Частенько прохожу мимо памятника Льву Толстому на Плющихе. Словно гигантская перезрелая груша, норовит растечься по земле эта серая каменная глыбища, матерая человечища, безостановочно обсираемая голубями.
Она похожа на инсталляцию Олега Кулика, где восковая фигура Толстого - босая, в поддевке - сидела за письменным столом под насестом с курами, откуда на голову и бороду писателю летели пух, перья и помет.
Похожа, да только тут все по-настоящему, без понтов.
Потом иду мимо Общевойсковой академии. На стене мемориальная доска с черным, будто чугунным, барельефом. Когда-то я перешел на другую сторону улицы и прочел написаное золотыми буквами нечто вроде: герой гражданской войны Василий Иванович Чапаев учился в Академии в 18-м году. Теперь, когда я попадаю на это место, окружающая меня действительность всегда начинает слегка подрагивать.
Во-первых, фамилия того, кто мог учиться в Академии, была Чепаев. Во-вторых, это сталинское десяти- или одиннадцатиэтажное размашистое здание не могло существовать в 18 году. Сюр на сюре.
Тут я замечаю, что с крыши по-древнеегипетски массивного цокольного этажа исчезла боевая машины пехоты. А ведь ее пушка, словно одетый в защитный цвет fuck, всегда торчала высоко в небе
А, может, боевой машины пехоты на крыше никогда и не было, с подозрением думаю я? Словом, галюциногенная мемориальная табличка дала себя знать.
Стряхнув наваждение и перейдя через дорогу, я оказался под стеной посольства Северной Кореи. С годами мне все сильнее хочется попросить политическое убежище именно в этой стране.