Очень часто людское любопытство безжалостно и недобро до чужой беды.
После смерти Риточки, мы почти сразу уехали в Питер. В городе оставаться было просто невыносимо. Все напоминало об ушедших друг за другом самых родных людях.
Когда мы вернулись домой, в постылый город, город, где остывает Солнце, то мы выходили на улицу только по делам. Хотя бы немного прогуляться времени не было. Мы мчались к нотариусу, в магазин, на почту, еще в какие-то конторы. Вечером я так сильно уставала, что просто лежала с закрытыми глазами, ничего не слышала и хотела одного – забыть, что я еще живу. Такое состояние псевдо нирваны, давало иллюзию передышки.
Радовало одно, никто из соседей по подъезду не спрашивал: где Рита? Как она? И не задавал другие невыносимые для меня сейчас вопросы.
Был солнечный ветреный день. Мы мчались из аптеки мимо детской площадки по очередным неотложным делам. Вдалеке на скамейке грелись две старушки из нашего подъезда. Сидели они к нам спиной, но, видимо, скука и любопытство обостряют зрение заднего вида.
Одна бабуля извернулась в позе йога и закричала:
– Как Ваша бабушка?!
В этом вопросе было столько надежды на дальнейшую беседу! Обсудить болезнь Риточки, лечение, врачей, правительство, а если вдруг и самое страшное, то это, ведь, такая тема со знакомыми! Одна старушка скажет другой:
– Боже мой! Она умерла так рано, а я ее помню, словно сегодня видела! Мне ведь столько же лет сколько и ей.
Соседка оживленно подхватит:
– А мне уже восемьдесят пять и ничего еще – держусь. Благодаря вьетнамскому кофе из какашек редкого зверька. А вчера видела в ток-шоу как наша с тобой ровесница впала в кому и при этом родила тройню. Представь!
– Да ты что!
– Ну, да! И ты такое пропустила?!
И беседа потечет незатейливым ручейком.
Но мы мчались галопом, словно породистые рысаки, поэтому на ходу я лишь крикнула:
– Потом расскажу!
Но, меня неожиданно и врасплох подловили.
Ваня пошел домой за нашей старенькой и маленькой собачкой Пуськой, чтобы ее выгулять на свежем сентябрьском деньке. Я сидела у скамейки и любовалась такой приятной на вид и очень осенней лужей, из которой ворона что-то усердно вытаскивала. Мимо с небольшим тузиком протрусила какая-то тетка, я не обратила на нее никакого внимания, так как действия вороны занимали меня больше.
Внезапно я услышала резкий с надрывом голос, которым обычно бабы на рынке зычно орут: – Булочки, бублики, пышки. С пылу, с жару. Подходи, налетай!
Тетка спросила:
– Как Ваша мама?
Я оторвала взгляд от вороны и увидела крашеную в цвет переспелой сливы, соседку с первого этажа. Имени ее я не знала, просто изредка видела то ее, то ее мужа, то их вместе. Парочка этих супругов была весьма заурядной, почти всегда в пожеванных спортивных костюмах. Они приезжали в навороченной машине, обычно с огорода. С мешками и корзинами. Все наши разговоры были лаконичны. Я говорила: Здравствуйте! Ответ был всегда один: Здрасссте.
Конечно, я поняла, что ее любопытство хочет пищи. Хотела съязвить в ответ, но передумала и поправила ее:
– Тетя, тетя, а не мама.
Соседка цвета сливы, расплываясь в морковной улыбке и, находясь на приличном расстоянии от меня за теннисным столом не унимаясь, продолжала:
– Тетя? Ну, да, тетя. Мне говорили, что у нее инсульт. Так как она?
Я с тоской посмотрела на нее и облезлого тузика, и через теннисный стол крикнула:
– Она умерла.
Вся ситуация напоминала театр, казалось вот-вот на сцену выскочит Шекспировский шут, бренча бубенцами Вечности и скажет горькую правду о происходящем. Но шута не было и соседка, продолжая, улыбаться еще больше оживилась:
– А когда?
– В июле.
Повисла пауза. Соседка ожидала продолжения, но я, не моргая, смотрела на нее и молчала.
Сквозь осеннюю сиротливость сливово-морковная соседка резюмировала:
– Хорошая была бабуля, хорошая. - и не спеша почапала искать новую пищу для своего любопытства.
Небо минорно смотрело на сцену жизни, а я думала: Мозг человека постоянно хочет еды и если его не наполнять прекрасным, он начинает покрываться мхом и слизистыми поганками. Сплетнями и слухами.
Соседка даже не знала, кем приходится мне Риточка, как ее зовут, но любопытство голодным крысенышем не давало ей покоя, и в своей бестактной жадности она даже не сказала элементарные слова соболезнования.
В это время выскочил Ванюха с Пуськой под мышкой, и я постаралась забыть, сколько агрессивной злобы, равнодушия и глупости пришлось мне встретить после ухода самых родных мне людей.
А где-то, где-то в Небе звучала забытая песня, и Солнце остывало в ладонях.
(Из серии «Мысли вслух» http://www.proza.ru/avtor/dimsv&book=22#22)