Хуренито Ильи Эренбурга

Александр Анайкин
Роман Эренбурга «Необычайные похождения Хулио Хуренито» известен более за рубежом, чем в России. Но, хотя советский читатель и не был знаком с романом, но отзывы о нём до него доходили. Это просто специфика советской пропаганды. Наши люди вообще привыкли изучать мировую классику по аннотациям советских критиков. Но я не хочу повторяться и поэтому скажу несколько слов, которые никто не говорил. Но, для начала, всё же напомню, что это за роман. А это произведение о путешествиях некой шлёп-компании, которая путешествует по миру. Публика самая разношерстная, но, в общем-то, рядовая. Есть среди них вообще даже нищий сброд. Но, что интересно. Вся эта компашка передвигается по Европе с лёгкостью, которая сегодняшним россиянам недоступна при передвижении даже внутри страны. У нас и дачники то не могут без льготных билетов ездить на свои дачи. А тут группа людей перемещается из страны в страну с лёгкостью неимоверной. А как питается? Могут себе позволить в неимоверных количествах уничтожать сочные котлетки. А ведь это начало двадцатого века. То есть наш сегодняшний уровень жизни значительно ниже тогдашнего. Вот о чём говорит такое сравнение.

Но, вообще-то, я не собираюсь анализировать путешествие этой компашки по различным странам. Хотя на России остановиться следует, на России, где все митингуют, где даже воры и проститутки собирают свои митинги. Эренбург так и говорит, не скрывая ехидства, что в России не живут, а бредят. Конечно, говорит он это устами своего героя, но говорит. Составляются не проекты, но прожекты, в которых даже азбука для детей имеет буквы, обозначающие орудия труда. В прожектах нет семьи, потому что «нельзя оставлять детей под случайным и пагубным влиянием родителей». Но зато в этом обществе имеются детские дома, школы, трудовые колонии, которые подготавливают работников. В этом обществе существует однородность распределения и даже развлечения граждане получают в специальных распределителях. Это общество, где даже число рождений подлежит точному расчёту. В общем, как в сегодняшнем Китае, где люди не имеют права иметь более одного ребёнка в семье. Лишь избранные, например чемпионы олимпиад, имеют право иметь неограниченное количество детей в семье.

Эренбург даже насмехается над рабочим советом, где управлением занялись дворники. Я, собственно, ничего не имею против дворников, я сам человек рабочий. Да что я буду на себя-то ссылаться, лучше сошлюсь на авторитеты. Например, на Лужкова, который, говорят, тоже работал некогда дворником. Но Эренбургу такое положение дел в то время казалось забавным. Вообще Эренбург человек весёлый. Например, описывая бесконечные шмоны, или, говоря научно, реквизиции, он с юмором изображает пострадавшую гражданку Швеции у которой отобрали все её сорочки и даже трусы. Весь этот бардак с расстрелами, обысками, арестами, это правовое бесправие Эренбург описывает легко. Это выглядит даже как то безобидно. Ну, трепится человек в шутливой манере, чего с него взять. А как он издевается над советскими декретами? Превосходно. Например, Хуренито пишет декреты о равенстве пайков. Действительно, все эти градации, когда одни получают кусок чёрного хлеба, а другие бутерброд с икрой нельзя ни в коем случае назвать равенством. И мы, советские люди, те, кто родились в СССР, очень хорошо это понимаем. Вспомним, хотя бы, блокадный Ленинград, где обкомовские работники и их семьи за всё время блокады так и не узнали, что же такое голод. Для этих людей, как мы сейчас знаем, даже торты выпекали. А ведь в 1919 году в Москве люди точно так же голодали, хотя и не все, потому что градация пайков была весьма существенной.

Эренбург высмеивает и советскую цензуру. Да, вроде бы коммунисты возмущаются декретом Хуренито об изъятии философских произведений из обращения, чтобы не засорялись мозги. Но мы то знаем, что именно к такому положению и придёт советская власть. Философов мы будем изучать лишь по сжатым рецензиям советской пропаганды. Не более того.

Вообще Эренбургу социализм не нравиться, мягко говоря. Он просто издевается над ним и открыто говорит, что «нужно создать новый пафос для нового рабства». Эренбург абсолютно уверен, что социализм это рабство, даже ещё более действенное. Хотя советские концлагеря того периода он описывает крайне осторожно и, в общем то, предвзято. Но, зато когда автор описывает москвичей, то мы начинаем понимать, что в концлагере всё же не столь весело, раз уж жители Москвы представляют из себя скелеты с плохо натянутой дряблой кожей. А других москвичей, кроме разве что комиссаров, которые всё же имеют нормальный человеческий вид, автор и не встречал.

Весьма интересно Эренбург выразил нищету того времени через самоубийство главного героя Хуренито. Нет, Хулио не стал стреляться или вешаться. Он поступил весьма остроумно. Дело в том, что Хулио имел очень хорошие сапоги, такую качественную обувь в то время носили либо бандиты, либо крупные советские чиновники. Так вот, Хуренито, чтобы покончить счёты с жизнью, идёт в своих шикарных сапогах в малолюдное место, где его, естественно, застреливают из-за этих превосходных сапог. Так что несчастного Хуренито хоронят босиком. Мне, лично, этот случай с сапогами напомнил советскую армию, где солобонов не только разували, но и раздевали так называемые «старики». Взамен солобонам выдавали поношенное рваньё. Дело в том, что сапоги, например, полагалось солдатам носить год, но они приходили в негодность гораздо раньше. Вот поэтому-то солобонов и обирали «старички» передавая одежду «дедушкам». Отцы-командиры в этот момент тактично отсутствовали в роте. Потом офицеры устраивали лицемерный фарс с возмущением, негодованием. Действительно, как это так, солдату только что выдали форму, обмундирование, а он эту новенькую форму кому то выменял на старьё. Конечно, выяснить, куда делась новая форма, были ну никак невозможно. Я сам в своё время потерял сапоги. Но у меня их не отбирали, ведь я прибыл в часть после учебки, меня сразу же «выбрали» комсоргом роты. Мои сапоги, которые были в очень хорошем состоянии, в конце концов, мне обменяли, когда я спал, на более старые, хотя и довольно приличные. Своих сапог я так и не у кого не увидел. Вероятно, они уплыли в какую-нибудь соседнюю роту. Но, я несколько отвлёкся. Вернёмся к роману Эренбурга.

Так почему же, раз автор столь недружелюбно описывает советскую действительность, эта книга всё же увидела свет в СССР? Более того, автор даже не был арестован за свои насмешки над советской действительностью. А ведь Эренбург даже «гениального Ленина» выставил в довольно неприглядном виде. Ленин у Эренбурга предстаёт довольно ограниченным человеком, который не читает стихов, не посещает театра, который не интересуется живописью, потому что для него «интереснее смотреть на диаграммы». Эренбург даже называет Ленина «высоким образцом здорового однодумья», который «гонит людей в рай железными бичами», а совсем уж негодных для советского рая, просто расстреливает. «Но что делать – приходится». А казней много и газеты постоянно публикуют списки расстрелянных. Хотя расстрелы это не по части Ленина, этим занимаются другие, Ленин же просто как некий священнослужитель, снимает всякую ответственность с людей за преступления. «Иначе нельзя».

Крестьяне, однако, рассуждают несколько иначе. По мнению крестьян «коммунистов тоже вырезать не мешает». «И, главное, иметь в деревне дюжину пулемётов», чтобы не пускать к себе посторонних. Под посторонними, разумеется, крестьяне понимают в первую очередь отряды продразвёрстки.

В общем, если быть до конца объективным, книга то антисоветская, хотя в ней и много критики капитализма. Но, капитализм капитализмом, а советская действительность всё же оплёвана. Так почему Эренбург не пострадал? Почему его не тронула длинная рука НКВД?
Главным защитным козырем автора, на мой взгляд, является ирония по отношению к Ленину, которого товарищ Сталин всё же не любил. Но ведь и писатель Эренбург не очень любил товарища Ленина. До революции, проживая во Франции, Эренбург постоянно издавал сатирические журналы, которые высмеивали, в частности, и товарища Ленина, с которым Илья порой встречался лично.
Думается, вот это ниспровержение Ленина с пьедестала гения, где должен быть всего один товарищ Сталин, и обеспечили безопасность писателя. Эренбург своим явно антисоветским произведением, весьма потешил самолюбие товарища Сталина, потешил именно насмешками над товарищем Лениным и этим сохранил себе жизнь.
Но, это, конечно, всего лишь частная моя версия.