Серый ничем не примечательный день. Пасмурное небо походит на лист свинца нависшего над землей. Был конец августа. Изумрудная листва шумит от разгулявшегося ветра.
Старое имение Блэков в величественном готическом стиле. Старая винтажная мебель, граммофон, камин, огромные окна, высокие потолки, терраса, а за ней ровный обширный газон, а далее сад. И все так серо, так тускло. Не людно. Все закрылись в своих комнатах: кто-то скорбит, кто-то радуется, кто-то просто опечален и сохраняет спокойствие. По имению медленно ходила одна молодая девушка лет за двадцать. В черном платье-футляр на плечиках, с поднятыми в пучок волосами, на плечах была меховая черная накидка. Ее лицо ничего не выражало, оно было каменным. Карие глаза полны печали. Поджаты пухлые губы.
Она зашла в зал, где стоял рояль, камин, тумба с книгами, письмами, граммофоном. Девушка слегка провела по роялю кончиками своих длинных пальцев. Открыла крышку черного рояля, села и начала играть Аве Мария Шуберта. Такую до боли любимую, знакомую мелодию. Эту мелодию ей в детстве играл отец, ноты этого произведения она учила вместе с ним, будучи подростком. Расплакалась. Каждая, каждая ее слеза была словно пытка. Джейн мать с детства учила не плакать. Не плакать никогда, не при каких обстоятельствах. Бедная Джейн. Выскочила и смахнула в сердцах все книги, письма, пластинки, шкатулку с тумбы. Разбилась шкатулка, белые и черные жемчужины катились по паркету. Бедная Джейн. Упала на пол. Сидит и рыдает. Бормочет несвязанные слова. Разбушевавшийся нрав успокоился. Теперь в зале стояла тишина. Джейн медленно встала, вышла на балкон.
Холодный ветер, обещавший дождь осушал ее слезы на щеках. Становилось спокойнее. Внизу стоял старый добрый Мартин- дворецкий. Он стоял и смотрел вглубь сада. Ему 56 лет, но его идеально ровная осанка не согнулась под тяжестью лет, и не сгибалась в такой тяжелый момент. Он стоял, руки за спиной. Джейн его так любила, он ведь был рядом с ней с самого детства. Мартин стал ей вторым отцом. Ей было тяжело видеть, как Мартин переживает потерю друга.
Джейн зашла внутрь. Прошлась по книгам, письмам, жемчугу раскиданном на полу. Спустилась в зал для приемов. Открыла шкафчик со спиртным и откупорила бутылку белого Bacardi. Она хотела напиться вусмерть, что бы наутро ничего не помнить, что бы потом раскалывалась голова. Ей было больно больше, чем когда-либо. Больнее, чем тогда, когда предала первая любовь. Больнее, чем тогда, когда хоронила свою преданную собаку. Больнее, чем тогда, когда лучшая подруга публично высмеяла ее нездоровую любовь. Она пила. Пила быстро и жадно, прямо с горла. В глотке жгло, она кашляла, давилась ромом, но пила, потому что хотела быстрее перестать чувствовать щемящую боль, которая разъедала ее душу. «Пусть лучше алкоголь уничтожит мою печень, но я не дам боли сожрать мою душу»- она думала так и пила ром.
Глоток за глотком и ром дал о себе знать. Голова кружилась, мысли путались, язык заплетался, тошнило. Джейн хотела было подняться к себе в комнату и рухнуть спать, но сделав едва пару шагов, ее стошнило прямо в зале. Организм не хотел принимать такую внушительную порцию алкоголя.
Голова Джейн чуть просветлела, но совсем слегка.
-Господи, за что! Я их больше никогда не увижу! Мой отец! Боже, как я его любила, как я благодарна ему за все, что он мне дал, что сделал для меня, чему научил. Он был самым прекрасным отцом, что когда-либо был на этой земле!- она кричала в никуда, сквозь слезы. Бедная, бедная Джейн Блек- А мой брат! Он ведь был идеалом мужчины для любой женщины, он был мужественен, галантен, всегда защищал слабых, судил по справедливости, любил животных и детей. Он был самым добрым человеком, из тех, кого я знала. И за что! За что ты его у меня отобрал! Он ведь был так молод! Всего 26 лет! Я ведь его любила. Любила своей больной любовью. Я любила его как мужчину. Он мне был не просто братом! Я хотела быть всегда с ним! И далеко не как сестра или подруга. Я хотела… хотела быть его женщиной. Его любимой женщиной! А ты его забрал! Ненавижу тебя!
Она сидела на полу, еще долго крича в потолок и плача. Никто из прислуги в соседних комнатах не вышел ее успокоить. Шли минуты, часы. Долго она так сидела.
- Этот дом, то место где появилась я на свет. Тут вознеслась моя душа. И тут же сгнила, когда я полюбила брата. Она здесь погибла, когда похоронила мать. А что сейчас?! Моя душа мертва и так, а сейчас как ты, Бог, смеешь ее еще раз убивать. Ты смеешь привязывать мою жизнь, душу к этому месту?! Ненавижу тебя! Ненавижу это место!
Был уже поздний вечер, когда она встала. Дошла до окна. И начала срывать шторы со всех окон. Сначала в зале для приемов, потом в столовой и на кухне, затем в коридорах и комнатах на втором этаже. Бедная Джейн пошла в гараж. Взяла пару канистр с бензином, пройдясь по дому, обливала все шторы, картины и мебель. Когда все предметы интерьера были облиты алкоголем, бензином. Она пролила тонкие полоски бензина и спиртного к каждой шторе, дивану, шкафу, тумбе, ковру и свела их все в одну большую. Эта большая полоса выходила во двор имения, на каменную кладку.
-Прости меня! Иначе я не могу! Господь, я ненавижу тебя за все, что ты у меня отобрал, ненавижу за то, что привязал мою душу к этому месту. Я ненавижу тебя и это место!
Уже ночью девушка достала коробку спичек, чиркнула ей о короб и кинула на дорожку из бензина и алкоголя. Полоска загорелась и побежала огнем по всему дому. Джейн Блэк отошла подальше на газон, села на траву, открыла бутылку граппа и начала хлыстать с горла, наблюдая за зрелищем пожара, слушая крики слуг, которые не могли выбраться из дома и горели заживо.
- Теперь вы знаете какую боль я сейчас чувствую, потеряв тех, кто мен был так дорог. Я сожгу это место и вас, ведь вы вместе с домом привязаны к моей душе. Я ненавижу Бога! Я ненавижу вас! Я ненавижу это место! Проклятое поместье Блэков! Гори! Гори ярче! Дольше! Сожги себя и превратись в пепел, в прах!