Сзади меня кто-то хлопнул по плечу. Я обернулся и увидел Костика.
— Собирай манатки!– сказал он.– Мы идем в музей Булгакова. Никвасу приспичило нам лекцию прочесть!
Никвас – это Николай Васильевич, наш классный руководитель, который также в школе преподавал литературу. Булгаков был одним из самых любимых его писателей. А повести нас в музей знаменитого писателя Никвас обещал уже давно.
Шумной толпой мы высыпали из трамвайчика, и направились в сторону Андреевского спуска, где и располагался музей—мемориал. Небольшой марш-бросок по мощенному булыжному подъему, и вот мы уже перед входом в старинный двухэтажный каменный особняк.
Никвас иногда бывал строгим до неузнаваемости. Вот и сейчас ему достаточно было шикнуть на самых отвязных заводил нашего класса, и толпа быстро превратилась в организованную школьную экскурсию.
Когда-то я здесь был. Но, очень давно, еще в глубоком детстве. Сюда меня приводила тетка, она тоже была большой поклонницей литературного таланта знаменитого писателя-мистициста. Воспоминания, конечно, в основном стерлись, в памяти осталась лишь, почему-то, большая печь посреди комнаты. Я тогда не мог понять, зачем была нужна печь таких больших размеров? И тетка мне пояснила – это чтобы туда мог забраться и почистить, как следует, трубочист. Глупое разъяснение, но тогда оно меня полностью удовлетворило.
Как только мы попали внутрь Булгаковского особняка, мы тут же разбрелись по комнатам. Тем более что рядом было еще несколько групп, и затеряться в толпе ничего не стоило.
Я заглянул в комнату, и оказался, по всей видимости, в рабочем кабинете писателя. Спиной ко мне сидел, низко склонившись над столом, мужчина в костюме, и что-то писал. На столе горела зеленая лампа под абажуром, отбрасывая тени в полутемной комнате. Лишь на миг, он обернулся, когда я вошел. И я увидел высокий лоб, прямой аристократический нос, тонкие поджатые губы, и зажатую с них тлеющую папиросу. Он бросил на меня вопросительный взгляд, и тут же отвернулся и продолжил свое занятие.
— Простите!– сказал я торопливо, и, попятившись назад, почувствовал, что встал кому-то на ногу.
— Сюда заходить без экскурсовода нельзя!– раздался сердитый голос.– С кем ты тут разговариваешь? Выходите отсюда оба!
Я на миг оглянулся, и вдруг увидел, что… комната была совершенно пуста. На миг я потерял дар речи. В комнате никого не было. Но я ясно видел человека, и даже ощущал до сих пор легкий дымок от табака!
Наверное, я так бы и стоял с раскрытым от удивления ртом, если бы меня не выдворили из комнаты, и мне пришлось снова смешаться с толпой посетителей музея.
Мне хотелось рассказать кому-то, о том, что я видел. Но меня опять одолели сомнения – а видел ли я что-то? Может, все это привиделось мне. Как галлюцинация, как сон, или бред… Хм. Да, расскажи я кому-то, особенно, одноклассниках – засмеют ведь! Потом прохода не будет. И решил промолчать.
Мы поднялись на второй этаж. Оказалось, что каменным был только первый, а второй был построен из дерева. И это ощущалось – вроде бы как теплее было, и воздух не такой сырой. Комната, в которую мы зашли, была освещена небольшим ночником, расположенным над тумбой с фотографиями в твердых рамках. Рядом стоял белый стул, и такой же белый сундук, который тоже выглядел весьма аристократически. У моей бабушки был точно такой же сундук, но обычного цвета дерева, покрытый лаком, и в нем она хранила разные вещи – пиджаки, пальто, даже обувь. Все это было в нафталине, чтобы их не подпортила моль. И когда бабушка открывала сундук, запах нафталина распространялся по всему дому.
Наверное, и Булгаковы что-то подобное хранили в этом сундуке. А что же еще? Вряд ли там складировали книги – для этого были книжные полки, и даже целые шкафы!
Комнатка была маленькой, и все, кто был впереди меня, смог туда зайти. Я же кроме спин почти ничего увидеть не смог, да и услышать тоже – голос экскурсовода соединялся с эхом, которое отлетая от стен и потолка, соединяло все в единый монотонный низкий гул. В общем – что все, что он говорил, разобрать было невозможно.
Да я и не силился понять, мне было просто интересно ощутить атмосферу старого времени. И это было нетрудно – здесь даже стены дышали стариной, покоем и умиротворением.
В тот момент, когда я мечтательно глазел по сторонам, я ощутил какое—то странное прикосновение в области ног. Я посмотрел вниз и увидел огромного черного кота с белым треугольником на морде. Он терся о мои ноги, и мурчал как заведенный трактор.
Я наклонился вниз, погладить его. Люблю котов, что и говорить. Даже в детстве моя мама всегда меня называла «кошачьим папой», а все потому, что я подбирал на улице бездомных котят и приносил их в дом, и потом выхаживал. Пристроить потом их в хорошие руки было большим трудом, а оставлять себе – родители не разрешали.
То, что в музее живет кот, меня не удивило. Он был как бы частью здешней экспозиции, ведь даже сам писатель увековечил образ кота в одном из своих самых знаменитых произведениях. Удивило меня другое. Как только я наклонился к коту, он открыл рот и… довольно четко произнес:
— Иди за мной. Я покажу тебе кое-что.
Вот тут я и поймал «столбняк». Говорящий кот это уже было слишком! Конечно, у писателя в романе кот тоже разговаривал. Но ведь это было – в книге!
Кот нетерпеливо переминался с лапы на лапу и смотрел на меня вполне осмысленным кошачьим взглядом.
Я помедлил. Кот мотнул головой в сторону конца коридора, и неторопливо двинулся вперед, слегка помахивая огромным пушистым хвостом.
Состояние было бредовое. На реальность не похоже, скорее, на сон. А, может, я просто сплю? Я дернул себя за ухо, да так сильно, что даже в голове зазвенело. Но видение не пропало. Кот легкой трусцой бежал впереди меня, изредка оглядываясь на меня – проверяя, не отстал ли.
В конце коридора, он остановился перед закрытой дверью, и я потянул ручку на себя.
Я только чуть-чуть приоткрыл дверь, чтобы заглянуть одним глазком. Мало ли что там могло быть? После говорящего кота, я там мог увидеть и настоящего динозавра!
Однако все было гораздо проще – в комнате, за круглым столом с низко нависающей лампой сидели люди – пожилые бородатые мужчины, в костюмах, кто с моноклем в глазу, кто с курительной трубкой в зубах. Были за столом и женщины. Одна сидела спиной ко мне, и я не мог ее разглядеть, а вторая была опрятного вида старушка, с высокой, похожей на башню, прической на голове.
Руки их сходились на середине стола, но что они там держали, мне из-за двери было не видно.
Тихий гул пронесся надо столом, словно там читали мантру. Кто-то громко вздохнул, и легкий ветерок пронесся над столом. Головы разомкнулись, и я увидел в центре стола блюдце. Мало-помалу оно начало вращаться, и все персонажи оживились. Я понял, что это такое. Кажется, это называлось «спиритическим сеансом».
Я глянул вниз, и увидел, что кот тоже засунул голову в щель и внимательно смотрит на происходящее. Кто были эти люди? Что делали они в музее? Или это тоже был плод моего воображения? Неужели их вижу только я?
В этот момент кот поднял голову, и слегка склонив ее набок, небрежно сказал:
— Вот чудак! Лучше спроси себя: «Почему их не видят другие?»
Но подумать об этом я не успел – за столом люди беспокойно задвигались, а блюдце вдруг, соскочив со стола, спикировало в сторону двери.
Инстинктивно я захлопнул дверь. Раздался глухой удар, и на пол посыпались осколки. Я тут же приоткрыл дверь и увидел, что… в комнате уже никого не было. Даже под дверью, я не увидел никаких остатков блюдца, словно и не было его вовсе.
Меня кто-то хлопнул по плечу, и я вздрогнул от неожиданности.
— Испугался?– лицо Костика растянулось в самодовольной улыбке.– Ты куда пропал? Мы уже почти весь музей обошли! О, а что это за кот? А ну, иди сюда, кис-кис-кис!
Он наклонился, и хотел погладить кота. Но тот отпрыгнул в сторону, и обиженно сказав «Муррр-мяу», нырнул в соседний коридор.
Вот тебе раз! А только что разговаривал. Нет, это точно у меня что-то с головой.
Мы вышли на улицу, и увидели, что наш класс разбрелся с разные стороны. День был в разгаре. Солнце, как следует, припекало. И учиться уже никому не хотелось!
— Ну что, домой?– спросил Костик. Я мотнул головой, и мы двинулись в сторону метро.
На этом месте следует немного остановиться. Я люблю наше метро, и не только потому, что именно благодаря этой главной транспортной артерии мой город напоминает живой организм. До тех пор, пока будет существовать наш общественный транспорт, метро – никто не ощутит себя одиноким в этой жизни.
Можно почувствовать прилив тоски, оттого, что сосед перестал приходить в гости, играть в шахматы, друзья уехали в Египет, а любимый телевизор вместо новостей вдруг стал показывать отражение на экране. Но если выйти на улицу и зайти в метро, уверяю вас, вы выйдите из него через полтора часа в мятом костюме и оторванной пуговицей, с перекошенным лицом, помадой на воротнике и клоком чьих-то волос в молнии пальто – зато абсолютно счастливым!
Вы когда-то видели солдат шагающих по плацу? А марш десантников во время военного парада? Тогда вы поймете, что такое городское метро в часы пик. Там каждый дышит впередиидущему в затылок, отпечатывая шаг. Соображать надо быстро, выходить вовремя, поворачивать со всеми, останавливаться – вообще опасно для жизни. Отклониться хотя бы на сантиметр в сторону – невозможно. Утром на учебу, работу, вечером обратно, а вот куда люди едут в обед и почему в вагоне все равно негде яблоку упасть – остается загадкой. Так и хочется подойти к гражданину с портфелем, взять его за пуговицу и, глядя в глаза, спросить – куда это он едет в разгар рабочего дня?
Одинокого мужчину в метро можно узнать по заглядыванию в лица женщин. Семейного – по женской туфельке, крепко стоящей на ноге мужчины. Одинокую женщину по огромным продуктовым сумкам, замужнюю – по гордому, независимому взгляду поверх голов. Студента по кедам, бомжа – по запаху и полупустому вагону в час пик, пенсионера по настойчивому желанию пробиться сквозь толпу к лавке, сельского жителя – по двухколесным тачкам, ящикам и мешкам с картошкой.
А культурная программа? Это ведь не нужен никакой телевизор! Музыканты играют на всем, что издает звуки – от деревянных ложек до контрабаса. Поют поодиночке и целым хором, зимой – в костюме деда Мороза, летом — в национальных костюмах всех народностей. Один уникум, я видел, играет сразу на трех инструментах, таская за собой вместо рюкзака за плечами барабан, настоящий «человек-оркестр»…
Если вы увидели выбивающегося из общей картины гражданина, который с растерянным видом застыл посреди платформы – это приезжий. Он впервые попал в такой круговорот людей и поездов, и совершенно потерял ориентиры, а спросить в какую сторону ему ехать некого, и не потому, что вокруг никого, а потому что никто ничего не знает. Роль справочного бюро отводится только одиноко стоящему на платформе милиционеру. И выносит безликая толпа нашего приезжего на улицу, как на песчаный берег моря, в худшем случае – через час он оказывается в другом конце города, совсем не там, куда хотел попасть изначально.
Эскалатор для некоторых граждан представляет собой неразрешимую проблему. Приезжий, к примеру, несмотря на многочисленные тычки в спину, не менее получаса стоит перед лентой, прежде чем сделает первую попытку встать на нее. А встав на ступеньку на полусогнутых ногах, он судорожно цепляется за поручень. Вставать за таким субъектом крайне опасно. Особенно, если в руках у него два чемодана, или мешок с крупой. Одна такая бабуля с тачкой и мешком сахара на станции «Вокзальная» вдруг потеряла равновесие, хорошо – позади нее была толпа людей, которые, правда, совсем не ожидали такого поворота событий. Впрочем, только один пострадал серьезно, остальные отделались легким испугом – сущие пустяки!
Метро всегда полное, от самого раннего утра и до позднего вечера. Люди все время куда-то едут. Иногда, кажется, что многие ездят просто по кругу. То есть, в конце ветки пересаживаются в другой вагон и едут в обратном направлении. Это, скорее всего, пенсионеры, во-первых, много свободного времени, а пообщаться в метро всегда есть с кем, во-вторых, проезд бесплатный.
И пусть вагоны обшарпанные, и гремят на ходу всеми своими металлическими частями, как кастрюля с шурупами. И ветер свистит из всех щелей, а зимой задувает снежную пыль за воротники даже тех, кто спрятался в середине вагона, начиная от станции «Лесная» и заканчивая станцией «Днепр». И пусть, чтобы тебя расслышал собеседник ему нужно кричать в ухо, срывая голос и жестикулируя почти по азбуке глухонемых. Это все равно сближает тех, кто хочет общения, и тех, кому этого хватает дома. В общем, до тех пор, пока проезд в общественном транспорте не приравнялся по стоимости к такси – в нем будут ездить каждый день миллионы, и никто не сможет сказать – что он одинок, и что поговорить не с кем.
Надеюсь, я нарисовал не слишком мрачную картину. Я только хотел сказать, что во всем есть своя романтика, и метро для меня тоже часть мира, в котором я вижу.
По дороге домой мне захотелось зайти в букинистический магазин. Я иногда перебираю там старые книги. Точнее, книги там попадаются совсем не старые, а просто, давно изданные. Вообще, я заметил, что раньше издавали гораздо больше полезных и интересных книг. Может, раньше были люди умнее? Никак по-другому я не могу объяснить этот парадокс.
Перебирая книги на полке, я слегка подвинул ряд, и одна книга вдруг выпала, то ли, вытесненная другими, то ли невидимая рука ее вытащила из стопки. Я едва успел подхватить ее, чтобы она не упала на пол.
Автоматически я сунул книгу снова в книжный ряд, но стоило мне сделать шаг назад, как она снова выскочила оттуда, и опять я едва успел ее поймать.
Ну и ну!– подумал я.– Чудеса продолжаются.
Я отрыл книгу и прочел на титульной странице «Алиса в стране Чудес», автор – Льюис Кэрролл. Вот тебе и чудеса!
Эту книгу мне когда-то читала мама. Плохо помню сюжет, но мама читала ее таким добрым голосом, и так увлекательно, что впечатления о книге остались хорошие. Кроме Алисы, хорошо запомнился только говорящий кот. Стоп! Действительно, был там такой персонаж! Я быстро перелистал книгу и нашел нужное мне место.
«Как ты знаешь, собака рычит от злости и виляет хвостом от удовольствия. Я же рычу от удовольствия и виляю хвостом от злости. Значит, я ненормальный?» А Чеширский Кот, оказывается, был, философом!
Но, что из этого следовало? И тут я вспомнил слова «Булгаковского» кота, который сказал, что дело не в том, что я вижу, а в том, что этого не видят другие. Ага, вот теперь все сошлось! Получается, я думал, что это я ненормальный, а дело в том, что сложно определить, что вообще можно считать нормальным. Может, как раз нормальный только я один?
Я поставил книгу на полку, и на этот раз мне не пришлось ее ловить. Она совершенно спокойно там умостилась между Булычевым и Нестайко, и больше не делала попыток соскочить вниз.
Одареныш Часть 3. Вокруг все «спящие»!
http://proza.ru/2012/09/12/942