Мотя, Дон и Диня - так звали моих черепах. Это были замечательные животные: каждое со своим характером. Дон (Лондон) был глуповат и достаточно больно покусывал меня при каждом удобном случае, принимая мою ладонь за нечто съедобное. Мотя (Монтана) отличалась истинно азиатской вспыльчивостью и не терпела никаких неудобств и возражений. Диня (Динара) была среди них самой молодой, очень милой по характеру черепашкой, уживчивой и ласковой. Я спасла ее от гибели, взяв у хороших людей (по их просьбе) – они не умели обращаться с черепахами. Отогрев ее и откормив, я пустила ее к Моте и Доне, и они приняли ее вполне радушно.
Самым ярким характером и умом отличалась Мотя. Однажды я в сердцах сказала ей (Доня меня только что цапнул):
- Ни на что вы не годитесь! Умеете только есть, пить да спать!
Мотя всё поняла! Сверкнув глазами, она круто повернулась ко мне спиной, бесцеремонно растолкав остальных черепах. Потом вдруг повернула голову и посмотрела мне в глаза с таким укором, что мне вдруг стало бесконечно стыдно. Я очень искренне и горячо попросила у Моти прощения и даже предложила в знак примирения большой лист одуванчика. Мотя приняла дар не сразу; она долго стояла, повернувшись ко мне спиной. Но, когда всё-таки начала есть, ее суровая мордочка прояснилась, и я поняла: мы снова друзья!
… К сожалению, у меня не было «облучателя» для моих черепах, и все они заболели рахитом. Пришлось отдать их в дом пионеров, в живой уголок, о чем я очень жалела. Но я понимала: это необходимо, чтобы мои любимые животные выжили.