3. На сеновале. Из сб. Дедушкины рассказы

Владмир Пантелеев
Н А      С Е Н О В А Л Е.

ПРЕДИСЛОВИЕ

                «На сеновале" - это один из рассказов из небольшого цикла «Дедушкины рассказы»  («День в деревне», «Бабушкина уха», «На сеновале», «Уши горят», "Кладоискатели")  о том, как люди жили на селе полвека назад. Это рассказы о моём детстве, о природе, окружавшей меня, о моих сверстниках, о возмужании и формировании характера, о трудовом воспитании в семье, о проблемах, волновавших подростков полвека назад.

                По моему глубочайшему убеждению эти рассказы для СОВМЕСТНОГО чтения внуков и внучек с ДЕДУШКАМИ и БАБУШКАМИ. Это, если хотите, методическое пособие, подсказка, как и о чём, вспомнить дедам и бабкам из своего детства, чтобы совершить со своими внучатами поход в историю своей молодости. Историю, пусть, хоть, и полувековой давности, но таящей в себе столько незнакомых для современных детей слов, понятий, видов работ, уже забытой техники и, вообще, всего того, что нашим внукам и внучкам самим не осмыслить.

                Но, если нет осмысления, не появится и интерес, а это повод оборвать чтение на полуслове, нет, не чтение, а повод оборвать связь поколений, которой нам всем в нашем обществе так не хватает.

                Если вы промоете песок прочитанных фактов на сите своего сознания, и в нём останутся, хоть редкие отдельные песчинки золота общечеловеческих непреходящих ценностей, значит и мы, старики, можем своим примером и воспоминаниями ещё что-то сделать для наших ближайших потомков – внуков и правнуков, для их духовного, интеллектуального и физического совершенствования.

                Автор


               В середине лета тётя Анна покупала для скота на зиму два – три воза высушенного свежего сена. Мужик, приезжавший с возом, подгонял подводу к торцевой стене довольно длинного бревенчатого сруба, стоявшего рядом с нашим домом. С одной стороны в срубе размещался хлев со стойлами для коровы и поросят, насестами для кур и клетками для кроликов, а с другой стороны сарай для дров. Всё чердачное пространство под крышей использовалось под сеновал.

               Вот сюда наверх под крышу мужик и забрасывал вилами сено с воза, а мы – дети охапками перетаскивали его вглубь, пока весь чердак не заполнялся сеном. Это была для нас не столько работа, сколько игра и развлечение, так как кидаться охапками свежего мягкого душистого сена, кувыркаться и бороться в нём, было одно удовольствие.

               Правда, когда мы чересчур увлекались этим, забывая про работу, тётя Анна, также помогавшая мужику вилами забрасывать сено с воза к нам наверх, покрикивала на нас, что, мол, не разрешит нам спать на сеновале. Это сразу всех успокаивало.
 
               Ведь именно возможность провести несколько жарких июльских ночей на сеновале была главным стимулом в нашей работе. Вечером тётя Анна расстилала на сеновале в одном углу солдатское одеяло для девочек, а в другом для мальчишек. Спали мы на них, ложась поперёк. Кроме наволочек на подушках другого постельного белья нам на сеновал не давали. Накрывались также солдатскими одеялами. Их тоже было два, одно для девочек и одно для мальчишек.
 
              Сеновал был только у нас. Из примыкавших с двух сторон к нам соседских дворов дети приходили помогать укладывать нам сено, за что тётя Анна разрешала, а родители их отпускали переночевать с нами на сеновале. У Ходыкиных сено хранилось в стогу прямо на огороде, и сёстры Ходыкины – Ленка и Маруся тринадцати и двенадцати лет приходили к нам.

              С другой стороны с нами соседствовал дом деда Соколовского, который скотину вообще не держал, и у него сена не было. К нам приходил его внук, наш с Янкой ровесник, Юрка, приезжавший к деду, как и я, на лето из города. Только мы жили в разных городах. Порой на сеновале собирались на ночёвку до десяти человек.

              Конечно, спать сразу никто и не собирался. Когда полностью темнело и на фоне низко висевшего над горизонтом огромного диска луны мелькали крылья летучих мышей, напоминая своим видом доисторических птиц, этих чудовищ-великанов, рассказы о привидениях, пиратах, кладах, чертях, покойниках и прочих страхах заставляли учащённо биться наши сердца и плотнее прижиматься друг к другу.

              Мы были поочерёдно и слушателями и рассказчиками. Но больше всех преуспевал Юрка. Он много читал, знал массу всяких историй и умел красиво их рассказывать. Только человек много читающий владеет даром красивой речи. Во время рассказов от нервного напряжения мальчишки потихоньку «ржали», девчонки повизгивали, требовали, чтобы рассказчик не продолжал страшные истории, но через какое-то время кто-то из них спрашивал, а что было дальше?

                Про пиратов, разбойников, клады и индейцев чаще всех рассказывал Юрка. Про привидения, покойников, чертей и водолазов – я. А про гигантских китов, осьминогов, акул, огромных крокодилов и туземцев-людоедов – Янка.

                Рассказы сочинялись на ходу. Однако основой их всегда служили прочитанные книги, виденные фильмы и картинки, истории, услышанные ранее от старших или приключения, случившиеся с нами самими, но, свидетелем которых был кто-то из присутствующих на сеновале. Врать и хвастаться не разрешалось. Кое-какие байки и приключения запомнились мне на всю жизнь, и я охотно готов ими с вами поделиться.

                ИСТОРИИ, которые любил рассказывать ЯНКА.

                Например, Янка  часто рассказывал историю о том, как в далёкие времена мореплаватели на тяжелых деревянных парусниках с большими мачтами бороздили просторы мирового океана. Они часто видели китов, но однажды ночью в темноте их судно столкнулось с гигантским китом, из пасти которого торчали концы мачт проглоченных им кораблей.

                Моряки стали думать, что достигли края земли и упали на одного из трёх китов, на которых земля держится. Тогда ещё люди думали, что земля это плоский блин, который лежит на спинах трёх китов.

                Кит пробил хвостом борт судна. Внутрь хлынула вода. Тщетно моряки пытались заделать пробоину. К утру судно стало тонуть, и морякам пришлось пересесть в шлюпку. Много дней и ночей гребли они в надежде спастись.

                Однажды перед шлюпкой показалась голова здоровенного осьминога. Огромным глазом он осмотрел свою добычу, и длинными щупальцами стал опутывать шлюпку и тащить её на дно. Моряки пытались отбиваться вёслами, но вёсла ломались, как спички. Тонкие кончики длинных щупальцев обвивались вокруг тел моряков, сковывая их руки и ноги, и их беспомощные тела исчезали в морской пучине.

               И тут вдруг появилась большущая акула. Она стала бороться с осьминогом, откусывать ему концы щупальцев, и осьминог удрал. В конце этой трагической схватки двое моряков остались живы. Они залезли акуле на спину, ухватились за плавник и сказали ей: «Вези нас домой. За наши страдания ты должна нам помочь. На этом пути ты увидишь, из какой дали далёкой мы приплыли сюда. И, если тебе этот путь покажется коротким, можешь съесть нас».

               А были те моряки родом из наших мест. Долго акула везла моряков домой, но довезла. А самой плыть обратно у неё сил уже не хватило, и осталась она жить в нашем озере. Моряки те прожили долгую жизнь, женились, детей вырастили, состарились и, когда пришел им срок, умерли. А акула та до сих пор живёт в озере, иногда в нашу речку заплывает.

                После этого рассказа девочки начинали визжать, говорить, что больше на речку купаться не пойдут. Мальчишки спорили о том, что не могла акула к нам из океана в наше озеро попасть.

                Телевизоров и компьютеров в те годы ещё не было, и об этом споре часто вспоминали в  длинные, зимние, свободные вечера, когда брали из шкафа старый географический атлас, по которому ещё отец Янки, дядя Антон, учился, и указкой пытались по океанам, морям, рекам и каналам проложить путь акулы в наши края.  Спорили до хрипоты, зато все карты и все названия океанов, морей, рек, озёр, гор, равнин, городов и стран выучили наизусть.

                А вы тоже также хорошо в географических картах разбираетесь?

                Или, вот, история о том, как ночью страшно на кладбище. Посёлок наш расстраивался вширь, и старое кладбище теперь оказалось в его центре. Оно находится недалеко от нашего дома на холме, до него по нашей улице всего три двора. Если идти через кладбище, то до центра и школы за пять минут можно дойти, а если ходить в обход, то дорога будет километра полтора. Днём мы всегда ходим прямиком и ничего не боимся.

                Зато ночью, говорят, над могилами голубой свет появляется, люди рассказывали, газ от покойников какой-то из могил выходит наружу и в безветренную погоду светится в темноте, подсвечивая кресты и памятники. Хотя кладбище это давно закрыли. Сразу после войны стали хоронить на новом кладбище, что в двух километрах от посёлка.

                Как-то мы с Янкой пробрались в кинотеатр, расположенный в здании с колоннами в центре посёлка, на французский двухсерийный фильм «Три мушкетёра». На этот фильм детям до 16 лет вход был воспрещён, так как заканчивалась вторая серия почти в двенадцать ночи, время не детское. Да и дело было в конце августа, когда темнело уже часов в десять вечера. А мы ещё дома не сказали, что фильм двухсерийный.

                В общем, сразу по окончании фильма рванули мы, что есть мочи домой, да по привычке побежали по дорожке, идущей через старое кладбище.

                Не бежали, а летели, да, видать, с нашей дорожки в темноте где-то сбились. Я говорю Янке:

       - Давай обратно повернём, вроде сзади ещё огоньки с центральной улицы видны. А он на своём настаивает:
       -    Мы уже больше половины пробежали, тут до дома рукой подать. И огоньки это не с центральной улицы, это газ на могилах светится, время как раз полночь, когда всякая нечистая сила вылезает.

                В общем, путаясь в кустах, прыгая через могилы, наткнулись мы на забор из жердей. Перелезли, чувствую я по картофельным бороздам идём. А тут собака, как залает под яблонями. По голосу узнали, это «Брехашка», крупная дворняга с примесью овчарки. Это деда Мечислава собака, чей дом самый крайний рядом с кладбищем. Ну, мы в сторону кинулись, опять через изгородь перемахнули и по тропинке на краю кладбища, что за последними домами, побежали.

                А дед Мечислав на лай из дома выскочил и из ружья в воздух пальнул, думал, это к нему  пацаны в сад за яблоками залезли. Мы от грохота выстрела так рванули, только в темноте наши белые рубашки замаячили. Дед Мечислав их заметил, как они над кладбищенской дорожкой летят. Ведь ни загорелых тел, ни чёрных брюк и ботинок в темноте не видно. И стал кричать что-то про привидения и нечистую силу. Видать сад свой с бутылочкой караулил.

                После хорошей родительской «взбучки» легли спать. Ночью всё время снились поединки на шпагах, скачки  на лошадях, погони и другие сцены из «Трёх мушкетёров», только всё это происходило почему-то ночью и на нашем старом кладбище, а командовал мушкетёрами дед Мечислав с ружьём.

                Утром я спросил Янку:
        - Ты видел светящийся газ над могилами?
        - Нет, наверно мне показалось.
        - И я тоже не видел.
        - А ты, городской, сдрейфил, хотел обратно к кинотеатру бежать.
        - А ты, Янка, скажешь, тебе не страшно было. А чего под куст бросился прятаться, когда сова над самой головой у-у, у-у глухо зауукала.
        - Так то сова. Может, она хотела мне на голову сесть и глаза выклевать.
        - Делать ей больше нечего, ей и мышей хватает. А ты ещё пойдёшь ночью через кладбище?
        - Да чего там такого, днём то ходим. Теперь, когда днём пойдём, надо будет по внимательнее дорогу запомнить, чтобы ночью в темноте опять дорожки не перепутать.

                К вечеру следующего дня от окрестной ребятни узнали местные новости. Оказывается к деду Мечиславу привидения с кладбища приходили, да он их ружьём отпугнул. Ну, и смеялись мы потом с Янкой, когда вечером перед домом на крыльце сидели.

                А над заброшенным еврейским кладбищем, что у реки, выросла берёзовая роща. Ворон там развелось тьма-тьмущая, если их ночью потревожить, они начинают, как евреи ругаться. Говорят, в них живут души умерших евреев.

                Ещё говорят, что камни на дне реки напротив еврейского кладбища буро-красные от крови убитых евреев, которых фашисты 4 июля 1941 года расстреляли, сразу, как наш посёлок захватили. Старики рассказывали, что до войны эти камни на дне реки были белыми.

                А недавно сосед наш, дядя Саша, сказал, что камни в реке, кровью окрашенные, это брехня. Там, говорит, от старого спиртзавода трубы железные водозаборные проложены. Они от давности лет проржавели и ржавчиной рыжей всё вокруг окрасили, в том числе и доломитовые камни в реке.

                Зачем он это сказал? Разве от его правды меньше крови человеческой на том месте пролилось? Все равно, когда, направляясь на речку, мы мимо тех рыжих камней подводных проходим, я всегда мысленно представляю всех тех стариков, мужчин, женщин, таких же, как я мальчиков и девочек,  кого сюда в тот день  немцы и полицаи согнали. Я слышу внутри себя их крики и рыдания в ту минуту, когда они поняли, что их здесь, сейчас, фашисты будут убивать.

                Теперь на берегу, на том месте стоит высокий чёрный мраморный памятник с именами ста сорока трёх жителей нашего посёлка, расстрелянных  фашистами только за то, что они были евреями. Не хоронят на том кладбище уже давно, не осталось после войны евреев в нашем посёлке.

                ИСТОРИЯ, которую любил рассказывать ЮРКА.

                А вот история про старого мельника. Началась эта история лет двести, а может триста назад, да продолжается, по сей день. В те далёкие времена умер в нашем посёлке хозяин водяной мельницы, что на реке стояла. Детей у него не было. Жена его тоже уже старухой была.

                Решила она мельницу продать, а сама в город податься, к родственникам. Дали знать о том глашатаям, что на волостных ярмарках царские указы народу читают, да всякие другие вести-новости объявляют.

                Ждать долго не пришлось. Прикатил, как-то, к мельнице тарантас. А в нём отставной матрос в старом потёртом морском камзоле и пропитанной насквозь морской солью треуголке. Слез матрос с тарантаса, а при нём только сундучок окованный. Даже не взглянув на мельницу, расплатился с хозяйкой золотыми монетами, помог ей вещи на тарантас сложить, и на нём в тот же день отправил её в город.

                Только тут и заметили, что у отставного матроса одна нога деревянная и на одном глазу повязка чёрная, значит, нет глаза. Человек он был замкнутый, неразговорчивый, сам ничего не рассказывал, а спросить, где это его так покалечило, народ стеснялся.
 
                Новый мельник работника нанял, ему-то самому, как на деревянной ноге тяжеленные мешки с мукой носить. Платил работнику исправно. С крестьянами за работу не торговался. Дела, вроде, у него пошли. Да только странность за ним наблюдать стали. У местного трактирщика ром заказывал бочонками.

                По вечерам работника проводит, дверь на засов, а свет в его окошке всю ночь горит, и тени по стенам какие-то на козлов похожие появляются. Утром по мельнику видно, что полночи не спал, злой на всех, а в помещениях мельницы на полу, где мучная пыль была, следы  от двупалых копыт. Много натоптано.

                Решил его работник подсмотреть, чем хозяин ночью занимается. После работы домой не пошёл, спрятался в кустах. Ближе к полночи видит, на водяном колесе из воды кто-то поднимается.  На козлов похожие, с хвостами, с рогами, с копытами на ногах. Поднимаются на колесе и к мельнику в окошко запрыгивают.

                Подкрался работник к окошку и чуть не умер от страха. Мельник с чертями в карты играет. Ром пьют и трубки курят. Да только мельник чертям проигрывает раз за разом, и из своего сундучка с золотыми монетами с чертями расплачивается. А черти смеются над ним: «Ну, что, старый пират, разучился в карты играть?».

              Стал работник время от времени за мельником подсматривать. Прошло месяца три, и видит работник, что мельник опять чертям проиграл, а сундук-то уже пустой, нет денег. Тогда черти ему говорят: «Давай, ставь на кон души своих односельчан. Проиграешь, утонет этот человек, а душа его к нам в подводное и подземное царство попадёт».

              Начал мельник на души односельчан играть. Как мельник проиграет, так жди несчастья. Или кого-то водоворот в омуте затянет, или кто ранней весной под лёд провалится, а кто и с лодкой в половодье перевернётся. Перед игрой главный чёрт переберёт в памяти всех односельчан мельника и называет имя одного из них. Выиграет мельник, ничего не произойдёт, а проиграет, утонет тот человек обязательно, и душа его в подземное царство к чертям попадает. И мучается он там со всеми грешниками, терпит муки адские, хоть, может быть, он и был хороший человек, заслуживающий райской благодати.

              Назвал, как-то, главный чёрт перед игрой имя – Магдалина – и поясняет, это невеста, что старухой успела стать, пока всю жизнь своего жениха ждала, которого много лет назад в молодости в армию царь-батюшка забрал, в матросы. Говорят, пропал он вместе со своим кораблём много лет назад, а она его до сих пор ждёт.

              И тут на мельника озарение какое-то нашло. Вспомнил он, что это  Магдалина его в армию проводила и обещала ждать.
 
                Прошла перед глазами мельника вся его жизнь. Как разбился в бурю о рифы его военный корабль, как спасся он один на обломке мачты, как несколько дней спустя, подобрало его пиратское судно. Как согласился он пиратом стать по слабости своей воли и, изменив присяге. Вспомнил, как во время одного из абордажей ему бортом ногу раздавило, как в пьяной драке глаз потерял, как с годами стал на пиратском судне главным, а когда состарился, поделил награбленные сокровища между всеми пиратами, назначил своего приемника и на попутном судне с сундучком золота отправился домой.
   
                Вернулся, а все кто его знал, давно умерли уже. Магдалину он не узнал, так состарилась она, а она в нём тоже своего молодого жениха не разглядела.

                Жалко стало мельнику свою бывшую невесту. Понял он, что жизнь зря прошла, и говорит главному чёрту: «На Магдалину играть не буду, давай на мою душу сыграем». Засмеялся чёрт и согласился. Чертям то какая разница: они к мельнику по ночам приходить будут или мельник утонет, если свою душу проиграет, и душа его будет у чертей в подземном царстве на цепи сидеть и души односельчан и дальше проигрывать.

                Что дальше с мельником было, я вам расскажу чуть позже. А сейчас давайте поговорим о том, существуют ли черти и дьяволы сегодня?  Да, существуют, только они стали невидимками и живут сейчас не в подземном царстве, а в колодах карт и в игральных автоматах.

                Начнёшь ты играть в карты на деньги или в автомат монетки да жетоны кидать, ЗНАЙ – ты у чертей уже на примете, и они тебя обязательно ОБЫГРАЮТ.

                Спросишь почему? Ты видишь карты насквозь? Нет. А черти видят. Ты можешь из одной карты, которая у тебя в руках, сделать другую? Нет. А черти могут. Ты мысли чужие читать можешь? Нет. А черти могут. И в игральном автомате тоже сидит чёрт и смотрит за барабаном, чтобы на выигрышном положении не остановился.

                Вот поэтому они черти, а не люди, и они всегда обыграют человека. Могут поддаться сначала, чтобы раззадорить тебя, но потом всё не только  своё возьмут, но и всё твоё.

                И когда ты все деньги, что у тебя с собой были, им ПРОИГРАЕШЬ, это ОНИ тебе внушат, чтобы ты ещё за деньгами домой сбегал.  Чтобы их незаметно у мамы из кошелька вытащил, из копилки у младшего брата вытряс, а когда подрастёшь, ВНУШАТ тебе, чтобы  напал на кого-нибудь на улице и ограбил, чтобы продал всё, что у тебя ценного осталось, и принёс ИМ в игральный автомат. И ты это сделаешь, борясь сам с собой, но не сможешь устоять.

                А произойдёт это потому, что уже в САМЫЙ ПЕРВЫЙ РАЗ, когда ты бросил деньги в игральный автомат или сел за карты, ты дал чертям ПОДЕРЖАТЬСЯ за свою ДУШУ.
   
                Сначала чёрт твою душу двумя пальчиками держал, потом её рукой обхватил, потом в неё двумя руками вцепился, а там смотри, навалится на спину, сядет сверху, да ещё и других чертей на помощь позовёт. И  ЗАБЕРУТ они твою ДУШУ.

                Есть только один способ победить чертей – это НИКОГДА не связываться с чертями, обходить их стороной, и товарищей своих предостерегать, от злачных мест, где черти водятся.

                Ну, а что же с мельником стало? Проиграл мельник чертям свою душу. Выпил с горя напоследок полбочонка рома и бросился в омут под колесо мельницы. Тот работник мельника, что за ним подглядывал, людям в церкви всё рассказал и на следующий день внезапно умер, не любят черти, когда про все их проделки люди узнают. Магдалина, когда про всё узнала,  рассудок потеряла и вскоре тоже умерла. Церковь мельника прокляла.

                Мельницу сначала забросили, а потом и вовсе сожгли. В наше время жарким летом, когда река сильно мелеет, из воды только остатки свай торчат от мельничной плотины.

                Душа мельника, видать, и сейчас у чертей живёт. Почти, что ни год, возьми да и проиграй мельник чью-то душу. И тонут люди до сих пор. Как мой ровесник и друг Тадик, утонувший в реке во время рыбалки прошлой осенью.

                Он был очень тихий и воспитанный мальчик, сын водителя скорой помощи из нашей сельской больницы. Его отец чуть разума ни лишился, когда приехал к реке забирать в морг мальчика-утопленника, а им оказался его сын Тадеуш.

      ИСТОРИЯ, которую начинал рассказывать я, а потом сочиняли все вместе.
 
                Часто рассказывали на сеновале байки с «приколами» на внимательность и сообразительность. Помню, например, одну байку про водолазов. Спустился, значит, водолаз на дно, на палубу корабля, который на морской мине подорвался и затонул. Залезает водолаз по лесенке на капитанский мостик и видит: стоит скелет в капитанской форме и фуражке с морской кокардой, трубка во рту. Нижней челюстью шевелит, а из него пузырьки воздуха выходят. Бульк, бульк, бульк – говорит, значит, что-то.

                А вдоль стены стоят по стойке «смирно» скелеты пяти офицеров в морской форме и с кортиками на поясах. Слушают капитана внимательно, чтобы ни одна «булька» мимо ушей не пролетела. Капитан, видимо, выговаривает их за то, что мину проглядели, и их корабль подорвался и затонул.

                Водолаз смотрит на них и не верит глазам своим. Хочет глаза руками протереть, да только на голове то шлем медный с иллюминаторами, до глаз руками не достать. Плюнул с досады, да прямо на стекло иллюминатора в шлеме попал, теперь и не видит ничего перед собой. Дёргает за верёвку, которая сигнальным концом называется, три раза, этот сигнал на водолазной азбуке означает: «Вытаскивайте меня на поверхность».

                Помощники вытащили его на палубу водолазного баркаса, сняли шлем с него, а он им всё, что на дне видел, рассказал. А другой водолаз ему говорит: «Не верю, сам спущусь на дно посмотреть».

              Одели его в прорезиненный водолазный костюм, в ботинки со свинцовыми подошвами пудовые, шлем прикрутили, шланг подсоединили, по которому водолазу помощники помпой воздух качают, на пояс накинули конец сигнальный, груза и ножик, и опустили его за борт на морское дно. Опустился водолаз прямо на железную палубу затонувшего корабля.

              Глухой звук разнёсся по всему кораблю от удара его свинцовых ботинок о палубу, от испуга стаи рыбок бросились в разные стороны. Дошёл водолаз до капитанского мостика, а там уже никого нет, только трубка капитанская в пепельнице лежит и дымится. Взял водолаз ту трубку, поднёс ко рту и затянулся табачком…

              Тут кто-то из слушателей «заводился»: «Ну, и враньё !  Как это может трубка с табаком под водой гореть, да ещё дымиться?» Все начинали над ним смеяться: «Значит, скелеты могут по стойке «смирно» стоять, разговаривать, уйти куда-то, а трубка дымиться под водой не может. А расскажи ты нам, как это водолаз через скафандр и шлем трубку ко рту поднёс? А ты, «недотёпа», в это поверил». И раздавался дружный хохот.

              В «недотёпах» никто долго ходить не хотел, и следующую ночь «обиженный» старался нам сам рассказать этот рассказ, что-то переделав в нём, на свой лад. Но такого рассказчика слушали все внимательно, чтобы не пропустить то место, где он придумал подвох.

              Часто спорили, почему вчера никто не обратил внимания на какой-то факт, а сегодня все в один голос говорят, что такого быть не может. Когда надоедало спорить, большинством голосов решали, понравилось сочинение или нет, но чаще начинали вместе фантазировать и  сочинять.

              История, которую часто рассказывал я.
 
              А про привидения чаще всех я рассказывал, причём не выдуманную историю, а правду. Дело было так. Как-то, районная больница, где работала моя сестра, организовала экскурсию в Ленинград. Сейчас этот город, как и при Петре Первом, Санкт-Петербургом называется. Сестра записала в поездку и меня. На дорогу в один конец отводилось два дня, так как от нашего посёлка до Ленинграда  расстояние более шестисот километров.

              Автобусов экскурсионных тогда почти не было. Сельские жители ездили на экскурсии на грузовиках, в которых оборудовали рядов пять-шесть лавок поперёк кузова. Над кузовом делался деревянный каркас, обтянутый брезентом, и над кабиной водителя крепилась табличка: «Экскурсия». В кузове размещались человек тридцать, по пять-шесть на каждой скамейке. Сумка с личными вещами под лавкой. Обзор только сзади, где не было брезента.

              Примерно каждые два часа остановка минут на пятнадцать, ноги размять, мужчинам перекурить, кому надо «до кустиков» сбегать, да и водителю передохнуть. Кушали в придорожных посёлках, где имелись столовые или кафе, но всегда все брали с собой большой запас дорожных припасов, так что жевали и запивали почти всё время.
 
              А ночевали, видимо по предварительной договорённости, в школах на полу на ватных матрацах или спортивных матах, так как такие экскурсии проводились только летом. Иногда даже спали на колхозных сеновалах, а вот мы попали на ночёвку в старинный замок, в котором был музей.

              Он располагался на высоком холме среди вековой дубравы. Здание имело форму квадрата, внутри которого  размещался дворик. Попасть в него снаружи можно было через высокие дубовые ворота, обитые железными полосками с коваными заклёпками. По углам замка находились башни. Две круглые и две квадратные. Окна в замке маленькие, узкие, на готический манер, и только выше третьего этажа. Ниже стены были глухие и гладкие, а внизу под ними ров глубиной метра три, но не заполненный водой, а весь поросший травой.

              Видимо, с годами замок утратил своё военно-оборонительное предназначение, поэтому ров осушили и опускающийся перед воротами мост убрали, засыпав здесь часть рва, чтобы сделать к воротам мощёную булыжником дорогу. Остроугольные высокие готические, покрытые красной черепицей крыши завершали средневековый облик замка.

              В этом замке уже бывал, как-то на экскурсии, один доктор из нашей больницы, который сейчас с нами ехал вместе со своей женой. Когда руководитель поездки объявил, что мы будем ночевать в этом замке, доктор начал нам рассказывать всякие про этот замок истории и легенды, которые он узнал от работников музея во время его предыдущего посещения. Он рассказал нам вот такую легенду:

              Построил этот замок много веков назад один рыцарь, вернувшийся из «Крестового похода». Он слыл удачливым, вернулся домой не только живым и здоровым, но и привёз целую повозку награбленных драгоценностей и двенадцать слепых красавиц, девушек-наложниц.

              Свои сокровища рыцарь хранил в подземельях замка, за какой-то потайной дверью. Он любил приводить сюда по очереди своих наложниц, давал примерять им различные украшения: кольца, серьги, колье, цепочки, браслеты, диадемы. Они очень радовались, узнавая на ощупь, свои любимые. Каждой из них  он предлагал руку и сердце, обещая подарить на свадьбу, выбранные ими подарки, Но каждый раз срок свадьбы переносился по разным причинам. Все девушки жили в разных комнатах замка отдельно друг от друга, и не знали о существовании соперниц.

              Так прошло много лет. Некоторые наложницы даже подарили рыцарю наследников, так и не дождавшись свадьбы. Как-то рыцарь занемог и почувствовал, что умирает, тогда он приказал всех наложниц отравить, а их тела тайно закопать в окрестностях замка.

              Когда рыцарь умер, во дворе замка, рядом с часовней, построили склеп, в котором и похоронили этого рыцаря со всеми почестями и в рыцарских доспехах.

              Летели годы, шли столетия. Все, кто нанимался ночью сторожить замок, и даже, как-то, воры, забравшиеся в замок ночью, выбегали отсюда с криками и на время теряли рассудок. Когда они приходили в себя, все как один говорили, что в полночь встретились с закованным в латы рыцарем, шагавшим по лестницам и залам замка в сопровождении летавших вокруг него привидений девушек-наложниц.

              А те, кто, пересилив страх, пытались проследить, куда идёт рыцарь, начинали всю ночь ходить по замку, непременно возвращаясь в одну и ту же точку, пока не падали от изнеможения и потери рассудка. Видать, рыцарь каждую ночь проверял, надёжно ли хранятся его сокровища.

                Ещё наш доктор узнал от сотрудников музея, что когда в начале ХХ века в замок провели электричество, привидения исчезли. Правда, во время войны, когда электричества опять не стало, эти привидения опять кто-то видел. Уже после войны заметили, что всякий раз, когда в замке по какой-то причине нет электричества, привидения появляются снова…

                Из-за небольшой поломки нашего грузовика приехали мы с опозданием часа на три, когда на одной из башен замка часы пробили полночь. В замке не было электричества, шел ремонт и меняли электропроводку.

                Пожилой сторож ожидал нашего приезда вместе со своей женой, они приготовились проводить нас к месту  ночлега с фонарями. Когда мы въехали в дворик, за нами со скрипом закрылись массивные ворота. Мы  спрыгивали с грузовика совершенно уставшие и сонные.

               Со двора по ступенькам, тоже через окованную дверь, мы попали в большой зал с каменным полом и сводчатыми выложенными из кирпича потолками. Украшением зала служил камин с человеческий рост. В углу была широкая лестница с деревянными ступенями и перилами.

               Каждый пролёт лестницы заканчивался полукруглой площадкой с узким стрельчатым окном за массивной кованой решеткой. По бокам полукруглых площадок имелись ниши, в которых стояли рыцарские доспехи. Эта лестница находилась в одной из круглых башен замка.

                В сопровождении сторожа и его жены, в руках которых были керосиновые фонари, мы поднимались по лестнице до самого верха, этажа четыре, и оказались в чердачной мансарде, где на толстых дубовых досках пола для нас уже были приготовлены раскладушки с одеялами.

                Измотанные за целый день дорогой, все очень быстро улеглись спать, и во всей этой суматохе, связанной с размещением на ночлег почти на ощупь в тусклом свете керосиновых фонарей, я забыл сходить туда, куда обычно «цари перед сном пешком ходят».

                Ночью я проснулся и почувствовал, что до утра не дотерплю. В потёмках искать сестру не было смысла, так как раскладушки мужской половины экскурсантов отгорожены от женской половины плотной занавеской, висевшей на верёвке, натянутой между двух толстенных вертикальных брусьев.

                Будить кого-то из мало знакомых мне мужчин я тоже не стал, и отправился искать туалет самостоятельно. Сторожиха перед тем, как повела нас на верх, показала во дворике среди старых кустов сирени аккуратную покрашенную будочку.

                Но, чтобы попасть в неё, мне надо было спуститься вниз по лестнице на четыре этажа, и на первом этаже в большом зале открыть дверь во двор. И всё это в незнакомом помещении и без света.

                Во всех помещениях замка стоял специфический аромат старины, но я его тогда ещё не знал, и мне казалось, что везде пахнет старой пересохшей древесиной, дохлыми, истлевшими мышами и вековой пылью. Белёсо-голубой свет луны тонкими снопами пробивался сквозь узкие стрельчатые окна на лестничных площадках, тусклым светом освещая рыцарские доспехи, массивные дубовые перила лестниц, широкие рассохшиеся  половицы.

                По небу ветер гнал тучи, частично закрывавшие собою луну, поэтому снопы лунного света порой делались то бледнее, то тоньше, то исчезали на время вовсе. От этого казалось, что рыцарские доспехи не пустые, в них кто-то есть, и этот «кто-то» всё время меняет свою позу, шевелится и вот-вот, услышав предательский скрип половиц, сойдёт со своего постамента и двинется на меня, выставив перед собой тяжелый длинный острый меч.

                Перепрыгивая   несколько ступеней, хотя это и происходило очень громко, я в считанные секунды оказался на первом этаже перед входной дверью. Большущий ключ, вставленный в огромный старинный замок, наводил на мысль, что поворачивать его придётся двумя руками, но он подался очень легко. Я выбежал во двор, но здесь мои страхи удвоились.

                Дверка туалета, к которому я уже был на полпути, вдруг хлопнула, зашуршали кусты сирени, словно через них кто-то пробирался. Сердце отчаянно заколотилось, по телу пошли мурашки, и на спине выступил холодный пот. Только при втором или даже третьем хлопке двери во мне как будто что-то оборвалось и стало легко, легко.

                Я понял, что дверью хлопает просто ветер, которому тесно в узком дворе-колодце и который хочет вырваться вверх, наружу, грохоча в медных водосточных трубах, хлопая открытыми чердачными слуховыми окнами и, завывая мало ли ещё где. Пулей слетал туда и обратно, зашел в помещение, повернул ключ в замке и обернулся. Вниз по лестнице прямо ко мне, широко расставив рукава, двигалось белое привидение.

                От испуга я попытался спрятаться за высокой спинкой старинного в готическом стиле стула, стоявшего у стены. Но расстояние между стенкой и спинкой стула оказалось недостаточным, и, пролезая между ними, я этот стул, не пожелавший сдвинуться с места, опрокинул. Стул повалился с невероятным грохотом. Напомню, что всё это происходило в темноте.

                Привидение, ещё не спустившееся с лестницы, закричало: « Ай, вай, вай!»,- и стало молиться, призывая всех святых. Я узнал голос бабы Фени, как её называли молодые медсёстры, ехавшие с нами. Она была самой старшей по возрасту среди участников поездки, и работала санитаркой в родильном отделении нашей сельской больницы.

               Поставив стул, подбежал к Фене со словами: «Это же я, брат молодой докторши. Я в туалет ходил. Я Вас за привидение принял». Теперь только  разглядел, что она была в длинной до пят расклешенной белой больничной сорочке, какие носили роженицы в родильном отделении. Феня села на ступеньку и, всё ещё что-то подвывая, взяла меня за ногу и стала изучать на ощупь мою стопу.

               Нащупав на ней пальцы, она чуть ли не со слезами радости, растягивая от волнения слова, пропела мне: «А я тебя за чертёнка с копы-ыта-ами приняла-а. Как тут на улицу-у попа-асть».

               Я проводил, открыл, а потом закрыл за ней входную дверь. Запыхавшаяся и ещё не успокоившаяся она медленно поднималась по ступеням наверх. Когда мы дошли почти до своей мансарды, она тихо сказала мне:

               - Не рассказывай завтра никому, а то «молодухи» засмеют нас с тобой».

               Утром одна из женщин пожаловалась, что ночью то шум и грохот слышала, то крики какие-то. Кто-то из мужчин подшутил над ней, сказав, замок то старинный и электричество отключили, наверное, привидения по ночам бродят. Все рассмеялись. Мы с Феней тоже, только при этом ещё подмигнули друг другу. Мы то с этими привидениями уже познакомились.

 
               Я и Юрка часто брали тайком на сеновал белые простыни, которые после рассказов о привидениях мы наматывали на себя и начинали прыгать, издавая страшные неестественные звуки. У девочек был карманный фонарик, который нам, мальчишкам, не давали, чтобы мы, балуясь, не разрядили за одну ночь батарейку. Янкина сестра Эрнестина включала фонарик, и девочки, увидев мелькающие белые тени, кубарем по приставной лестнице скатывались вниз,  визжа на всю округу. Мальчишки громко ржали, довольные своей проделкой.

               Все успокаивались лишь после того, как тётя Анна открывала в своей спальне окно, громко кричала на нас и грозила, что, если мы сейчас же не успокоимся и не пойдём спать, она всех разгонит по домам, и больше на сеновале никто спать не будет.


               А каким было на сеновале пробуждение! Торцевой проём, через который загружали сено, выходил на восток, и уже первые лучи тёплого июльского солнца проникали через него на сеновал.

               Одно на всех одеяло, как правило, или валялось в ногах, или в нём лежал кто-то один из нас, стащивший во сне его с других и закутавшийся в него сам. Тела наши находились в невесомости, погруженные в пролежни, образовавшиеся под нижним одеялом в мягком свежем душистом тёплом сене. В считанные минуты солнечный свет поглощал блаженство утренней свежести, и духота на сеновале становилась невыносимой.

               Один за другим мы соскакивали с сеновала вниз к умывальнику, чтобы парой пригоршней холодной воды продлить утреннюю свежесть на лице, а заодно и раньше других закончить с утренним туалетом, так как тот, на ком заканчивалась вода в рукомойнике, должен был идти к колодцу за водой. Исключением были Янкины младшие брат и сестра, Арнольд и Куколка. За них за водой ходили старшие, Янка или Эрна.

               Тётя Анна под навесом на крыльце подавала завтрак: яичницу со старым солоноватым шпеком, хлеб с маслом и тминным сыром и овсяный кофе с молоком и одним кусочком кускового сахара. Надо сказать, что сахара в стране тогда производилось недостаточно, и он не всегда был свободно в продаже.

               Иногда вместо яичницы и сыра подавался домашний творог со сметаной или сливками и отварные яйца. Так заканчивалась прекрасная ночь на сеновале, и начинался наш новый трудовой день в деревне, а о том, как он проходил, вы уже знаете из предыдущих дедушкиных рассказов.


               

             Букулты                Владмир Пантелеев                2008 год.