Но медленно ты сгораешь в огнях кровавого бала,
И по ночам уже давно ты видишь только кошмары.
NTL – Жертва
В маленьком зеркальце отразилось мое лицо. Худое, с полными бледными губами, высокими скулами, большими глазами с пушистыми ресницами. Длинные каштановые волосы я собрала в хвост, чтобы не мешались. Сейчас меня можно было назвать симпатичной. Конечно, если не брать в расчет круги под глазами, образовавшиеся от недосыпа, обломанные ногти на руках, синяки на коленях и безразличное выражение в глазах. Нет, пожалуй, симпатичной меня назвать нельзя было.
Наконец-то, спустя восемь лет, наступил этот момент. Я возвращаюсь в родной город. Постройневшая, избавившаяся от многочисленных прыщей, из-за которых мое лицо напоминало пиццу, уверенная в себе молодая женщина. Только вот момент этот я себе представляла не так. В моих глупых мечтах я приезжала на крутой машине, а не на обшарпанном автобусе с двумя угрюмыми охранниками в салоне. Меня ждали любящие родители, а не пустой автовокзал и противный моросящий дождь. В мечтах были друзья, любимый мужчина. Там я счастливо улыбалась, и красивое платье отлично подчеркивало мои достоинства. На деле же я въезжала в город, подаривший мне 15 лет отчаяния, в застегнутой наглухо ветровке, кепке, надвинутой на глаза и под действием сильных транквилизаторов. Но даже несмотря на лекарства, действовавшие подобно удару дубиной по голове, я до дрожи в коленях боялась, что кто-то меня узнает.
Воспоминания о том дне были призрачными, серыми, лишенными эмоций. Я не помню, что чувствовала, нажимая на курок и видя, как те, кто издевался надо мной годами, навсегда закрывают глаза. Я помню каждую деталь того дня, но совсем не помню ощущений. Испытала ли я удовлетворение? Было ли мне страшно? Годы лечения стерли эту информацию из моего мозга
Когда водитель буквально вышвырнул мою сумку из багажника, я немного расслабилась. Не было разъяренной толпы с плакатами, не было охраны. Вокзал был абсолютно пуст и только несколько голубей придавали этому унылому месту хоть какое-то ощущение жизни.
От меня отвернулись все. Родители не пожелали знать меня, но разрешили жить в их бывшем доме. Здесь, в «Зеленых Кленах», небольшом поселке городского типа. Продать дом я, к сожалению, не могу. Забавный эксперимент: убийца будет жить рядом с местом преступления.
Я вообще многого не могу делать. Не могу устроиться на работу. Не могу покинуть город. Не могу драться, иметь оружие, взрывчатые вещества. Должна постоянно носить специальный браслет, быть готовой к неожиданным визитам куратора и раз в месяц ездить на прием к моему психиатру.
Давайте знакомиться? Я Инна Хворостовская. Убийца и психопатка.
Это случилось восемь лет назад. Но началось гораздо раньше. Примерно в детском саду. Я была толстой, прыщавой девочкой с нарушением речи. Я и сейчас, спустя годы, не особенно люблю говорить, хоть и выправила речь с помощью упорных и долгих тренировок. Мои передние зубы сильно выпирали вперед, придавая мне сходство с бобром. Ходила я как пингвин, переваливаясь с ноги на ногу.
Меня дразнили столько, сколько я себя помню. Дразнили по-разному. Порой просто обзывали, что, конечно, было неприятно, но привычно. А порой вели себя совсем уж жестоко. Меня запирали в темных чуланах, привязывали к деревьям и оставляли там, портили мои вещи, смеялись надо мной, писали обидные вещи в дневнике, постоянно подсыпали мне тараканов в еду. В общем, я не очень любила детский сад и школу.
Родителям было на меня плевать. Ребенок учится, одет, накормлен – все отлично. Отец был постоянно занят на работе, хотя денег у нас было предостаточно. Мама, если не пропадала с подругами в магазинах и барах, сутками смотрела сериалы. Я была почти предоставлена самой себе.
Взрыв случился в девятом классе. Я была все такой же толстой, некрасивой и угрюмой девочкой пятнадцати лет. Конечно, от насмешек никуда было не деться, но к ним я так привыкла, что почти не обращала внимания.
Однако одна компания невзлюбила меня особенно сильно. Их было семеро. Андрей – высокий светловолосый парень, мечта всех девчонок к школе. Анна – худая брюнетка, рокерша и оторва. Марина – красивая девица без особенных талантов. А еще Лера, Макс, Илья и Маша. Все красивые, успешные, крутые и жестокие. Они доставали меня до слез и истерик. Пожалуй, не стоит описывать все их идеи. Скажу только, что фантазия была что надо.
Моя психика была поломана еще в раннем детстве, сейчас я это признаю. Я не дралась, опасаясь серьезных травм. Не давала обидчикам отпора. Молча все сносила, а дома часами плакала. Как же я их ненавидела! Самого чувства я не помню, но помню, как однажды стулом разбила окно в своей комнате. Прибежала мама и начала на меня орать. А я смотрела на осколки, усыпавшие пол и поняла, что больше не могу. Это было 15 апреля. Мой девятый класс. На следующий день я украла у отца пистолет, который он хранил как память об армейском прошлом, и убила их.
Я достала оружие на классном часу, когда Марина в который раз что-то сказала по поводу моих зубов. Я умела стрелять: папа любил возить меня на охоту. Это почти единственное проявление родительской любви в итоге сломало мне жизнь. Марина упала, кровь оказалась удивительно красной. Все закричали, вскочили с мест, но никто не попытался отнять у меня оружие. Я помню испуганное лицо Маргариты Павловны – учительницы математики. Помню рыдания кого-то из одноклассниц. Помню еще три выстрела, после которых упали Лиза, Маша и Илья. Помню, как Андрей кинулся ко мне и получил пулю в живот. Макс попытался было выбежать из класса. Моя последняя пуля досталась его спине. Аню я ударила стулом по голове. Она упала на пол и осталась там лежать без движения.
Я беспрепятственно вышла из школы. Никто даже не попытался меня остановить. Они не знали, что патронов больше нет. Я медленно брела по улицам города и осознание того, что я сделала, приходило ко мне. Уже через двадцать минут, когда я пришла домой, я призналась маме.
Полиция, тогда еще бывшая милицией. Скорая. Наручники. Мамина истерика. Папино лицо, полное отвращения. Допросы, суд. Психушка. Я – невменяемая.
Уже в больнице я узнала, что после моей стрельбы выжили двое – Андрей и Анна.
Спустя восемь лет они меня отпустили. Спустя восемь лет лечения я возвращаюсь в родной город, где по сырым улицам все еще бродят призраки моего прошлого. Теперь мои зубы не торчат – их мне пришлось заменить после драки с санитарами. Я больше не толстая – больничная еда и постоянные тренировки сделали свое дело. Прыщи тоже исчезли. Меня нельзя назвать красивой. Но я больше не уродина. Внешне. Все, кто знаком с моей историей, считают меня уродом в душе.
Дом остался прежним. Построенный на века, кирпичный, с красивыми воротами и решетками на окнах. Идеальное место, чтобы скоротать остаток жизни.
Я с трудом открыла дверь – замком очень долго не пользовались. Старый дом встретил меня запахом пыли и непривычным отсутствием уюта. Ни ковров на полу в гостиной, ни фотографий, развешенных вдоль лестницы. Свет зажегся не сразу, будто бы несколько секунд вспоминал как это – освещать заброшенный восемь лет назад дом.
Стук моих каблуков эхом разносился по помещению. Я бродила по комнатам, стаскивая с мебели чехлы, включая свет, стараясь впустить в дом хоть чуточку тепла и уюта.
Что подумают жители города, когда увидят в доме Хворостовских свет? Что мне делать, когда о моем возвращении узнают все?
Чувств будто бы не было. Я бесстрастно рассматривала тени своего детства. Теперь я здесь одна. Навечно. Что ж, некоторые считают, что я это заслужила.
Зазвонил мобильный. Психиатр.
- Инна, вы добрались? Все хорошо?
- Да. Погода не радует, а в целом все нормально. Осматриваю дом, вдруг что в аварийном состоянии. Не хотелось бы, чтобы люстра упала мне на голову.
- Что ж, осваивайтесь. Я знаю, что вам нелегко. Но помните, вы здоровы. Принимайте лекарства, делайте упражнения и в случае чего звоните мне.
Хорошо. Я поняла, - смирно ответила я.
В холодильнике было пусто. Хорошо, что я захватила с собой фрукты и бутерброды – для магазина уже поздновато. Да и не хотелось мне выходить. Наверное, я подсознательно хотела отсрочить встречу с окружающим миром.
Усевшись в гостиной, я включила телевизор. К счастью, отец вовремя оплачивал все счета, а потому кабельное не отключили. Найдя какой-то концерт отечественных звезд, я принялась за бутерброды.
Свет мигнул, и я вдруг вспомнила о своей комнате. О комнате на втором этаже дома.
Я была готова ко всему. К нетронутой обстановке, оставленной в том виде, в котором она была восемь лет назад. К переделанной гостевой. Но никак не к этому…
В комнате с абсолютно голыми стенами валялись коробки, мешки, стопки книг, деревянные доски. Одна коробка опрокинулась на пол и из нее выпали несколько тетрадок, в которых я узнала свои дневники. В углу валялся плюшевый заяц, с которым я спала.
Меня просто вычеркнули из жизни. Распихали по коробкам и оставили пылиться здесь, в темной пустой комнате. Я перестала существовать для своих родителей давно. Тем не менее, мое сердце еще билось. Я часто дышала, стараясь отогнать подступивший кошмар. Я задыхалась от пыли, кашляя и прикрывая лицо. Сдавленные рыдания рвались из груди
Когда я поняла, что плачу от жалости к себе, а не из-за раскаяния в содеянном, я закричала. Я уже восемь лет пыталась начать сожалеть об убитых мною людях.