Памяти ветерана милиции и просто замечательной женщины,любившей и ценившей жизнь, посвящается…
Вера Ивановна родилась в деревне Брагино Великолукской области. В 1939 году окончила среднюю школу в Хабаровске. В выпускном классе она мечтала о геологии. Ни о чём другом даже слышать не хотела. Но в Хабаровске тогда соответствующего ВУЗа не было, и чтобы воплотить свою мечту в жизнь, нужно было ехать учиться в Сибирь. Этот факт нисколько не смущал старшеклассницу, но отец, узнав о планах дочери, вынес безапелляционное решение: никуда за пределы Хабаровска Вера не поедет! «И здесь есть достойные институты, выбирай! А про геологию забудь!» - поставил он точку в споре со строптивой дочерью. Но Вера оказалась не робкого десятка и сдаваться не собиралась. «Раз не могу учиться тому, к чему действительно душа лежит, пойду работать!» - решила она. – «А когда сама буду на хлеб зарабатывать, всё равно поеду учиться на геолога».
Но этим планам так и не суждено было свершиться. В судьбу Веры Ивановны вмешался Павел Васильевич Н., который только что окончил школу КГБ и был куратором школы, где училась Вера.
- По долгу службы Павел Васильевич бывал у нас в школе часто, - рассказала Вера Ивановна. - Говорил с ребятами, помогал старшеклассникам сориентироваться в выборе профессии. Ему то я и поведала о своих планах на будущее. Он выслушал меня молча, а через некоторое время вернулся к нашему разговору и совершенно неожиданно предложил мне служить в органах внутренних дел. Сумел убедить, и после школы я пошла работать на техническую работу, секретарём-машинисткой. Потом попала в Особый отдел НКВД 2-ой отдельной Краснознамённой Дальневосточной армии, который с началом войны стал особым отделом Дальневосточного фронта. Занималась обработкой документации. 2 года ко мне присматривались, «дрессировали» по всем аспектам и только в июне 1943 года назначили на офицерскую должность – помощника оперуполномоченного контрразведки «Смерш» Дальневосточного фронта, где и присвоили первое офицерское звание «младший лейтенант». Там я работала всю Великую Отечественную войну. В мои обязанности входила работа с корреспонденцией, которая шла в воинские части. Объём был огромный: каждый документ, каждое письмо необходимо было внимательно изучить, вычитать. Приходилось читать личную переписку. Зачем?! Тогда время было другое, военное: никто не задавал лишних вопросов…
Перед началом войны с Японией Управление контрразведки «Смерш» было передислоцировано в город Биробиджан Еврейской автономной области, а затем и в село Бабстово. Условия жизни оказались тяжёлыми – где работали, там и спали. В рабочем коллективе было всего 4 женщины, которым приходилось совсем несладко.
- Выдержали только благодаря нашему руководителю, - вспоминает Вера Ивановна. – Потому что это был не просто начальник, он был для нас как отец. А это очень важно в тех условиях, в которых мы оказались. Помню, посмотрит на нас и строго так скажет: «Девочки, чтобы вы всегда были у меня на высоте!»
Когда война с Японией закончилась, нас отправили в Южно-Сахалинск, где всех расквартировали в японские семьи. Мы с медсестрой поселились жить в квартиру одинокого японца лет сорока. Приходили с работы поздно, так что с хозяином жилья почти и не виделись. Но однажды я пришла с работы пораньше. Соседки моей дома не было, и я сидела в отведённой нам комнате одна, читала газету. Вдруг в дверь постучали, и японец, с которым мы общались по большей части на языке жестов, вдруг на чистом русском языке обратился ко мне: «Мадам, к Вам можно?» Я к тому времени уже имела маломальский опыт в оперативных делах, и, услышав это, почувствовала, как мороз пробежал по коже. Шутка ли! Этот японец не говорил на русском никогда! Оказалось, он более десяти лет жил в Благовещенске. Его интересовало, где я работаю и чем занимаюсь. Ситуация была сложной, опасной – один на один с японским разведчиком, но мне удалось сохранить хладнокровие. На его вопросы я отвечала уклончиво, старательно изображая наивность и неосведомлённость. А на следующее утро доложила о произошедшем нашему руководству, и меня немедленно перевели на другую квартиру.
Вскоре после этого заболел наш генерал, и его заместитель попросил меня поухаживать за больным, т.к. никаких докторов, больниц начальник не признавал. Конечно, я согласилась. Вместе с нашим фельдшером мы делали для него, что могли, но ему становилось хуже. Надо было что-то решать, причём быстро, ведь речь шла о жизни человека. Я вызвала медиков из госпиталя, потом зашла к генералу и заявила прямо: «Можете меня уволить, арестовать, но больше я не приду, если Вы откажетесь ехать в госпиталь!» Поехал, прошёл обследование. Но как только врачи поставили диагноз, он всё равно настоял на возвращении домой. Тем не менее ситуация стала контролируемой: две квалифицированные медсестры лечили и ухаживали за генералом, и вскоре он пошёл на поправку. Но оставаться на Сахалине по состоянию здоровья уже не мог, и вскоре его отозвали в центр. Перед отъездом он приглашал меня и моего мужа ехать с ним, но я отказалась. Я ведь родилась и выросла на Дальнем Востоке, привыкла к здешнему непростому климату и уезжать не хотела. Но об одном все-таки попросила – вернуть меня в Хабаровск. Он пообещал и слово своё сдержал. Буквально через десять дней меня отозвали в Хабаровск. В апреле 1947 года я была переведена на работу в УВД Хабаровского края.
Вера Ивановна работала и училась на заочном отделении юридического института. После окончания учёбы она долгое время входила в состав приёмной и экзаменационной комиссии юридического института, также работала на заочном отделении высшей школы милиции. Не раз ей предлагали остаться преподавать в высшей школе милиции, писать диссертацию, но она отказалась, чувствовала – это не её призвание.
В 1961 году судьба снова свела Веру Ивановну с её бывшим школьным куратором Павлом Н. Только теперь он занимал высокую должность в УВД. Он не забыл свою подопечную и обращался к ней не иначе как «Вера». Долгие десять лет старший инспектор штаба Вера Ивановна была бессменным секретарём комиссий, проводимых в управлении внутренних дел. Она готовила документы к заседаниям, писала протоколы, следила за корректировкой, тщательно проверяя, не закралась ли в них случайная ошибка, неточность.
В 1973 году Павел Василевич Н. был переведён в Москву. Перед отъездом он лично передавал своему приемнику основные службы управленческого аппарата. Вместе они ходили по кабинетам, и каждому сотруднику Павел Васильевич давал краткую, но очень точную, ёмкую характеристику. Когда очередь дошла до Веры Ивановны, он представил её будущему руководителю и сказал: «Это старший инспектор штаба. Но ты не смотри, что она женщина, это свой парень, на неё можно положиться!» Высшей похвалы Вера Ивановна не могла себе и представить.
За свою долгую службу в органах внутренних дел ей повезло работать с умными, профессионально грамотными руководителями. По-прежнему занимаясь подготовкой документов, она кропотливо отсматривала их, выверяла и только потом несла на подпись руководителю. Ей доверяли безоговорочно, и это доверие накладывало на Веру Ивановну колоссальную ответственность, обязывало сильнее, чем все уставные инструкции.
Последний начальник, с которым ей пришлось работать до выхода на пенсию, оказался человеком с очень непростым характером. Тем не менее у Веры Ивановны остались о нём хорошее впечатление с точки зрения справедливости и защиты своих подчинённых. На всю жизнь она запомнила случай, который в своё время чуть не стоил ей карьеры.
- Приехала к нам московская комиссия, - рассказывает Вера Ивановна. - И так случилось, как раз в это время начальника штаба разбил радикулит. Что делать?! Ведь членам комиссии в любое время нужно предоставлять требуемые документы. И тогда начальник управления принял решение назначить меня ответственной за ведение и сбор документации, касающиеся приехавшей комиссии. Я должна была собирать и систематизировать все справки, которые требовала и готовила московская комиссия. Меня представили москвичам с рекомендацией, что за любым документом они могут обратиться ко мне. Естественно, над каждой бумагой я тряслась как над бесценной рукописью гения, ведь в зависимости от человека один и тот же документ можно истолковать как в положительную, так и в отрицательную сторону. А у меня, как и у каждого хорошего сотрудника, душа болела за наше управление. Это и подтолкнуло меня попросить машинистку, печатавшую всю документацию, добавить дополнительный экземпляр для меня. Знала, что нельзя, но по-другому не могла. Я должна была вычитать бумаги и доложить руководству. Как сейчас помню, была пятница. В субботу начальник дал мне выходной, и я, забрав вечером отпечатанный для меня экземпляр, ушла.
Примерно через час мне позвонила машинистка и упавшим голосом сообщила: «Вера Ивановна, мы погорели!» Оказалось, что к ней заглянул москвич и обнаружил у неё тот самый лишний экземпляр… С минуту я находилась в ступоре. Потом мысли лихорадочно заработали. Очевидно, кто-то рассказал москвичу об этом злосчастном экземпляре. Кто-то свой, имеющий доступ к важной служебной информации, оказался предателем, поставил под удар не только меня. Всё управление! Тогда я поняла, какую ошибку из благих намерений совершила, и какие теперь могут быть последствия. Всю ночь я не спала, а рано утром пришла на работу, чтобы до начала рапорта попасть к начальнику управления. Он принял меня сразу же, знал, что по пустякам я его беспокоить не буду. Выслушал мой рассказ спокойно и отпустил. А у меня душа не на месте. Посидела и решила: я эту кашу заварила, мне и расхлёбывать. Собралась с духом и отправилась к председателю московской комиссии. Он был мужчина пожилой, говорили, что нрав у него крутой, но справедливый. Без обиняков я созналась в своём проступке, пояснила его мотивы, вернула свой экземпляр документа, но извинилась лишь за то, что нарушила его авторское право прочесть этот итоговый документ первым. Я сказала высокопоставленному москвичу прямо, что мне, как сотруднику управления, не безразлично, какое мнение будет об аппарате, в котором я работаю! Он ничего не ответил, только напомнил, что сегодня у меня выходной, и я могу быть свободна. Вернувшись к себе в кабинет, я заперлась изнутри и, наконец, дала волю эмоциям: ревела навзрыд. В тот момент я была готова ко всему, вплоть до увольнения. Меня волновало только одно – чтобы из-за моей ошибки не пострадал наш руководитель, управление.
Проходили дни, работа московской комиссии завершилась, и всё планомерно шло к итоговой коллегии. Москвич молчал, никаких приказов об увольнении, наказании или хотя бы служебной проверке не было.
На коллегию я пришла, как обычно, в качестве секретаря. Нервы были на пределе, в любую секунду я ожидала удара. Глядя на нашего руководителя, чувствовала, что и он переживает. Но коллегия прошла спокойно. В заключение совещания председатель московской комиссии взял слово, чтобы подвести итоги проделанной работы. Что уж он там говорил, я, конечно, не помню, но в конце своей речи, обращаясь к нашему руководителю, он сказал: «Вы, товарищ генерал, можете быть спокойны. С такими работниками как у Вас не пропадёшь, даже если где-то проштрафишься!» Больше он не сказал ничего!
Так закончилась эта история, которая по всем показателям должна была стать последней в моей милицейской карьере... Но всё хорошо, что хорошо кончается. Только больно и обидно было оттого, что вместе с нами работают непорядочные люди, которые в сложной ситуации предали свой коллектив.
Надо отметить, что Вере Ивановне приходилось работать с разными людьми. У каждого был свой характер, свои достоинства и недостатки. И с этим приходилось считаться: где-то уметь сгладить острые углы, а где-то, наоборот, не побояться поставить человека на место. Годы службы в органах внутренних дел отшлифовали и её собственный характер - твёрдый как алмаз, порой даже жёсткий. Жизненный опыт безошибочно позволяет ей практически с первого взгляда определить человеческую натуру.
- Достойного, порядочного, человека видно сразу! - утверждает Вера Ивановна. – Такие люди на вес золота, им многое можно простить. Их беречь надо! А с людьми подлыми, мелочными, злыми я старалась не общаться вовсе. И неважно, какую должность они занимали, какие погоны носили. Может, это было и не правильно с точки зрения профессиональной этики, да характер не переделаешь.
Свой последний День Рождения - 90-летний юбилей - Вера Ивановна отметила 31 декабря, в канун Нового 2012 года.
- Не люблю собирать много людей сразу, - призналась она тогда, - и не понимаю тех, кто приглашает по 100 человек на свои праздники. Разве можно уделить внимание каждому из этой сотни?! Да и о чём будут говорить все эти люди с совершенно разными интересами?! Что получит виновник торжества от этой пёстрой толпы гостей? Суету и головную боль по окончании праздника…
Мои дни рождения проходят традиционно в два этапа. 31 декабря ко мне приходят мои коллеги, ветераны, друзья, с которыми многие годы мы отработали плечом к плечу. Нам есть, что вспомнить, о чём поговорить. И уже на следующий день – 1 января – я жду в гости своих родных и близких. Вот от такого общения я получаю удовольствие, потому что я общаюсь с кругом людей, объединённых общими интересами.
Вера Ивановна всегда ценила свободу и независимость. Дочь Любу воспитывала строго. В какой-то степени она пошла по стопам своей матери, многие годы проработав секретарём, только не в органах внутренних дел, а в Кировском райисполкоме. Сейчас она тоже на пенсии. У неё своя семья, заботы, но мама по-прежнему является непререкаемым авторитетом.
Несмотря на свой преклонный возраст, Вера Ивановна до последнего с большей частью домашних хлопот справлялась самостоятельно.
- Жизнь научила меня не раскисать, как бы ни было сложно. Все решения я принимаю сама, не хочу быть родным в тягость. И они это чувствуют, относятся ко мне с уважением, считаются с моим мнением.
Огромную любовь к жизни Вера Ивановна пронесла через года и других всегда учила ценить этот бесценный дар.
Анна Герасимова,
Хабаровск