективного менеджера». По сути, никакого «сталинизма» как единого явления в настоящий момент не существует (о чем писал Андрей Штокман), в действительности мы имеем лишь разношерстную массу  политиканов, которые грызутся между собой за  наследие Сталина. «Ага, понятно, Сталин оказывается, был коммунякой… Ваши краснопузые патриоты могут хоть до усрачки кричать, что "нечего тянуться своими православно-монархическими ручками к нашему Иосифу Виссарионовичу, мы вам его не отдадим", но все равно все будет с точностью до наоборот: великого державника Иосифа Виссарионовича мы краснопузым не отдадим» - пишет мне в ЖЖ «сталинистка» Новикова. Этот комментарий сущность современного «сталинизма», в особенности, его «правой» разновидности. Сталин для наших «сталинистов» всего лишь бренд, популярный товарный знак, за право обладать которым бьются в суде истории незадачливые политические барыги. Ничего личного, только бизнес. Я уже писал выше, что «левые сталинисты» предпочитают смотреть на Сталина через розовые очки, сознательно замалчивая в его деятельности реакционные моменты, которые очень по душе русским ультраправым, изображают Сталина «непогрешимым революционером-интернационалистом», для того, чтобы «отобрать» сталинский бренд у фашистов вроде Сандры Новиковой. «Нужно отбить Сталина у всех тех политических сил, которые пытаются его приватизировать. Вместо Сталина либерального, патриотического, троцкистского показать настоящего Сталина, коммунистического»[7] - пишет Шапинов.

Однако, у «правых сталинистов» стремление к ношению «розовых очков», замалчиванию  исторической правды в намного большей степени, чем у шапиновых. «Правые сталинисты» старательно замалчивают в деятельности Сталина моменты, которые явно не вяжутся с обликом «истинно-русского патриота» и «православного монархиста», замалчивают все коммунистическое в сталинизме. Сталин оставался пусть и ревизионистским, но все же коммунистом до самого конца своей жизни, и все идеологические, теоретические труды Сталина написаны именно с позиций марксизма (пускай и местами ревизованного). Если бы наши «православные сталинисты» открыли ПСС Сталина, то нашли бы в нем много такого, что навеки отвратило бы их от сталинизма. Причем, это касается не только дореволюционных работ Сталина, но и работ 30х годов. «Правые сталинисты» обвиняют Ленина и Троцкого в «геноциде русского народа», как они называют красный террор эпохи гражданской войны («Глобалист может восхвалять   советскую власть, как это делают некоторое красные глобалисты – троцкисты, а может быть ее яростным врагом.  Но, как бы он  ни ругал большевиков, он не имеет права  даже намекнуть,  что  в гражданскую  войну  «комиссары в  пыльных пейсах» фактически проводили геноцид русского народа»[8] … «Начнём от печки. Кто виноват был в геноциде русских народов, проводимом Троцким и Лениндом?  Конечно же - СТАЛИН виноват!»[9] - пишет вышеупомянутая Новикова), но при этом замалчивают тот факт, что активным деятелем красного террора («геноцида русского народа») был сам Сталин (в качестве примера можно привести массовые расстрелы во время обороны Царицына). Они замалчивают пусть непоследовательную, но все же борьбу Сталина с великорусским шовинизмом в СССР (в работах Сталина борьба с великорусским шовинизмом называется «первоочередной задачей нашей партии»), поддержку «украинизации» востока Украины. Восхваляя «Большой Террор» 1937-1938 годов как «истребление жидобольшевиков-троцкистов», они забывают о расстреле 100 тысяч православных священников, а также тысяч монархистов и прочих «истинно-русских людей». Крича об «обращении Сталина к православию» во время войны, они замалчивают тот факт, что действительное «православное возрождение» было не в сталинском СССР, а на территориях, оккупированных гитлеровцами, а после окончания войны началась новая (пусть и вялая) атака на религию. Крича о «православном монархизме» Сталина, они замалчивают заметную часть антифашистской пропаганды времен ВОВ занимала пропаганда антимонархическая, немало говорилось об опасности реставрации монархии в России в случае победы немцев (одна из карикатур того времени называется «немцы везут для России царя», сам Сталин в знаменитом выступлении по радио 7 июля 1941 года говорил, что «Враг жесток и неумолим... Он ставит своей целью восстановление власти помещиков, восстановление царизма»[10]). Наконец, они замалчивают тот факт, что при Сталине пропаганда так называемой «русской идеи» (и всех остальных идеологий «правого» спектра, проповедующих нетерпимость к «жидам» и «краснопузым») была строго запрещена, а поэтому, всех наших «сталинофашистов» вроде Сандры Новиковой при Сталине скорее всего бы ждал расстрел. Судьба «правых сталинистов» Устрялова и Родзаевского является красноречивым подтверждением сказанного выше. Ну «не тянет» Сталин при всех его шовинистических загибах на роль православного самодержца и фашистского фюрера, слишком много в нем «красноты». Поэтому, последовательный антибольшевизм не только не может опираться на  сталинизм, но должен подразумевать последовательно антисталинскую позицию, и все наиболее интеллектуально и идейно зрелые русские националисты в сталинизме не нуждаются. Сталинизм как в «правом», так и в «левом» движении является признаком незрелости как «правых», так и «левых». Если «левые» не способны трезво оценить Сталина с позиций последовательно революционного марксизма, то «правые» не способны сделать тоже самое уже с позиций последовательного русского национализма. Поэтому, в процессе своего идейного созревания, и националистическое, и коммунистическое движение неизбежно «перерастет» сталинизм, мода на Сталина исчезнет сама собой. Такова судьба сталинизма в исторической перспективе. Известный черносотенец Константин Душенов писал: «Народ «брюхом чует» нашу «патриотическую» ложь, слабость, боязливость, бессилие, угодничество. Дело не в Сталине, а в нас самих, нынешних «русских патриотах» – безвольных, недееспособных, дурацки амбициозных, трусливых и продажных. Преодолеем свой страх – и никакой Сталин нам будет не нужен… А пока – популярность его будет только расти. Везде, и в православных кругах – в том числе»[11].

 

Ярким примером разложения сталинизма стала судьба Российской Коммунистической Партии Большевиков (РКПБ) Г. Ахметшина, которая прошла тот же путь, какой в начале 90х годов прошли американские «ленинисты» из Организации «Коммунистический Голос» (Communist Voice Organisation), а также группа А. Гачикуса в начале нулевых годов, стремительно, буквально за несколько дней эволюционировала от ходжаизма к антисталинскому госкапу. Украинский троцкист Олег Верник, без тени иронии назвал РКПБ «одним из лучших молодых начинаний на российской левой микросцене». Члены группа Ахметшина, совсем по Марксу «расстались со своим прошлом смеясь», поскольку почва для отказа от сталинизма в данной организации вызрела давно. В настоящее время данная группа занимает позиции, близкие к РПБ и CVO, однако процесс идейной эволюции ахметшинцев не завершен, и не исключено, что впоследствии данная группа, перейдет, например, от ленинизма к либертарному коммунизму (наихудшим вариантом было бы повторение ахметшинцами судьбы стомахинского РКО). В таком случае «десталинизация» обернется на деле деградацией партии от научного социализма к утопическому, к откровенно буржуазной идеологии. Однако, такой вариант развития событий, на мой взгляд, все же маловероятен, и события последних месяцев демонстрируют только положительную динамику в партии, которая вместе со сталинизмом преодолела и некоторые другие свои «загибы». Однако, не все члены организации согласились с отказом от сталинизма. Голосом сталинистского крыла РКПБ стала работы бывшего члена данной партии Б. Пушнова со странным названием «Для нас имя Сталина неотделимо от имени Сталина»[12] (видимо, автор допустил в названии статьи опечатку, желая назвать статью либо «Для нас имя Сталина неотделимо от имени Ленина» либо «Для нас имя Ленина неотделимо от имени Сталина»), которая представляет собой критику статьи Гачикуса «Ленинизм или сталинизм?». Я уже писал в своей статье «Судьба сталинизма», что далеко не всякая критика сталинизма в левом движении носит прогрессивный характер, но только марксистско-ленинская критика. Когда под маской «антисталинизма» скрывается антикоммунизм, антимарксизм, антиленинизм (такова сущность «антисталинизма» у так разного рода «антиавторитарных» и рыночных социалистов, которые бичуют не сталинский оппортунизм, а наоборот, то большевистское, что есть в сталинизме), мы можем смело сказать: нам такой антисталинизм не нужен. Если под «антисталинизмом» понимается «осуждение тоталитаризма, террора и репрессий» как таковых, то мы остаемся «сталинистами». Можно жалеть, что при Сталине невинно пострадали честные коммунисты, но репрессированных врагов коммунизма (например, реакционных попов, кулаков,  нэпманов, да и вообще всю некоммунистическую оппозицию сталинизму от православных монархистов до «демократических социалистов») нам не вовсе не жаль, и мы сталинские репрессии против всей этой сволочи не только не осуждаем, но и всецело одобряем. Пушнов же хочет изобразить дело так, будто бы любая критика сталинизма представляет собой борьбу против марксизма-ленинизма. Поэтому, далее мы попытаемся дать сравнительный анализ точек зрения Пушнова и Гачикуса по принципиальным вопросам марксистской теории, для того, чтобы более четко определить, что именно нам не нравится в сталинизме.

 

 

Глава I. Что такое диктатура пролетариата?

 

А. Гачикус: «Ленин выступал за диктатуру пролетариата  – то есть за всеобщее вооружение масс и за уничтожение профессиональной армии и полиции.

 

При Сталине народ был строго разоружён, в то же время военные и милиция представляли профессиональную касту вооружённых людей, стоящих над обществом».

 

Б. Пушнов: «Диктатура пролетариата – это не всеобщее вооружение масс, это политическое господство класса пролетариата. Зачем всему народу быть вооруженным в мирное время построения социализма? Профессиональной армии, т.е. контрактников, при Сталине не было. На ее месте стояла народная рабоче-крестьянская Красная армия.

 

Милиция в СССР не представляла определенной касты, не стояла над обществом. Милиционер была такой же профессией, как врач или пожарный. Милиционеры были из таких же рабочих семей, жили в таких же условиях»

 

Мне уже приходилось критиковать гачикусовское определение диктатуры пролетариата как «всеобщего вооружения масс» в 2009 году в на форуме «Революционного Фронта», а также в статье «О диктатуре пролетариата», где я указывал на смешение Гачикусом понятий силы и власти: «во-первых, само по себе вооружение пролетариата не делает его правящим классом, а лишь ВООРУЖЕННОЙ СИЛОЙ. Сила и власть - это не одно и то же»[13]. Кроме того, Гачикуса по этому вопросу критиковал Алексей Трофимов:

 

«Когда речь заходит о том или ином государстве, то здесь возникает три момента в определении данного государства: 1) его характер, содержание; 2) его форма и 3) его тип. У Гачикуса и его сторонников здесь фигурируют прежде всего указания на тип государства: всеобщее вооружение рабочих, разоружение армии и милиции (следовало бы сказать - полиции, ибо слово "милиция" как раз и означает всеобщее вооружение, и мы имеем в России ныне по сути дела полицию, а не милицию), роспуск судов и т.д. О форме у Гачикуса не сказано здесь ничего... Гачикус же свел содержание к типу: "диктатура  пролетариата, т.е. всеобщее вооружение угнетенных рабочих масс". Выставленный Гачикусом принцип принял, таким образом, анархический или полу-анархический вид. Ибо форма у Гачикуса куда-то улетучилась, пропала. Получилось содержание без формы, а содержания без формы, как известно, не бывает. Поэтому некто Бунтарь и пустился возражать Гачикусу, упоминая в то же время о моих взглядах как о чем-то несуразном. Другими словами, Гачикус упростил в своем документе, т.е. в манифесте, взгляды классиков на диктатуру пролетариата…

В чем заключается эта организующая роль партии, Гачикус так и не сказал. Другими словами, Советы рабочих депутатов у Гачикуса куда-то исчезли. У него фигурируют лишь вооруженные рабочие, с одной стороны, и коммунистические вожди, с другой»[14].

 

Итак, Пушнов верно возражает Гачикусу, что «диктатура пролетариата – это не всеобщее вооружение масс, это политическое господство класса пролетариата». Однако, Пушнов неверно понимает различие между профессиональной и народной армией, сведя его к различию между призывной и контрактной армией. А поскольку, контрактной армии в  сталинском СССР не было, следовательно, армия была «народной» и военные не являлись «профессиональной кастой вооруженных людей». Если придерживаться точки зрения Пушнова на сущность профессиональной армии, «народной» следует считать не только Советскую, но и армии откровенно буржуазных государств, в которых сохраняется призывная система, в том числе и армию путинской эРэФии. Пушнов повторяет штампы красно-коричневых поцреотов, озабоченных судьбой «нашей родной армии», всевозможных борцов против «сердюковщины». По их мнению, если отменить обязательный призыв на военную службу, армия перестанет быть «народной», каковой она является в настоящее время. Таким образом, апологетика сталинской армии у Пушнова полностью воспроизводит риторику буржуазных милитаристов. «Зачем всему народу быть вооруженным в мирное время построения социализма?» - вопрошает Пушнов. Если бы Пушнов читал работу Ленина «Государство и революция», то подобных глупых вопросов у него не возникало бы. Об отмирании государства при коммунизме, о том, что диктатура пролетариата представляет собой отмирающее государство, «не-государство» этатист и милитарист Пушнов предпочитает вообще не вспоминать. А ведь ликвидация «особых отрядов вооруженных людей» (профессиональной армии и правоохранительных органов), передача их функций непосредственно народным массам есть один из важнейших составляющих процесса «засыпания» государства при переходе от капитализма к коммунизму. Правда, после Октябрьской революции марксистско-ленинский проект уничтожения «особых отрядов вооруженных людей» так и остался неосуществленным – уже при Ленине созданная на месте Красной Гвардии РККА представляла собой во многом реинкарнацию царской армии, о чем я писал в полемике с Трофимовым и Гачикусом. Однако, Трофимов и Гачикус настаивают на коренном различии между ленинской и сталинской Красной Армией. Так, критикуя мою статью «О диктатуре пролетариата», Трофимов писал:

 

«Красная Армия в период гражданской войны состояла преимущественно из рабочих и крестьян. Даже многие выдающиеся полководцы этой армии были по своему социально-классовому положению рабочими и крестьянами. Более того, в рабочие на заводы и пр. шла тогда немалая часть представителей городской мелкой буржуазии - чтобы избежать мобилизации в армию, отсидеться и пр. На это явление было указано в одной из работ Ленина. Следовательно, те "особые" отряды вооруженных людей, которые составляли в те годы Красную Армию и которые Бунтарь норовит выдать за постоянное войско В ТОМ СМЫСЛЕ, В КАКОМ ПОД ПОСТОЯННЫМ ВОЙСКОМ МАРКСИСТЫ ПОНИМАЮТ СИЛУ, СТОЯЩУЮ НАД НАРОДОМ И СЛУЖАЩУЮ ИНТЕРЕСАМ ПОДАВЛЕНИЯ НАРОДА ЭКСПЛУАТАТОРАМИ, на самом деле ОСОБЫМИ отрядами не были. Это были в основном рабочие и бедные крестьяне, одетые в солдатские шинели. Более того, именно здесь как раз и сосредоточился рабочий класс, его цвет.
Возьмем такой пример. Проработал человек рабочим на заводе пятнадцать лет, началась революция, гражданская война, и этот рабочий пошел воевать, вступил в Красную Армию. У данного рабочего, говоря словами физиолога Павлова, выработался динамический стереотип. Он за революцию готов отдать жизнь. Теперь другой пример. Сынок какого-нибудь мещанина, никогда не работавший, пошел во время революции и гражданской войны на какое-нибудь предприятие, например, хоть и слесарем, чтобы отсидеться как-то, не участвовать в войне и т.д., а затем снова сбежать с завода. У него тоже выработался динамический стереотип - от сочувствия большевикам и тем более от революционного действия он далек. Пока из него выкуется подлинный пролетарий, т.е. пролетарий, готовый отдать за революцию жизнь, могут пройти годы. И это еще под вопросом - выкуется ли? А тут ему, видите ли, сразу подавай оружие (винтовку и пр.), которого и без того не хватает, и все ради соблюдения понятого абстрактно принципа всеобщего вооружения масс?!»[15]

 

Итак, Трофимов утверждает, что «Красная Армия в период гражданской войны состояла преимущественно из рабочих и крестьян. Даже многие выдающиеся полководцы этой армии были по своему социально-классовому положению рабочими и крестьянами». Но и царская армия, если брать ее рядовой состав, состояла преимущественно из рабочих и крестьян (как и любая другая буржуазная армия). Но какое отношение к рабочим и крестьянам имеют многочисленные царские генералы и офицеры, составлявшие костяк командного состава РККА? Да, Буденный, Фрунзе, Чапаев и многие другие полководцы Красной Армии были по происхождению рабочими и крестьянами. Но и Горбачев с  Яковлевым, да и многие другие представители советской номенклатуры были «из простого народа». Несмотря на порой рабоче-крестьянское происхождение, все они представляли собой именно профессиональных военных, для которых служба в армии была не просто эпизодом, а делом всей жизни. Один из критиков статьи Пушнова Н. Масленников пишет: «какое отношение к пролетариату может иметь бюрократическая военная иерархия, управляющая т.н. РККА? Рядовые красноармейцы, несомненно, были рабочими и крестьянами, но они не управляли армией. Армией управлял аппарат людей, не имеющих ничего общего с пролетариатом, кроме, возможно, происхождения»[16]. Эти слова можно применить не только к сталинской, но и к ленинской РККА. Да, до 1935 года персональных воинских званий в РККА не было. Однако, существовавшие в РККА «служебные должности» де-факто выполняли роль суррогатов воинских званий. Гачикус же, в ответ на мою критику его взглядов на диктатуру пролетариата в работе «Черносотенцы-большевики» обвиняет меня в «каутскианстве»[17], хотя на самом деле это он является «каутскианцем» в том смысле, что его нападки на сталинизм местами воспроизводят нападки Каутского (и современных каутскианцев из МРП) на большевизм:

«Да и как может большевизм ссылаться на парижскую Коммуну и Маркса 1871 г.?

Коммуна и Маркс требовали уничтожения постоянной армии и замены ее милицией. Советское правительство начало, правда, с уничтожения старой армии. Но создало на ее место красную армию, в настоящее время чуть ли не самую многочисленную армию в Европе.

Коммуна и Маркс требовали уничтожения государственной полиции. А советская республика уничтожила старую полицию только для того, чтобы создать полицейский аппарат “Чрезвычайки”, т. е. политическую полицию, гораздо более всеобъемлющую, неограниченную и жестокую, чем та, которую имели французский бонапартизм и русские цари»[18] - писал Каутский, критикуя работу Троцкого «Терроризм и коммунизм».

Для Каутского, как и для Гачикуса, наличие «профессиональной касты военных» являлось прямым доказательством отсутствия диктатуры пролетариата в Советской России (для Каутского – в ленинской, для Гачикуса – в сталинской). Для нас же это является косвенным свидетельством идущего процесса бюрократического перерождения диктатуры пролетариата, который начался в 1918 году и завершился приходом к власти после смерти Сталина  хрущевской социал-фашистской клики. Как справедливо отмечает сам Гачикус, Октябрьская революция «до конца не сломала старый бюрократический аппарат, но сильно его подчистила»[19]. Большевикам по объективно имевшим место в тот период времени причинам не удалось ликвидировать бюрократию как социальный слой, а также «особые отряды вооруженных людей» (профессиональную армию, правоохранительные органы), однако это не значит, что мы должны выбросить в помойку марксистско-ленинскую идею слома государственной машины, как это делает сталинист Пушнов. Энгельс в свое время отмечал, что «для буржуа, находившихся у государственного кормила, первой заповедью было разоружение рабочих»[20]. Сталин, разоружая советский пролетариат, ликвидируя милиционную систему, объективно действовал не в интересах пролетариата, а в интересах буржуазии, и один только этот факт красноречиво говорит о том, насколько далеко зашел процесс перерождения диктатуры пролетариата в сталинском СССР, которая все более походила на диктатуру буржуазии и рабочей аристократии.

 

Глава II. Сохраняется право наций на самоопределение после пролетарской революции?

 

А. Гачикус: «Ленин выступал за право наций на самоопределение вплоть до отделения.

Сталин силой оружия подавил национально-освободительные движения на Кавказе, в Средней Азии, на Западной Украине и в Прибалтике, вёл захватническую войну против Финляндии, ввёл войска в Иран в 1941г.»

Б. Пушнов: «Что же такое право нации на самоопределение?

«…под самоопределением наций разумеется государственное отделение их от чуженациональных коллективов, разумеется образование самостоятельного национального государства» (В.И. Ленин «О праве нации на самоопределение»).

Автор просто не знает, при каких условиях нужно это право на самоопределение. Национальные государства – тенденция всех буржуазно-демократических переворотов.

«Во всем мире эпоха окончательной победы капитализма над феодализмом была связана с национальными движениями. Экономическая основа этих движений состоит в том, что для полной победы товарного производства необходимо завоевание внутрежегодника буржуазией, необходимо государственное сплочение территорий с населением, говорящим на одном языке, при устранении всяких препятствий развитию этого языка и закреплению его в литературе. Язык есть важнейшее средство человеческого общения; единство языка и беспрепятственное развитие есть одно из важнейших условий действительно свободного и широкого, соответствующего современному капитализму, торгового оборота, свободной и широкой группировки населения по всем отдельным классам, наконец  – условие тесной связи рынка со всяким и каждым хозяином или хозяйчиком, продавцом и покупателем»  (В.И. Ленин «О праве нации на самоопределение»).

В России такой национальный вопрос встает во времена Февральской революции и до ее начала, именно поэтому право нации на самоопределение было так важно в программе большевиков.

Получается, что право нации на самоопределение никоим образом к социализму, а, значит, к Советскому Союзу не относится»

Здесь мне лишь остается задать вопрос «истинному большевику» г-ну Пушнову: если право наций на самоопределение никоим образом не относится ни к социализму, ни к СССР, то почему сталинская «конституция победившего социализма» 1936 года закрепляла это самое право: «Статья 17.  За каждой союзной республикой сохраняется  право свободного выхода из СССР»[21]? Почему большевики после Октябрьской революции признали право на самоопределение Финляндии? Желая «опровергнуть» Гачикуса, Пушнов на деле ополчается против марксизма-ленинизма. Заметим, что за 100 лет до Пушнова аналогичные взгляды уже высказывались рядом «марксистов», и были однозначно осуждены Лениным как  социал-шовинизм. Вот что, к примеру, пишет Ленин в статье «О карикатуре на марксизм и об «Империалистическом экономизме»»:

«Социализм невозможен без демократии в двух смыслах: (1) нельзя пролетариату совершить социалистическую революцию, ес­ли он не подготовляется к ней борьбой за демократию; (2) нельзя победившему социа­лизму удержать своей победы и привести человечество к отмиранию государства без осуществления полностью демократии. Поэтому, когда говорят: самоопределение при социализме излишне, это такой же вздор, такая же беспомощная путаница, как если бы кто сказал: демократия при социализме излишня.

Самоопределение не более невозможно при капитализме и настолько же излишне при социализме, как демократия вообще.

Экономический переворот создает необходимые предпосылки для уничтожения всех видов политического гнета. Именно поэтому нелогично, неверно отделываться ссылкой на экономический переворот, когда вопрос стоит: как уничтожить национальный гнет? Его нельзя уничтожить без экономического переворота. Бесспорно. Но ограничиться этим значит впадать в смешной и жалкий «империалистический экономизм».

Надо провести национальное равноправие; провозгласить, формулировать и осуще­ствить равные «права» всех наций. С этим все согласны, кроме разве одного П. Киев­ского. Но тут-то и встает вопрос, который обходят: отрицание права на свое нацио­нальное государство не есть ли отрицание равноправия?»[22]

 

Данные взгляды осуждались и Сталиным, который всегда, по крайней мере на словах, признавал право наций на самоопределение: «Едва ли нужно доказывать, что русские рабочие не завоевали бы себе симпатий своих инонациональных товарищей Запада и Востока, если бы они, взяв власть, не провозгласили права народов на государственное отделение, если бы они не доказали на деле свою готовность проводить в жизнь это неотъемлемое право народов, если бы они не отказались от "права", скажем, на Финляндию (1917 г.), если бы они не вывели войска из Северной Персии (1917 г.), если бы они не отказались от притязаний на известную часть Монголии, Китая и т. д. и т. п.»[23]. В одной из своих работ Сталин остро критикует  югославского коммуниста Семича за то, что тот рассматривает национально-освободительную борьбу исключительно как вопрос буржуазной революции. Эта работа  является достойным ответом не только Семичу, но и «сталинисту» Пушнову:

 

«Семич ссылается на одно место в брошюре Сталина "Марксизм и национальный вопрос", написанной в конце 1912 года. Там сказано, что "национальная борьба в условиях подымающегося капитализма является борьбой буржуазных классов между собой". Этим он, видимо, пытается намекнуть на правильность своей формулы определения социального смысла национального движения в данных исторических условиях. Но брошюра Сталина написана до империалистической войны, когда национальный вопрос не являлся еще в представлении марксистов вопросом общемирового значения, когда основное требование марксистов о праве самоопределения расценивалось не как часть пролетарской революции, а как часть буржуазно-демократической революции. Смешно было бы не видеть, что с тех пор международная обстановка изменилась в корне, что война, с одной стороны, и Октябрьская революция в России, с другой стороны, превратили национальный вопрос из частицы буржуазно-демократической революции в частицу пролетарско-социалистической революции. Еще в октябре 1916 года в своей статье об "Итогах дискуссии о самоопределении" Ленин говорил, что основной пункт национального вопроса о праве на самоопределение перестал составлять часть общедемократического движения, что он уже превратился в составную часть общепролетарской, социалистической революции. Я уже не говорю о дальнейших трудах по национальному вопросу как Ленина, так и других представителей русского коммунизма»[24].

 

Как видим, если прогрессивное крыло РКПБ (Герман Ахметшин, тов. Егор и др.), Гачикус и американские экс-ходжаисты из «Коммунистического Голоса» «переросли» сталинизм как детские пеленки, то Пушнов наоборот в своем марксистском развитии стоит еще ниже сталинизма, где-то на хрущевско-брежневском уровне. Кстати, именно хрущевско-брежневские ревизионисты в свое время выступили с ревизией права наций на самоопределение, выдвинув т.н. доктрину «ограниченного суверенитета» стран социалистического содружества, которая использовалась ими для оправдания империалистической агрессии против народов Чехословакии и Афганистана. Маоисты и ходжаисты всегда разоблачали социал-шовинистический, реакционный характер данной «теории». Известный критик советского империализма, немецкий маоист Вилли Дикхут писал:

 

«Оккупировав Чехословакию и создав антимарксистскую теорию «ограниченного суверенитета», социал-империалисты отбросили принципы марксизма-ленинизма и попрали Московские декларации 1957 и 1960 гг... Да, суверенитет, но только если вы следуете советско-ревизионистскому руководству, если вы не вредите нашим «коренным интересам». Это — та же бандитская логика, которую используют все империалисты. Социал-империалисты открыто признают, что они нарушили суверенитет Чехословакии, что их не призывали никакие партийные или государственные лидеры. Кто определяет, причинили ли чехословацкие лидеры какой-либо «ущерб социализму в своей стране»? На основании какого решения совещания коммунистического мирового движения социал-империалисты требуют себе и четырем своим лакеям права судить ту или иную партию, решать, кто причиняет вред «социализму», а кто нет? Нет такого решения, которое они могли бы назвать… Каждый раз, совершая агрессию, империалисты США также заявляют, что они были вынуждены остановить «угрозу свободному миру». Брежневское «социалистическое содружество» является только бледной копией «свободного мира» империалистов США. Эта «безопасность» есть просто безопасность социал-империалистических интересов эксплуатации. Суверенитет угнетенных народов должен подчиняться «закономерностям» акул империализма. Подчинение суверенитета других стран интересам социал-империализма, ограниченный суверенитет всех других стран и неограниченная власть социал-империализма — сущность агрессивной, шовинистической политики советских ревизионистов по отношению к «братским странам»»[25].

 

Но если Дикхут ограничился критикой хрущевцев и брежневцев (буржуазность которых лежит на поверхности), то Гачикус «копнул» глубже, обвинив в попрании права на самоопределение (при лицемерном его признании на словах) не только хрущевцев и брежневцев (буржуазность которых лежит на поверхности даже для таких закоренелых социал-шовинистов и оппортунистов как нинаандреевцы, от которых в свое время откололись ахметшинцы), но и самого Сталина. Пушнову следовало бы в ответ на гачикусовскую критику сталинизма попытаться обосновать тезис, что Сталин вовсе не отступал от ленинских принципов в национальном вопросе, что подавление местных буржуазных национализмов (например, украинского) не было насилием над народами СССР, а война против Финляндии была не захватнической, а революционной и т.д. (насколько убедительными были бы аргументы – это уже другой вопрос). Однако, Пушнов избрал более легкий путь «побивания» Гачикуса с позиций «империалистического экономизма», и тем самым раскрыл свою антимарксистскую и антиленинскую сущность. 

Глава III. Был ли Ленин противником создания СССР?

А. Гачикус: «Ленин называл затею с созданием Советского Союза «в корне неверной и несвоевременной» (см. Ленин, Полное собрание сочинений, т. 45, статья «К вопросу об автономизации»), потому что Союз этот держался на штыке и был, в сущности, империей.

Сталин скрыл эту статью от народа, более того, он врал, что создание Советского Союза – идея ленинско-сталинская (см. «Краткий курс истории ВКП(б)»). Так продолжают врать и нынешние «коммунисты», которые, вместо того, чтоб выступать за свободу народам Кавказа и Средней Азии от российской оккупации, призывают к возврату назад, к советской колониальной империи»

Б. Пушнов: «Вопрос о Советском Союзе.

Вот, что пишет Ленин в статье «К вопросу о национальностях или об «автономизации»» («Продолжение записок 31 декабря 1922 года», т.е. когда СССР уже был организован):

«следует оставить и укрепить союз социалистических республик; об этой мере не может быть сомнения. Она нам нужна, как нужна всемирному коммунистическому пролетариату для борьбы с всемирной буржуазией и для защиты от её интриг» (В. И. Ленин в «К вопросу о национальностях или об «автономизации»»).

Советский Союз был необходим для социалистического строительства. Без него социализм развивался гораздо медленнее.

Национальный вопрос в Советском Союзе стоял достаточно остро, поэтому интернационализм великоросской  нации стоял не только на признании равенства всех наций, но и в неравенстве, которое возмещало неравенство угнетенных наций. На этом и держался Советский Союз»

В данном вопросе Пушнов прав против Гачикуса. Однако, Пушнов недостаточно полно раскрыл ошибку Гачикуса, ухватившись всего за одну фразу из статьи Ленина «К вопросу о национальностях или об «автономизации»». Против чего выступает Ленин в данной статье и какую именно затею Ленин называет «в корне неверной и несвоевременной»? Гачикус отвечает на этот вопрос следующим образом: Ленин выступал против создания СССР, т.е. против интеграции существовавших на тот момент республик в единое государство. На самом же деле Ленин выступал не против интеграции вообще, а именно против сталинской модели интеграции республик по типу «автономизации»: «Видимо, вся эта затея «автономизации» в кор­не была неверна и несвоевременна»[26]. В чем состояла суть пресловутой «автономизации»? В 1922 году Сталиным был разработан документ под названием «Проект резолюции о взаимоотношениях РСФСР с независимыми республиками». Согласно данному проекту, «малые» советские республики (УССР, БССР, ЗСФСР) должны были войти в состав РСФСР на правах автономий. В том же году данный проект подвергся резкой критике со стороны уже скованного болезнью Ленина. Ознакомившись с материалами сталинской комиссии, 26 сентября того же года Ленин направил Каменеву и другим членам Политбюро письмо «О создании СССР» в котором говорилось следующее:

«т. Каменев! Вы, наверное, получили уже от Сталина резолюцию его комиссии о вхождении независимых республик в РСФСР.

Если не получили, возьмите у секретаря и прочтите, пожалуйста, немедленно. Я бе­седовал об этом вчера с Сокольниковым, сегодня со Сталиным. Завтра буду видеть Мдивани (грузинский коммунист, подозреваемый в «независимстве»).

По-моему, вопрос архиважный. Сталин немного имеет устремление торопиться. На­до Вам (Вы когда-то имели намерение заняться этим и даже немного занимались) по­думать хорошенько; Зиновьеву тоже.

Одну уступку Сталин уже согласился сделать. В § 1 сказать вместо «вступления» в РСФСР —

«Формальное объединение вместе с РСФСР в союз советских республик Ев­ропы и Азии».

Дух этой уступки, надеюсь, понятен: мы признаем себя равноправными с Украин­ской ССР и др. и вместе и наравне с ними входим в новый союз, новую федерацию, «Союз Советских Республик Европы и Азии»…

Важно, чтобы мы не давали пищи «независимцам», не уничтожали их независимо­сти, а создавали еще новый этаж, федерацию равноправных республик»[27].

 

Итак, Ленин вполне соглашался с необходимостью объединения существовавших на тот момент советских республик в единое государство, однако считал необходимым, чтобы интеграция происходила на строго федеративных началах. Сталинская же модель автономизации грозила формированием русоцентричного унитарного государства и де-факто реставрацией Российской Империи. Благодаря стараниям Ленина, сталинская, «русоцентричная» модель автономизации была отвергнута. Однако, даже несмотря на провал сталинской модели вхождения советских республик в состав России, у Ленина сохранялись опасения, что новообразованный Союз Советских Социалистических Республик станет реинкарнацией Российской Империи. Эти опасения Ленин изложил в своих заметках «К вопросу о национальностях или об «автономизации»», где предлагал для предотвращения угнетения инородцев ввести меры «позитивной дискриминации» («интернационализм со стороны угнетающей или так называемой «великой» нации (хотя великой только своими насилиями, великой только так, как велик держи­морда) должен состоять не только в соблюдении формального равенства наций, но и в таком неравенстве, которое возмещало бы со стороны нации угнетающей, нации боль­шой, то неравенство, которое складывается в жизни фактически»[28]).

 

Этим опасениям Ленина было суждено воплотиться в реальность. В 30-40х годах находящийся у власти Сталин вновь отступил от ленинизма в национальном вопросе. В ту пору ленинская политика защиты «малых» союзных республик сменилась русоцентризмом, заключавшемся в возвеличивании русского народа, как «государствообразующего», «главного» в СССР. В идеологии партии начался поворот в сторону консерватизма, выразившийся в реабилитации истории дореволюционной России, которая перестала именоваться «тюрьмой народов» («тюрьмой народов» Россию называл не только историк Покровский, но и сам Ленин), запрете абортов и гомосексуализма (заветная мечта всех нынешних ультраправых), возрождении погон в армии, раздельного обучения в школах и т.д. Старый, «общекоммунистический» гимн СССР – «Интернационал» был замене в 1943 году новым гимном, начинавшимся со слов "Союз нерушимый республик свободных сплотила навеки Великая Русь". Сталинский СССР начиная с 30х годов, медленно, но верно эволюционировал в сторону национал-большевизма. Как отмечает американский историк Давид Бранденбергер, современный русский национализм вышел из шинели сталинского русоцентризма и национал-большевизма: «непоколебимая вездесущность национал-большевизма в эти годы доказывает, как глубоко запечатлелась в умах сталинская пропаганда конца 1930-х– начала 1950-х годов ... использование русских национальных образов, героев и мифов в период 1937-1953 годов подготовило почву для латентного руссоцентризма и националистских настроений, открыто проявляющихся сегодня среди русских в российском обществе»[29]. Правда, сталинская русоцентричная политика все еще имела мало общего с «национализмом» в том самом, этнократическом смысле, в каком понимают националистическую идею современные российские ультраправые ("Россия для русских, России - русскую власть", "Хозяин земли Русской - есть один лишь русский" - Ф.М. Достоевский). Наоборот, Сталин был категорическим противником идеи «русской национальной государственности», из которой в перестроечные 80е годы выросло такое уродливое явление как «русский сепаратизм». Так, в 1949 году была ликвидирована русско-националистическая антипартийная группа Родионова-Кузнецова-Вознесенского в Ленинградской организации ВКП(б), выступавшая за придание России и русскому народу более высокого и независимого статуса в Союзе. В частности, деятелями антипартийной ленинградской группы предлагалось выделить из ВКП(б) Российскую Компартию, и возродить в качестве флага России традиционный триколор, но с серпом и молотом. Как справедливо отмечает Брандербергер, «постоянно прославляя русских людей, Сталин не был русским националистом и всегда выступал против любых попыток России добиться самоуправления. Русский народ нужен был ему как «руководящая» сила советского многонационального общества, его становой хребет. К тому же, с его точки зрения, русские были «наиболее революционной» частью общества; во второй половине 1930-х годов русский народ уже считался «первым среди равных», — его история, имеющая всемирно-историческое значение, его язык и культура делали его «старшим братом» в советской семье народов. Как высказался после войны в газете «Правда» А. Н. Поскребышев, «великий русский народ» выполнял исключительно важную роль в СССР, являясь «той цементирующей силой, которая скрепляет дружбу народов»»[30]. И хотя Сталин не был в прямом смысле «русским националистом», проводимая им политика «деления народов на "младших" и "старших" братьев, "заслуживающих" звания союзной республики или же только автономной или "незаслуживших" автономии вовсе, было явной уступкой российскому национал-шовинизму и прочим более мелким республиканским шовинизмам»[31].

 

Сталинская национальная политика провоцировала националистические и антикоммунистические настроения у народов СССР, которые начали воспринимать большевизм как «красный империализм», а Советский Союз как реинкарнацию Российской Империи. Бандеровское движение в Украине, чеченское восстание (лидеры данного восстания Хасан Исраилов, Майрбек Шерипов, Абдурахман Авторханов были разочаровавшимися большевиками) во многом были следствием сталинской национальной политики (точно также, Кронштадтское и Тамбовское восстания эпохи Гражданской войны во многом были следствием ошибок военного коммунизма). К эпохе Брежнева Советский Союз окончательно переродился в колониальную империю, не имеющую ничего общего с созданным в 1922 году Союзом Советских Социалистических Республик (французский госкаповец греческого происхождения Корнелиус Касториадис писал, что все 4 слова в названии СССР есть ложь), а поэтому его развал «Советской» Империи в 1991 году был положительным явлением, как и развал Британской и Французской колониальных империй. Поэтому, маоисты и ходжаисты позитивно оценивают развал СССР, который хоть и не до конца, но все же вырвал народы Прибалтики, Украины, Беларуси, Молдавии, Закавказья и Средней Азии из лап российского империализма.

 

Многие представители «левого сталинизма» пытаются возвести непроходимую стену между Сталиным и нынешними ультраправыми, молящимися на Сталина («сталинофашистами», как их называет член ахметшинской РКПБ Андрей Штокман), изобразить Сталина «последовательным интернационалистом». С одной стороны, их критика «сталинофашизма» является справедливой в том смысле, что  Сталин  никогда не отказывался от марксизма-ленинизма, хотя и извратил его, а поэтому все попытки изобразить Сталина «тайным православным монархистом» представляют собой историческую ложь и спекуляции. Если перенести наших ультраправых «сталинистов» в сталинский СССР, то их бы там ждал там неминуемый расстрел, поскольку при Сталине пропаганда так называемой «русской идеи» (и всех остальных идеологий «правого» спектра) была строго запрещена, и по словам самого Сталина «активные антисемиты караются по законам СССР смертной казнью»[32]. Наши сталинофашисты получили печатать возможность свои мракобесные книжки лишь благодаря Горбачеву и Ельцину, которые впервые после 1917 года легализовали русский национализм и монархизм. И все-таки, разница между Сталиным и нынешними ультраправыми «сталинистами» не так уж и велика, поскольку в деятельности Сталина действительно имели место отступления от принципов пролетарского интернационализма. Эти отступления и позволили нынешним «сталинофашистам» ухватиться бульдожьей хваткой за сталинский френч.  «Сталинофашистам» есть за что любить Сталина, и корни современного русского национализма лежат в том числе и в сталинском русоцентризме (как отмечал Д. Бранденбергер). Поэтому, всякая последовательная критика шовинизма должна включать в себя критику сталинизма.

Глава IV. Был ли в СССР феодализм?

 

А. Гачикус: «Ленин выступал за разложение крестьянской общины, за свободу выхода крестьян из общины как основное условие быстрого развития экономики, Сталин же вернул крепостное право на селе, насильно загнав крестьян в колхозы и запретив крестьянам выходить из колхозов»

Б. Пушнов: «Крестьянская община? При чем тут крестьянская община, которая, к тому же была уничтожена реформами Столыпина. Крепостное право на селе? Что это?

Так сегодняшние антисталинисты называю колхозы.

Насильно загнал в колхозы? Запретил крестьянам из них выходить?

Нам нужно остановиться на колхозном вопросе, зачем колхозы нужны.

Коллективизация была революцией на деревне. Необходимо было уничтожить последний эксплуататорский класс, кулачество, утвердить социалистический способ производства в сельском хозяйстве. Крестьяне составляют класс мелкой буржуазии, т.е. мелких собственников и держателей капитала. Для постепенного уничтожения частной собственности крестьянства необходимо было объединить ее в собственность коллективную. Однако эта собственность не была общественная, и между колхозом и городом существовали чисто товарные отношения. Колхозы были необходимы для восстановления сельского хозяйства быстрыми темпами. И им это удалось. После завершения коллективизации в 1934 году социалистическая страна уже ни разу не испытала голода.

Антисталинисты в доказательство, что коллективизация была закрепощением крестьян, говорят, что у колхозников не было паспортов. Зачем им нужны паспорта, если они, как держатели коллективной собственности, не могут выходить из колхозов. Говорят, что нельзя держать человека насильно в колхозе. Тогда невозможно будет уничтожить старые товарно-денежные отношения. Но с индустриализацией и восстановлением сельского хозяйства  колхозная форма собственности и товарное обращение становятся тормозом развития производительных сил и создают препятствие для полного охвата государственным планированием всего народного хозяйства, то по мере роста общественного производства необходимо было путем постепенных переходов, осуществляемых с выгодой для колхозов и, следовательно, для всего общества, поднять колхозную собственность до уровня общенародной собственности. Это было одно из ключевых действий в плане коммунистического строительства Сталина, который он изложил в своей работе «Экономические проблемы социализма в СССР».

Это значит, что коллективизация была не закрепощением крестьян, а революцией на деревне, которая двинула развитие социализма еще дальше».

Гачикусовские взгляды на сталинскую коллективизацию уже рассматривались ранее А. Трофимовым. Заметим, что взгляды на коллективизацию, аналогичные Гачикусу высказывались в 30-е годы… меньшевиками-белоэмигрантами. Критикуя либералов и  меньшевиков, Троцкий писал:

«Либерализм пытается притвориться, что не замечает огромных хозяйственных успехов советского режима, т.-е. опытного доказательства неизмеримых преимуществ социализма. От небывалых в мировой истории темпов промышленного развития ученые экономисты низложенных классов просто отмалчиваются. Меньшевистские подголоски буржуазии отбиваются от этих темпов ссылками на чрезвычайную "эксплуатацию крестьян". Они ничего не говорят о том, почему, например, эксплуатация крестьян в Индии англичанами никогда не давала ни в самой Индии, ни в Англии промышленных темпов, сколько-нибудь приближающихся к советским. Отчего бы не запросить насчет индийских темпов Макдональда, который расстреливает рабочих и крестьян в Индии за желание жить собственной жизнью? Вряд ли, впрочем, такие "запросы" доступны содержанцам Макдональда и Мюллера...

Либерально-меньшевистские ссылки на крепостничество и аракчеевщину представляют собою классический аргумент реакции против всяких вообще новых шагов на пути исторического прогресса. Философскую формулу таких мнимых "возвращений" к прошлому дал старик Гегель в своей "триаде": тезис, антитезис, синтез. Те классы, которые заинтересованы в увековечении антитезиса (т.-е. капитализма), будут неизбежно видеть в первых шагах синтезиса, т.-е. социализма, простой возврат к тезису, т.-е. крепостничеству. Парижскую Коммуну экономисты и философы, состоявшие в обозе палача Галифэ, обвиняли в реакционном стремлении вернуть современное общество к средневековой коммуне. Маркс писал по этому поводу:

"...Обычной судьбой нового исторического творчества является то, что его принимают за подобие старых и даже отживших форм общественной жизни, на которые новые учреждения сколько-нибудь похожи". ("Гражданская война во Франции"). Ничего нового нынешняя буржуазная критика не выдумала. Да и откуда? "Идеология" русского либерализма и русской "демократии" представляет собою сплошь плагиат, да еще и безнадежно запоздалый. Не даром же Струве писал 32 года тому назад: "Чем дальше на Восток, тем слабее и подлее становится буржуазия". История добавила: "и ее демократия"

Струве возобновляет свой лозунг 1893 года: "пойдем на выучку к капитализму!" с той разницей, что сорок лет назад этот лозунг означал, как-никак, движение вперед, а сейчас - возврат назад»[33].

Как мы видим, гачикусовские аргументы в пользу «феодального» характера коллективизации, а также его апологетика капитализма на селе списаны у эмигрантских либералов и меньшевиков. Гачикус отождествляет крестьянскую общину с колхозом по той причине, что в обоих случаях мы имеем отсутствие частной собственности на землю. Однако, Гачикус затушевывает тот факт, что в традиционной общине, в отличие от колхоза, земля возделывалась единолично, и входивший в общину крестьянин был хозяином продуктов своего труда. Имевшее место в колхозах обобществление труда существенно отличало колхозный строй от общинного. Коллективизация не была «победой социализма в деревне», как утверждают сталинисты и хрущевцы, но он не был и регрессом в сторону феодализма. Как справедливо отмечает А. Трофимов, коллективизация на деле «способствовала еще большему расширению и развитию рынка и капитализма»[34] и представляла собой процесс накопления капитала в деревне, переходом к крупнотоварному хозяйству от мелкотоварному. Вопреки утверждениям Гачикуса, сталинская коллективизация не только не возродила крестьянскую общину, а наоборот уничтожила ее. Таким образом Сталин в сельском хозяйстве сделал то, что не сделать удалось Столыпину (утверждение Пушнова, что столыпинские реформы полностью уничтожили крестьянскую общину, являются неверным, и на эту ошибку Пушнову указывает тов. Егор), т.е. окончательно перевести сельское хозяйство на капиталистические рельсы. Правда, Трофимов здесь допускает характерную для советских «марксистов» вроде Виктора Макарова (см. его полемику с Сачковым по поводу коллективизации[35]), утверждая будто бы коллективизация стерла стерла классовое различие между рабочим и крестьянином: «Положения о закрепощении крестьянства в результате коллективизации грешат против истины в том отношении, что на деле закрепощения крестьянства здесь уже нет. Ибо нет по сути дела самого класса крестьянства. А есть закрепощение _р_а_б_о_ч_и_х_ (!!!)»[36]. На самом деле, до двух третей дохода советского колхозника составляли доходы с приусадебных участков. Американская марксистка Рая Дунаевская, писала о роли рынка и частной собственности в советской «коллективизированной» деревне:

«Сорок процентов произведенного зерна идет государству в виде обязательных поставок или закупок, по цене, установленной государством. Еще 20 процентов зерновых культур выделяется для использования МТС (машинно-тракторных станций) и трактористов. Более половины из оставшихся 40 процентов потребляется самим крестьянским населением, которое оставляет 15-20 процентов произведенного зерна в качестве товарных излишков. Изменения цен на хлеб, в зависимости от покупателя, были огромны… Открытые рыночные цены, которая примерно девять раз выше государственных, является достаточно сильной побудительной силой для колхозников. Несмотря на то, что свободный рынок называется колхозным рынком, коллективы поставляют на рынок только 15 процентов сельскохозяйственных товаров, в то время как 85 процентов поступает коллективизированных от крестьян»[37].

Претензии действительных марксистов к сталинской коллективизации должны состоять не в том, что она якобы «уничтожила капитализм» на селе, а наоборот раз в том, что она его не  уничтожила, вопреки декларациям руководителей ВКП(б) и КПСС, трубившим раньше времени «победе социализма в деревне» А теперь рассмотрим, как отвечают на критику Пушнова антисталинисты из РКПБ. Товарищ Егор, защищая Гачикуса, пишет:

«Коллективизация земли была делом времени, таким же, как и социализм. Для этого нужны были орудия производства – с/х техника, удобрения и т.д. Капитализм на деревне, подаренный НЭПом, был как раз таким шагом к тому, чтобы вместо кулаков и бедняков на деревне остались только середняки, которые бы, имея достаточно средств для того, чтобы прокормить себя и свои семьи, добровольно бы объединялись – сначала в кооперативы, а затем и колхозы...

Ну, что сказать. Маленький дуче или, скорее, фюрер Пушнов решил, что насильно можно построить социализм. Одно дело – экспроприировать капиталистов, а другое – воевать с трудящимися и заставлять их работать на другую, привилегированную часть населения.  Эксплуатация деревни ради индустриализации могла бы быть оправданна, коли мы получили бы в результате процветающую деревню. Но «процветающую» деревню мы получили только при Хрущеве, да и то зонально. Еще при Сталине, а потом уже при Брежневе деревня была самым отсталым местом страны. А все от того, что в правительстве сидели никчемные экономисты и тоталитаристы. Можно и аристократический «социализм» строить  на костях трудящихся – только об этом ли мечтали Маркс и Ленин?»[38].

Во-первых, утверждать, будто бы развитие капитализма на селе способно привести к тому, что «вместо кулаков и бедняков останутся только середняки» есть верх наивности. Развитие капитализма на селе, и где бы то ни было всегда сопровождается социальным расслоением, усилением классовых антагонизмов. Фантазии тов. Егора об «уравнении» крестьян на селе сродни мечте Прудона об «уравнении», «слиянии» классов при капитализме. Отшатнувшись от сталинизма, тов. Егор ударился в бухаринщину с ее идеей  «врастания кулака в социализм», затухания классовой борьбы в деревне, т.е. его антисталинизм из прогрессивного превратился в реакционный. Нет, тов. Егор, капитализм ни на селе, ни в городе не может естественным путем породить ни равенства, ни социализма. Социализм развивается не эволюционным путем, а путем социальной революции, путем экспроприации частной собственности (не только крупной, но и мелкой) пролетариатом и организации экономики на нерыночных принципах. Сталин, критикуя бухаринскую идею «эволюционного пути к социализму» в деревне, выступал не как оппортунист, а как марксист-ленинец.

Во-вторых, Егор (как и Гачикус), по всей видимости, рассматривает диктатуру пролетариата как диктатуру исключительно над буржуазией, забывая что по Ленину «пролетарская диктатура должна состоять больше всего в том, чтобы самая передовая, самая сознательная и самая дисциплинированная часть рабочих… воспитали, обучили и дисциплинировали весь остальной пролетариат, часто несознательный, и всю трудящуюся массу и крестьянство»[39], т.е. марксистско-ленинское понимание диктатуры пролетариата подразумевает диктатуру пролетариата над самим собой (точнее – над несознательной частью пролетариата) и остальными трудящимися. Отсюда его обвинения в адрес Пушнова, что тот-де хочет «насильно построить социализм», «воевать с трудящимися». «Это уже не диктатура пролетариата получается, а диктатура какого-то иного класса над пролетариатом – что уже не марксизм, а просто-напросто фашизм»[40] - заявляет тов. Егор. Если на то пошло, то «фашистом» можно назвать Ленина, который предлагал организовать промышленные суды, привлекать рабочих к уголовной ответственности за нарушение трудовой дисциплины (антикоммунист-монархист Солоухин по этому поводу пишет: «Это уже что-то новое! Этого не знали, конечно, при проклятом царском режиме. Если бы при царе ввели вдруг на заводах промышленные суды, представляю себе, на каких фальцетах завопили бы об этом друзья пролетариата и все вообще революционеры. А как бы они завопили, если бы, ну, Столыпин, скажем, выступил со следующей тирадой...»[41]). С тем же успехом «фашистами» можно назвать и Маркса с Энгельсом, которые в «Манифесте Коммунистической Партии» и других своих  работах проповедовали  милитаризацию труда. «В будущем армии должны быть одновременно и рабочими армиями, чтобы войско не только потребляло, как это было прежде, но и производило бы больше, чем составляют расходы на его содержание. Это является, кроме того, одним из способов организации труда»[42] - гласили «Требования Коммунистической партии в Германии», подписанные Марксом и Энгельсом (многие российские «коммунисты», а на деле каутскианцы, услышав о марксистско-ленинской идее милитаризации труда, сразу же начинают кричать о «фашизме»). Так можно докатиться до взглядов американского буржуазного журналиста Войта, заявившего, что «марксизм привел к фашизму и национал-социализму, потому что во всех своих существенных чертах он и является фашизмом и национал-социализмом»[43].

В одной своей работе Гачикус пишет, что  ««коммунисты» не любят вспоминать факт невыдачи паспортов крестьянам при Сталине и ограниченной выдачи до 1980г. (что доказывает буржуазно-крепостническую, полуфеодальную суть Советской власти)»[44]. Однако, сам Гачикус не любит вспоминать факт прикрепления рабочих к заводам в эпоху военного коммунизма, что тоже, по мнению Гачикуса, также должно «доказывать буржуазно-крепостническую, полуфеодальную суть Советской власти» (только не сталинской, а ленинской). Анархист Михаил Магид по этому поводу пишет: «закрепощение» «новое крепостничество было страшнее прежнего. В ходе забастовок в Петрограде в феврале-марте 1921 г. трудовыми коллективами выдвигается в качестве базового требование 'открепостить рабочих от предприятий с их женами и детьми'. Недовольные всем происходящим партийцы примыкали к различным оппозициям, иногда выдвигавшим лозунги, близкие к анархизму»[45]. По сути, аргументы Гачикуса ничем не отличаются от аргументов тех же меньшевиков и эсеров, которые кричали о «черносотенной» сущности большевизма, называли Октябрьскую революцию «феодальной реакцией» против демократии. Мы же утверждаем, что прикрепление крестьян к колхозам, как и прикрепление рабочих к заводам, а также милитаризация труда (которую Каутский и его последователи обзывают «государственным рабством» и «фашизмом») нисколько не противоречит марксистской программе строительства социализма.

Глава V. Был ли в СССР социализм?

 

А. Гачикус: «Ленин, вслед за Марксом, говорил, что переход от крепостничества к социализму лежит через развитие капитализма, и предлагал развивать капитализм в России под руководством диктатуры пролетариата.

 

Сталин же врал, что Россия, якобы, перешла к социализму, минуя капитализм, хотя все признаки капитализма были налицо – и товарно-денежные отношения, и противоречие между городом и деревней, и противоречие между умственным трудом и физическим. Хотя по уровню экономики Советская Россия ещё во многом отставала от самых развитых капиталистических стран, а ведь социализм – это более высокая экономическая формация, чем капитализм.

 

Сталинскую ложь подхватили позже хрущёвцы, лгавшие, что у нас в стране социализм. Эту ложь сегодня используют буржуазные писаки, чтоб приписать недостатки советского строя, в сущности капиталистического строя, недостаткам социализма. Хотя на самом деле – социализм не в прошлом, он – в будущем.

 

Жизнь разоблачает ложные теории. Так, она разоблачила и сталинскую теорию о социализме в СССР: если бы у нас был социализм, он в результате своего экономического развития не перерос бы в капитализм, ибо социализм – более высокая стадия по сравнению с капитализмом»

Б. Пушнов: «Автор сам не понимает, где у него капитализм, а где феодализм, лепя всякую чепуху

Понятно, что для того, чтобы общество перешло в коммунистическую формацию, одно сначала должно пройти все остальные этапы развития.

Но после Февральской буржуазно-демократической революции политическую власть захватила буржуазия (уже занявшая власть экономическую), а, значит, капиталистическая формация в России наступила.

Понятно, что «новое общество во всех отношениях, в экономическом, нравственном и умственном, сохраняет еще родимые пятна старого общества, из недр которого оно вышло» (К. Маркс, Ф. Энгельс).

И товарно-денежные отношения (как уже было написано выше, в вопросе о коллективизации), и разница между городом и деревней, между умственным и физическим трудом – все это старые родимы пятна капиталистического общества. Советский Союз унаследовал от Российской империи отсталые промышленность и сельское хозяйство. Но благодаря сталинской коллективизации и индустриализации вышел после Второй мировой войны самой мощной страной в мире».

Во-первых, даже если и принять за правду фразу Пушнова, что «благодаря сталинской коллективизации и индустриализации [Советский Союз] вышел после Второй мировой войны самой мощной страной в мире»  (все-таки, самой мощной страной в мире уже тогда были США, которые Советский Союз так и не смог перегнать в развитии), ничего нам не говорит о социально-экономической природе СССР. Подобная риторика: дескать, «Сталин принял страну с сохой, а оставил с атомной бомбой» характерна для правых, буржуазных «сталинистов», на деле – фашистов, ментальную близость к которым нам демонстрирует Пушнов. Как отмечает Товарищ Егор, читая подобные фразы, «так и хочется крикнуть: «Хайль Сталин!»»[46]. Для действительных маркистов, а не этатистов и социал-шовинистов все эти патриотические фетиши вроде «державной мощи» не представляют никакой ценности. Во-вторых, Пушнов вновь демонстрирует свою теоретическую дремучесть, на этот раз – в понимании социализма. Замечу, что подобное пушновскому псевдомарксистское понимание сущности социалистического общества в настоящее время широко распространено среди разного рода правых оппортунистов. Например, известный катедер-марксист, социал-либерал А. Бузгалин в своей книге «Будущее коммунизма» пишет:

«Во всех своих слагаемых социализм как процесс рождения коммунизма, идущего контрапунктом к "подрыву", постепенному отмиранию отношений отчуждения, включает определенные направления преобразований, имеющих, естественно, существенно различные формы (они различны не только для отдельных стран, но и для отдельных периодов социального времени и “островов” социального пространства: с точки зрения формы мутантного социализма узбекская глубинка конца 70-х отличалась от Москвы начала 60-х больше, чем Чехословакия от Венгрии в те же годы).

Протекая в трех названных различных руслах (реформы в "странах капитала"; деятельность массовых движений; "выращивание" новых отношений в "странах социализма"), социализм в целом может быть охарактеризован как система переходных отношений, большая часть которых давно известна в социалистической теории»[47]

Правые оппортунисты, для того, чтобы натянуть понятие «социализма» на совок намеренно растягивают марксистское понятие социализма (подобно тому, как герой древнегреческого мифа Прокруст растягивал ноги тем, кому его ложе было слишком велико), превращая социализм из «первой фазы коммунистического общества» в «переходный период от капитализма к коммунизму». Таким образом, им удается затолкать под лейбл «социализма» не только собственно социализм (коммунизм), но и различные переходные формы от капитализма к социализму. Эта нехитрая операция позволяет нашим «марксистам» вносить атрибуты капитализма в социалистическое общество, со ссылкой на то место «Критики Готской Программы», где говорится о «родимых пятнах старого общества» в первой фазе коммунизма. Но с таким же успехом можно и человекообразную обезьяну можно назвать «человеком с родимыми пятнами низших приматов». Так возникают в околомарксистской среде нелепые споры на тему «прибавочной стоимости при социализме». Заметим, что образное выражение Маркса  «родимые пятна» указывает на незначительность элементов старого общества при социализме, которые придают различиям между «низшей» и «высшей» фазой коммунистического общества не качественный, но количественный характер. В отличие от Маркса, ревизионисты искусственно создают пропасть между социализмом и «полным» коммунизмом, доходя в своих рассуждениях до объявления социализма «отдельной формацией» от коммунизма (примером могут служить работы таких «марксистов» как Л. Гриффен, Ф. Клоцвог, В. Петров, В. Ацюковский и др.). В действительности же, как справедливо отмечал в свое время А. Трофимов, «Пропасть в экономических отношениях лежит не между социализмом и коммунизмом. Пропасть лежит между существующим в настоящее время в СССР строем и социализмом»[48]. Потуги ревизионистов возвести стену между социализмом и коммунизмом направлены именно на сокрытие несоциалистического, буржуазного характера производственных отношений в СССР. Сталин принадлежит к числу этих рыночных ревизионистов марксизма, и работа «Экономические проблемы социализма в СССР» представляет собой яркий пример фальсификации марксистского учения о социализме. Кстати, критике сталинской ревизии марксистского учения о социализме в антисталинской левой литературе уделяется недостаточно внимания (например, те же РКПБшники совсем не уделяют внимания критическому анализу политэкономических взглядов Сталина). Как отмечал покойный Авенир Соловьев:  «Сталин создал облик «социализма с рыночным лицом». С тех пор в любом учебнике политической экономии содержится глава о «товарно-денежных отношениях при социализме» или даже о «социалистическом товарном производстве». На сталинской идее «рыночного социализма» воспитались, на нашу беду, поколения, советских руководителей. На Сталина льется уже не критика, а потоки грязной клеветы. Но сталинское положение о «социалистическом товарном производстве» стоит непоколебимо… Наступила пора от критики в адрес И.В.Сталина перейти к анализу его идейного наследия, чтобы разобраться, где и в чем марксизм был подменен сталинизмом»[49]. Поэтому, для того, чтобы положить конец этим псевдомарксистским спекуляциям, необходимо в первую очередь четко определить, что именно классики научного коммунизма считали «родимыми пятнами старого общества» в первой фазе коммунизма. Для этого мы приведем полностью ту самую цитату из «Критики Готской Программы», которую Пушнов в своей статье приводит в обрезанном виде:

«Мы имеем здесь дело не с таким коммунистическим обществом, которое развилось на своей собственной основе, а, напротив, с таким, которое только что выходит как раз из капиталистического общества и которое поэтому во всех отношениях, в экономическом, нравственном и умственном, сохраняет еще родимые пятна старого общества, из недр которого оно вышло. Соответственно этому каждый отдельный производитель получает обратно от общества за всеми вычетами ровно столько, сколько сам дает ему. То, что он дал обществу, составляет его индивидуальный трудовой пай. Например, общественный рабочий день представляет собой сумму индивидуальных рабочих часов; индивидуальное рабочее время каждого отдельного производителя — это доставленная им часть общественного рабочего дня, его доля в нем. Он получает от общества квитанцию в том, что им доставлено такое-то количество труда (за вычетом его труда в пользу общественных фондов), и по этой квитанции он получает из общественных запасов такое количество предметов потребления, на которое затрачено столько же труда. То же самое количество труда, которое он дал обществу в одной форме, он получает обратно в другой форме.

Здесь, очевидно, господствует тот же принцип, который регулирует обмен товаров, поскольку последний есть обмен равных стоимостей. Содержание и форма здесь изменились, потому что при изменившихся обстоятельствах никто не может дать ничего, кроме своего труда, и потому что, с другой стороны, в собственность отдельных лиц не может перейти ничто, кроме индивидуальных предметов потребления. Но что касается распределения последних между отдельными производителями, то здесь господствует тот же принцип, что и при обмене товарными эквивалентами: известное количество труда в одной форме обменивается на равное количество труда в другой.

Поэтому равное право здесь по принципу все еще является правом буржуазным, хотя принцип и практика здесь уже не противоречат друг другу, тогда как при товарообмене обмен эквивалентами существует лишь в среднем, а не в каждом отдельном случае.

Несмотря на этот прогресс, это равное право в одном отношении все еще ограничено буржуазными рамками. Право производителен пропорционально доставляемому ими труду;

равенство состоит в том, что измерение производится равной мерой — трудом.

Но один человек физически или умственно превосходит другого и, стало быть, доставляет за то же время большее количество труда или же способен работать дольше; а труд, для того чтобы он мог служить мерой, должен быть определен по длительности или по интенсивности, иначе он перестал бы быть мерой. Это равное право есть неравное право для неравного труда. Оно не признает никаких классовых различий, потому что каждый является только рабочим, как и все другие; но оно молчаливо признает неравную индивидуальную одаренность, а следовательно, и неравную работоспособность естественными привилегиями. Поэтому оно по своему содержанию есть право неравенства, как всякое право. По своей природе право может состоять лишь в применении равной меры; но неравные индивиды (а они не были бы различными индивидами, если бы не были неравными) могут быть измеряемы одной и той же мерой лишь постольку, поскольку их рассматривают под одним углом зрения, берут только с одной определенной стороны, как в данном, например, случае, где их рассматривают только как рабочих и ничего более в них не видят, отвлекаются от всего остального. Далее: один рабочий женат, другой нет, у одного больше детей, у другого меньше, и так далее. При равном труде и, следовательно, при равном участии в общественном потребительном фонде один получит на самом деле больше, чем другой, окажется богаче другого и тому подобное. Чтобы избежать всего этого, право, вместо того чтобы быть равным, должно бы быть неравным.

Но эти недостатки неизбежны в первой фазе коммунистического общества, в том его виде, как оно выходит после долгих мук родов из капиталистического общества. Право никогда не может быть выше, чем экономический строй и обусловленное им культурное развитие общества.

На высшей фазе коммунистического общества, после того как исчезнет порабощающее человека подчинение его разделению труда; когда исчезнет вместе с этим противоположность умственного и физического труда; когда труд перестанет быть только средством для жизни, а станет сам первой потребностью жизни; когда вместе с всесторонним развитием индивидов вырастут и производительные силы и все источники общественного богатства польются полным потоком, лишь тогда можно будет совершенно преодолеть узкий горизонт буржуазного права, и общество сможет написать на своем знамени: Каждый по способностям, каждому по потребностям!»[50].

Итак, Маркс видит основной пережиток старого общества в первой фазе коммунизма в распределении продуктов «по труду», которое, по мнению Маркса, представляет собой особую «социалистическую» модификацию товарообмена. С одной стороны, продукты труда в первой фазе коммунизма можно условно сравнить с «товарами», поскольку в обществе по-прежнему господствует обмен труда на труд, но с другой стороны, перед нами уже не совсем товары, поскольку, как справедливо отмечает Энгельс «товарами» могут считаться только «продукты, произведенные в обществе более или менее обособленных частных производителей, т. е. прежде всего частные продукты»[51]. Поскольку при социализме управление производством передано из рук обособленных частных производителей в руки всего общества, продукты труда уже не могут считаться товарами в прежнем смысле слова. Таким образом, как отмечает профессор В. Беленький, в первой фазе коммунизма имеет место «снятая форма товарного производства»[52]. Понять эту двойственность, диалектическую противоречивость социалистического продукта оказывается крайне сложной, практически недоступной задачей для многих «марксистов», которые берутся рассуждать о товарном производстве при социализме. Некоторые из них видят в распределении продуктов «по труду» полнейшее противоречие социализму и коммунизму, поскольку социалистическая экономика не может быть товарной, и доходят до отрицания учения о двух фазах коммунизма (например, А. Тарасов, взгляды которого подробно разобраны в моей неоконченной работе «Критика теории суперэтатизма»). Другие же хотят протащить в первую фазу коммунизма не «снятое», а самое настоящее товарное производство, объявляют социализм совместимым с рыночной экономикой. К числу последних относится Пушнов, который имевшие место в сталинском СССР товарно-денежные отношения объявил признаком социализма. Если по Марксу и Энгельсу закон стоимости при социализме проявляется «в снятом виде» только в отношениях обмена между обществом и отдельными индивидами, то в сталинском и хрущевско-брежневском СССР господствовали действительные товарно-денежные отношения. В работах Маркса, Энгельса и Ленина немало место критике различных теорий рыночного, «товарнического» социализма, как то: теории Прудона, Дюринга, Антона Менгера (не путать с основателем «австрийской школы» Карлом Менгером!), «народников» в России и т.д. Например, в работе «Эсеровские меньшевики» Ленин пишет: «Марксизм требует ясного разграничения программы-максимум и программы-минимум. Максимум, это — социалистическое преобразование общества, невозможное без уничтожения товарного производства. Минимум, это — преобразования, возможные еще в рамках товарного производства. Смешение того и другого неизбежно приводит ко всякого рода мелкобуржуазным и оппортунистическим или анархическим извращениям пролетарского социализма»[53]. И уж тем более, классики марксизма не могли до сохранения при социализме специфичной только для капиталистического способа производства категории прибавочной стоимости.

 

С аналогичной двойственностью мы сталкиваемся, когда перед нами встает вопрос о наемном труде в первой фазе коммунизма. Как отмечает Ленин, в первой фазе коммунизма имеет место «превращение всех граждан в работников и служащих одного крупного "синдиката", именно: всего государства, и полное подчинение всей работы всего этого синдиката государству действительно демократическому, государству Советов рабочих и солдатских депутатов»[54]. С одной стороны, все члены социалистического общества выступают в роли наемных работников государства (этот факт различным «теоретикам» вроде Тарасова и Предтеченского навесить на первую фазу коммунизма ярлыки «государственного капитализма» и «суперэтатизма»), но с другой стороны, мы не можем говорить о «наемном труде» при социализме, поскольку в социалистическом обществе отсутствуют экономически обособленные производители и рынок. Как отмечает известный теоретик госкапа Тони Клифф:

 

«Если рабочая сила - товар, то предметы потребления, получаемые рабочими в обмен на их рабочую силу, также являются товарами, производимыми для обмена. В таком случае мы должны были бы иметь если не высокоразвитое товарное обращение, то широкую товарообменную систему, охватывающую всю сферу потребления рабочих ... Маркс говорит поэтому, что для превращения рабочей силы в товар необходимо, «чтобы собственник рабочей силы продавал ее постоянно лишь на определенное время, потому что, если бы он продал ее целиком раз и навсегда, то он продал бы вместе с тем самого себя, превратился бы из свободного человека в раба, из товаровладельца в товар ... Если существует лишь один работодатель, то «перемена хозяев-нанимателей» невозможна, а «периодическое возобновление самопродажи» становится простой формальностью. Когда существует много продавцов и всего один покупатель договор также становится лишь формальностью"»[55].

 

Высшая фаза коммунистического общества, устанавливая принцип распределения продуктов труда «по потребностям», тем самым устраняет вышеуказанные «родимые пятна» старого общества, поскольку получаемые индивидом из общественных фондов потребления продукты уже не выражают долю работника в совокупном труде общества, т.е. не являются его «заработной платой», и общество уже не выступает в роли покупателя рабочей силы. Соответственно, при полном коммунизме меняется сам характер труда настолько, что основоположники научного коммунизма в ранних своих работах даже говорили об «уничтожении труда» и замене его «деятельностью». При коммунизме труд превращается из средства «зарабатывания» жизненных средств в самоцель, а сам процесс труда становится источником наслаждения. Позднее Маркс и Энгельс несколько изменили свою терминологию, но суть их взглядов на природу подлинно коммунистического общества осталась прежней. Так, в «Капитале» Маркс отмечал, что:

 

«Царство свободы начинается в действительности лишь там, где прекращается работа, диктуемая нуждой и внешней целесообразностью, следовательно, по природе вещей оно лежит по ту сторону сферы собственно материального производства... С развитием человека расширяется это царство естественной необходимости, потому что расширяются его потребности; но в то же время расширяются и производительные силы, которые служат для их удовлетворения. Свобода в этой области может заключаться лишь в том, что коллективный человек, ассоциированные производители рационально регулируют этот свой обмен веществ с природой, ставят его под свой общий контроль, вместо того чтобы он господствовал над ними как слепая сила; совершают его с наименьшей затратой сил и при условиях, наиболее достойных их человеческой природы и адекватных ей. Но тем не менее это всё же остаётся царством необходимости. По ту сторону его начинается развитие человеческих сил, которое является самоцелью, истинное царство свободы, которое, однако, может расцвести лишь на этом царстве необходимости, как на своём базисе. Сокращение рабочего дня — основное условие»[56].

 

В вышеприведенной цитате состоит вся соль марксистского учения о коммунизме. Для достижения вышеуказанного идеала классики марксизма считали необходимым обратить средства производства в общественную собственность, превратив все население в наемных работников общества, а затем, благодаря увеличению производительности труда сократить рабочий день «в пользу общества» до минимума, освободив тем самым  людей свободными от бремени экономической необходимости.

Глава VI. Совместим ли марксизм с культом личности?

 

А. Гачикус: «Ленин выступал против богостроительства и богоискательства, Сталин же сразу после смерти Ленина стал делать из него боженьку, а вместе с тем и из себя тоже, заигрывая на религиозных предрассудках народа, вместо того, чтоб их разоблачать.

 

Заигрывают на религиозных предрассудках и современные «коммунисты», печатающие в своих газетах портреты Сталина в полстраницы и хвалебные статьи о «мудром и великом вожде»»

Б. Пушнов: «Нам предлагают уничтожить вождей. А что поле этого? – поставить других вождей?

«Особенно забавно, что на деле-то вместо старых вождей, которые держатся общечеловеческих взглядов на простые вещи, взглядов всех цивилизованных людей, на деле выдвигают (под прикрытием лозунга: «долой вождей») новых вождей которые говорят сверхъестественную чепуху и путаницу» (В.И. Ленин «Детская болезнь «левизны» в коммунизме).

Уважение к лидеру, почитание вождя мирового пролетариата не есть его обожествление.

Сталина, как и Ленина, безусловно, надо не только почитать, но изучать его работы (что, как доказано выше, не делает сам автор)».

Пушнов здесь нагло перевирает точку зрения Гачикуса. В статье Гачикуса шла речь вовсе не об «уничтожении вождей», а о необходимости уничтожения неуместного культа личности вождей. Поскольку Пушнов имеет наглость упрекать Гачикуса в невежестве, незнании работ Сталина (Сталина, как и Ленина, безусловно, надо не только почитать, но изучать его работы (что, как доказано выше, не делает сам автор)»), будучи сам невежей в сталинизме (выше я уже показал полное незнание Пушновым работ Сталина по национальному вопросу), мне остается лишь процитировать письмо Сталина в Детгиз:

«Я решительно против издания "Рассказов о детстве Сталина".

Книжка изобилует массой фактических неверностей, искажений, преувеличений, незаслуженных восхвалений. Автора ввели в заблуждение охотники до сказок, брехуны (может быть, "добросовестные" брехуны), подхалимы. Жаль автора, но факт остается фактом.

Но это не главное. Главное состоит в том, что книжка имеет тенденцию вкоренить в сознание советских детей (и людей вообще) культ личностей, вождей, непогрешимых героев. Это опасно, вредно. Теория "героев" и "толпы" есть не большевистская, а эсеровская теория. Герои делают народ, превращают его из толпы в народ - говорят эсеры. Народ делает героев - отвечают эсерам большевики. Книжка льет воду на мельницу эсеров. Всякая такая книжка будет лить воду на мельницу эсеров, будет Вредить нашему общему большевистскому делу.

Советую сжечь книжку»[57].

Как мы видим, Сталин в отличие от наших «сталинистов» прекрасно понимал реакционный всевозможных культов, и пусть вяло, но все же пытался противодействовать складыванию культа собственной личности. Марксистская совесть Сталина не позволяла ему открыто объявить самого себя «великим гением», «земным богом», как это делали глупые и недалекие древнеримские императоры, поэтому он предпочитал называть  себя просто «учеником Ленина»: «Что касается меня, то я только ученик Ленина и цель моей жизни - быть достойным его учеником»[58]. В. Молотов в своих беседах с Ф. Чуевым приводит слова Сталина по поводу многочисленных славословий в своем адрес: «Молотов еще сдерживается, Маленков, а другие – эсеры прямо: Сталин, Сталин! Это ведь эсеры так говорят!»[59]. Итак, сам Сталин называл своих ближайших сподвижников «эсерами». Но разве не сам Сталин окружил себя этими самыми «эсерами», которые сначала раздули вокруг Сталина культ личности, а потом сами же его и развенчали? В возникновении культа личности Сталина виноват в первую очередь сам Сталин, задушивший демократические начала в партии и обществе, рассртрелявший многих честных коммунистов, и культ личности был Сталину лично выгоден. Сталин разгонять своих верных «эсеров» не спешил, поскольку сам был «эсером», раздувшим культ личности Ленина (о чем пишет Гачикус). Бывает и закоренелых буржуев начинает грызть совесть за все то зло, которое они сделали пролетариям (вспомним Прохора Громова из «Угрюм-реки», который после расстрела рабочих кричал: «Братцы, простите меня»). Помучаются капиталисты немножко совестью, а потом опять идут грабить трудящихся - таков их объективный интерес. Интересы же пролетариата прямо противоположны интересам буржуев и их подголосков из «коммунистического» лагеря, которые выступают под знаменем Сталина.

[1] Мухоножки. Хочется объяснить... Гражданам "левым"... http://muhonogki.livejournal.com/616516.html

[2] Х. Вессельман. Сталинисты = правые и еще правее
[3] Бунтарь. Ленинизмы http://buntar1917.livejournal.com/11625.html

[4] И. Валлерстайн. Ленин и ленинизм сегодня и послезавтра
[5] С. Новикова. Сталин VS Ленина http://sandra-nova.livejournal.com/486623.html

[6] Ф. Меринг. На страже марксизма. М.: 2011, с.105-106

[7] В. Шапинов. Наш Сталин http://tr.rkrp-rpk.ru/get.php?60

[8] С. Новикова. "НТВ лжет!" http://sandra-nova.livejournal.com/456340.html

[9] С. Новикова. Следи за теми, кто знает! http://sandra-nova.livejournal.com/194893.html

[10] И. Сталин. О Великой Отечественной войне Советского Союза http://www.oldgazette.ru/lib/stalin/01.html

[11] М. Назаров. Сталин - плоть от плоти жидобольшевизма? // Комментарий К.Душенова http://rusprav.org/2006/new/148.htm

[12] Б. Пушнов. Для нас имя Сталина неотделимо от имени Сталина
[13] Бунтарь. О диктатуре пролетариата http://www.proza.ru/2009/12/03/1133

[14] А. Трофимов. Несколько ложек дегтя в бочке меда http://www.proza.ru/2009/10/26/458

[15] А. Трофимов. Ответ Бунтарю http://proza.ru/2010/01/04/561

[16] Н. Масленников. Для коммунистов имя Сталина навеки проклято, как имя палача революции

[17] А. Гачикус. Черносотенцы-большевики http://rospbol.narod.ru/chernosotencybolsheviki.htm

[18] К. Каутский. От демократии к государственному рабству http://revarchiv.narod.ru/kautsky/oeuvre/fromdemocracy.html

[19] А. Гачикус. Российский империализм и пролетарская революция http://rospbol.narod.ru/4-ripr.htm

[20] К. Маркс, Ф. Энгельс, ПСС, т.22, с.191

[21] Конституция (основной закон) Союза Советских Социалистических Республик. Утверждена Чрезвычайным VIII съездом Советов Союза ССР 5 декабря 1936 года (с последующими изменениями и дополнениями) http://www.hist.msu.ru/ER/Etext/cnst1936.htm

[22] В. Ленин. ПСС, т.30, с.128

[23] И. Сталин. К постановке национального вопроса http://petrograd.biz/stalin/5-9.php

[24] И. Сталин. Ещё раз к национальному вопросу http://petrograd.biz/stalin/7-5.php

[25] В. Дикхут. Реставрация капитализма в Советском Союзе http://library.maoism.ru/RCSU-Dickhut.rar

[26] В. Ленин. ПСС, т.45, с.356

[27] Ibid, с.211-212

[28] Ibid, с. 359

[29] Д. Бранденбергер. Национал-большевизм. Сталинская массовая культура и формирование русского национального самосознания http://aleksandr-kommari.narod.ru/brandenberger.htm

[30] Ibid

[31] А. Лазаревич. Советия http://webcenter.ru/~lazarevicha/k2f/Sovietia_7.htm#_7_1

[32] И. Сталин. Об антисемитизме http://petrograd.biz/stalin/13-21.php

[33] Л. Троцкий. К капитализму или к социализму? http://magister.msk.ru/library/trotsky/trotm273.htm

[34] А. Трофимов. Проект программы пролетарской партии http://www.proza.ru/2007/03/25-145

[35] В. Сачков. Заметки о социализме и коллективизации. http://communist.ru/index.php?article_id=2163

[36] А. Трофимов. Этюды по экономической истории СССР http://www.proza.ru/2005/06/14-06

[37] R. Dunayevskaya. An Analysis of Russian Economy
[38] Товарищ Егор. Так и хочется крикнуть: «Хайль Сталин!»
[39] В. Ленин. ПСС, т.41, с.147

[40] Товарищ Егор. Так и хочется крикнуть: «Хайль Сталин!»
[41] В. Солоухин. Читая Ленина http://www.hrono.ru/libris/lib_s/solouh_lenin.html

[42] К. Маркс, Ф. Энгельс, ПСС, т.5, с.1

[43] Ф. Хайек. Дорога к рабству http://www.libertarium.ru/l_lib_road_ii

[44] А. Гачикус. О возрождении «чистого» ленинизма http://rospbol.narod.ru/vozrozhdenie.htm

[45] М. Магид. Рабочая Оппозиция и Рабочее Повстанчество http://zhurnal.lib.ru/m/magid_m_n/oppoozrab-1.shtml

[46] Товарищ Егор. Так и хочется крикнуть: «Хайль Сталин!»
[47] А. Бузгалин. Будущее коммунизма, с.38

[48] А. Трофимов. Совместим ли социализм с господством товарно-денежных отношений? http://www.proza.ru/2005/07/07-206

[49] А. Соловьев. Незаконченный спор о социализме (спор между Плехановым, Лениным, Устряловым)
[50] К. Маркс, Ф. Энгельс, ПСС, т.19, с.18-20

[51] К. Маркс, Ф. Энгельс, ПСС, т. 20, стр. 318

[52] В. Беленький. Диалектика и судьбы социализма в СССР http://proza.ru/2011/10/22/1120

[53] В. Ленин. ПСС, т.13, с.397

[54] В. Ленин. ПСС, т.33, с.97

[55] Т. Клифф. Государственный капитализм в России http://www.marksizm.info/content/view/5159/60

[56] К. Маркс, Ф. Энгельс, ПСС, т.25, ч.2, с.386-387

[57] И. Сталин. Письмо в Детиздат при ЦК ВЛКСМ http://petrograd.biz/stalin/14-29.php

[58] И. Сталин. Беседа с немецким писателем Эмилем Людвигом http://petrograd.biz/stalin/vol-13.php

[59] Ф. Чуев. Сто сорок бесед с Молотовым: Из дневника Ф. Чуева http://grachev62.narod.ru/molotov_140/chapt08.htm