Июль тысяча девятьсот восемьдесят девятого.
После первого года обучения, все студентки разъехались по домам - проходить практику.Мой дом - детский дом, поэтому долго размышлять, куда отправиться, не пришлось.У нас тоже есть дошколята.
Лето - пора отпусков. В связи с чем, мне несказанно рады и, удивительно легко доверяют пятнадцать малышей в возрасте от трёх до семи.
Это, конечно, нормально, но есть нюанс: в дошкольном отделении остаются дети, которых не рискнули вывезти в летний лагерь по причине их своеобразного поведения. Неслухи, одним словом! Весь месяц я буду для них и мама, и папа, и воспитатель.
Начало рабочего дня - в семь утра, с того момента, когда воспитанники просыпаются, конец работы - в девять вечера, когда они, наконец-то уснут.
До отъезда основной массы малышей, мне удаётся посмотреть на работу воспитателя соседней группы. Очень интересуют именно её методы. Это их, до сих пор, не может забыть моя сестрёнка. К другим педагогам вопросов нет.
Да уж! Практика действительно отличается от теории. Я внимательно наблюдаю за Т. и размышляю, как же все-таки нужно работать?
Не похоже это на лекции моих преподавателей… Сомнений всё больше и больше.
Окончательно выбивает из равновесия случай, заставивший вспомнить крылатую фразу, из серии - "относись к людям так, как хотелось бы, чтобы относились к тебе".
Бывало, что нерадивые мамы отобранных детей, протрезвев, приезжали в детский дом в надежде очутиться поближе к своим чадам. Некоторым удавалось ненадолго устроиться на работу.
Летом восемьдесят девятого года на дошкольном отделении, как раз работала няней одна из таких мамаш. Её Денису доставалось больше всех. Это заметила даже я.
Серой молчаливой тенью, женщина скользила по отделению - не видеть происходящего она не могла. Права голоса мамочка не имела, поэтому, от отчаяния, наделила себя правом мелкой мести. Меня же, против моей воли, записала в пассивные соучастники.
Это случилось перед обедом. Раздав еду и усадив детей, мы тоже собрались поесть. Открытые двери соседних групп позволяли делать это за общим столом.
Свою порцию я, естественно, налила сама – поскольку госпожой себя никогда не чувствовала, а для Т.. стол нужно было накрыть, - чем и занялась мстительная родительница…
В тот злополучный день мне не удалось пообедать; впервые в жизни, у меня резко пропал аппетит. Подобного я просто не ожидала. Налив в тарелку суп, няня хладнокровно плюнула в него, размешала и поставила перед воспитателем. Та ничего не заметила и с аппетитом принялась есть.
Сложно передать мои ощущения! Что делать? Рассказать? Промолчать?
Во мне кипела буря эмоций: обида за сестру, тоже страдавшую в детстве от побоев и, одновременно, возмущение поступком няни.
Я не нашла ничего лучше, как сбежать в свою группу, аргументировав это тем, что дети меня ещё не слушают, и я должна быть рядом. А есть мне совсем не хочется - я с осени закормленная.
Не знаю, чем закончились бы мои душевные муки, но, через три дня, я осталась одна со своими дошколятами, и няню нам дали другую.
***********
Итак, я - воспитатель. Полученные знания и желание творить добро принесли меня, в первый самостоятельный день, в дошкольное отделение на крыльях. Ночной педагог передал мне сопящую компанию, и я начала подъём. И сразу столкнулась с проблемой.
Трёхлетняя Юля, спросонья, извергала потоки слёз, а я не могла добиться - в чём дело. Девочка ещё не умела разговаривать, и только всё время кивала головой.
На помощь пришёл её пятилетний брат. Он, очень серьёзно, сообщил о том, что папа в тюрьме, потому что убил дядю Колю, который зарубил маму.
Юля продолжала кивать, а я замерла в ступоре. Может ей приснилось что-то?
- Вы что дома тогда были? - спросила я.
- Ага, - ответил Олег.
Юля всё никак не могла совладать с головой, но, слава Богу, перестала реветь.
Только после того, как я её умыла, девочка немного успокоилась.
Я ещё не знала, что, лишь за один сегодняшний день, мне придётся выслушать эту историю раз двадцать. А потом ещё по многу раз в течение месяца. Что поделать - самое яркое впечатление в недолгой жизни Олега.
Летний день хорош длительной прогулкой. Мы позавтракали, отметились на горшках, и пошли собираться на улицу. Возраст и, соответственно, навыки у детей оказались развиты по-разному, поэтому старшие стали одеваться самостоятельно, а я занялась малышами.
Перед выходом я проверила у ребят обувь. У всех, кроме одного мальчика, она была надета правильно.
- Сережа, переобуй - тот послушно сел переобуваться.
Серёга, вообще, оказался неконфликтным и спокойным ребенком, но постоянно попадал в казусные ситуации и оставался в них крайним.
На улице, я попыталась вовлечь детей в игру, однако, всё, что мной предлагалось, почему-то вызывало смех.
Что такое?
Наконец, я поняла - они просто не умеют играть.
Ладно, значит, будем рассказывать сказки. Только у Серёжи обувь опять надета неправильно.
- Переобуй!
И он снова садится менять сандалии.
День идёт.
Часть детей бегает по площадке, часть крутится возле меня, и мы, в очередной раз, слушаем "сказку" Олега. Надо что-то делать и как-то переключить его внимание. Но, в этот момент, переключается моё внимание… Цепляюсь взглядом за Серёжкины ноги и вижу уже знакомую "неправильную" картинку. Да что ж такое то?!
Нервы у меня на пределе. (Надо же - хватило одного дня).
Он издевается что ли?
- Ш........ев!!! - кричу я!
Можно не продолжать - парень падает на землю и начинает расстёгивать обувь.
Ближе к обеду, замечаю, что Серёга старается держаться от меня подальше.
Я же постоянно, невольно, ищу его взглядом… Опять! Всё! Терпение лопнуло…
Подбегаю к нему и сдёргиваю сандалии. Один, при этом, слетает вместе с носком.
Меня словно ледяной водой окатили…
Мальчик втягивает голову в плечи и смотрит обречённо, а я хочу провалиться сквозь землю от стыда и чувства вины перед ним.
На месте правой ступни у него - левая, на месте левой - правая…
Молча, натягиваю сандалии так, как ему удобно носить.
Мне предстоит сделать еще много всяких открытий, а пока я размышляю о том, что не получается у меня как в учебниках.
И дети, оказывается, совсем не такие как в книге…