Тысяча первая ночь

Алексей Степанов 5
- О, Шахрияр, о счастливый царь и справедливый повелитель, дозволь рассказать тебе еще одну сказку, о том, как студент медресе Родион напал с секирой на старуху Изергиль и убил ее, полагая сие деяние угодным Аллаху, но страшный ифрит Порфирий изобличил его, чтобы немедля доконать безнадежной любовью.

 Неужели сия история не исторгнет слез из глаз твоих, о повелитель? Что ж, тогда я готова к завтрашней казни. Поведай мне, о милосердный, что ждет меня: шелковый шнурок или же кол? Я предпочла бы кол, ибо тогда тысячи жителей славного Хорезма смогли бы любоваться мною в течение целой недели, хотя скромность моя смущена перспективой оставаться обнаженной среди толпы столь долгое время. Нет, о величайший из величайших, только не потоптание царскими слонами! Лишь представь себе, во что превратится моя прическа, да и на площади, где производится это действо, по слухам, горы слоновьего навоза! Я этого не вынесу! Позволь мне рассказать тебе другую сказку, я уверена, что она тебе незнакома.

 Жила в гареме одного султана красавица, которая ночью была брюнеткой, носила нескромные одежды из кожи черных как ночь нубийцев и любила охаживать своего повелителя плеткой по попе, а днем превращалась в розовую блондинку и любила нежный секс. И вот однажды… Что, ты слышал и эту сказку? А чем она закончилась? Нет же, красавицу вовсе не сварили в масле; джин Хохмад-аль-Самосуд унес ее в Долину Синих Ветров и сделал своей наложницей. О, то была такая запутанная и долгая история, что ее с лихвой хватило бы на десять ночей. Но лучше я расскажу тебе совсем новую сказку.

 Представь себе, о повелитель, что звезды на небе – вовсе не дырочки в хрустальном своде, через которые ночью виден свет, исходящий от Небесной обители, а днем через которые на твои доблести смотрят сладкогласые пери. Звезды подобны нашему дневному светилу, и лишь огромное расстояние делает их столь незаметными. Так вот, близ звезды Алгол в созвездии Большого пса (да продлит Аллах его дни) есть подобие нашей Земли, населенное вампирами, сосущими кровь из правоверных, и обитателей совсем уж чуждых мест, и те существа сделаны из дамасской стали, хрусталя и меди. Та земля укутана огромным океаном, а суши на ней нет вовсе. И на дне океана, под куполом, удерживаемым джинами с непроизносимыми именами, неверные разводят (да простит меня повелитель за непотребное слово) свиней. Ну, наверное, у Аллаха просто не доходят руки – покарать неверных, но ведь и у нас на западе живут до поры - до времени те, кто занимается таким же непотребством. Я слышала даже, что неверные насаживают мясо этих грязных животных на шампуры, точно так же, как правоверные делают это с плотью верблюдов или баранов, и едят, запивая перебродившим виноградным соком, и богохульствуют при этом. Пусть утешением тебе, о повелитель, будет то, что джины уносят души этих заблудших по их смерти прямиком в ад. Наверное, и на той далекой звезде происходит то же самое.

 Но продолжу мой рассказ. Жила в подводном вертепе девственница, красота которой затмевала синь океана и свет Альфы Алгола. Однажды старший евнух, что присматривал за свиньями (да простит меня повелитель за упоминание этих животных, созерцание которых оскорбительно для правоверных) направился за пределы дворца, чтобы продать несколько животных стальным ифритам.
 О, повелитель, не засыпай! Еще только полночь разделила время пополам, еще только луна спряталась за чадрой горизонта, а ты уже смежил веки свои и не видишь, как полунощная роса крадет свет звезд. Я расскажу тебе другую сказку, которая развеселит твое сердце.

 В городе Ширване жил лекарь, которого звали Аспирин-ибн-Анальгин, и он был молод и решил жениться. Ширван славен своими банями, и вот Аспирин-ибн-Анальгин направил свои стопы в бани, где встретился с друзьями, нарушавшими законы шариата. Там они нарушили законы шариата раз, и другой, и третий, а когда пришло время ибн-Анальгину отправляться к невесте, то он сел в носилки, которые предназначались для другого, ибо разум его был затуманен, и оказался на постоялом дворе, откуда караван уходил в Хорезм. Ты знаешь, о светоч грез моих, что Хорезм схож с Ширваном и минаретами своими, и высокими дувалами, и главными воротами, и потому отуманенный недозволенными напитками лекарь не понял, что оказался в чужом городе. И полагая, что направляет свои стопы в свое жилище, пришел он в дом к блуднице, тайно встречавшейся с сотником стражи султана Арбузом-ибн-Артрозом, и лег спать, ибо хозяйки не было дома. Когда же она явилась и застала его, то вместо того, чтобы, как подобает честной женщине, позвать стражников, которые засвидетельствовали бы вторжение и отрубили бы нечестивцу голову, она разбудила Аспирина-ибн-Анальгина и стала соблазнять его, играя на кифаре, песней про то, что сожалеет, что в ней нет болезни, которую могла бы заполучить от своего возлюбленного. И только они собрались слегка соприкоснуться рукавами, как ворвался в жилище ибн-Атроз, крича, как верблюд во время гона.

 Как, я уже рассказывала тебе эту сказку два года назад? О, светлейший из мудрейших, я смущена краткостью своей памяти и мощью твоего ума. Что ж, златоперстая заря еще не затмила звезды и я могу рассказать тебе новую сказку.

 Близ Босфора, где гяуры вечно бьются с правоверными и не могут превзойти их в доблести, жил старый крестьянин и его жена. Вот раз, когда пришел месяц рамадан и добродетельным феллахам пора готовить праздничные угощения, пошли они в закрома и увидели, что нет ни муки, ни кус-куса, ни дробленого проса. Но был крестьянин мудр, и приказал старой женщине помести по полу крылом горлинки. Та так и сделала и намела как раз на один сладкий шарик. Она замесила тесто и испекла шарик в тандыре, и украсила его против обычаев, сделав из сухого инжира губы, из изюма – глаза и из финика – нос, и дала ему имя: Кол-аль-Бок. Вслед за тем положила она шарик на дувал, чтобы он остыл.

 Мой повелитель, почему ты снова гневен? Ну да, похожая сказка была, но ведь в прошлый раз дело происходило в страшных северных краях, да и назывался шарик по другому. Ты больше не хочешь сказок? Значит, пришло время моей казни? Я поняла, чем озабочен ты был в последнее время: придумывал самую мучительную смерть для меня. Как, неужто может быть что-то страшнее, чем кипящая смола или утопление в мелком нужнике на рынке в Самарканде? Говоришь, что подаришь меня своему дяде? Но ведь он же твой враг и метит занять твое место на троне. А, я поняла, твои разъяснения точны, как расчеты ростовщика из Хоросана. Хорошо, о пресветлый, я буду теперь рассказывать сказки твоему дяде – и он либо сойдет с ума, либо умрет от скуки и бессонницы, но можешь считать свой трон неприкосновенным.