(Мне - Семнадцать Лет!!!!!)
В конце апреля 1957 года мама с приятной улыбкой на лице подала мне почтовый конверт. Письмо адресовано мне, обратный адрес мне незнаком, фамилия и имя девушки, написавшей мне письмо, тоже были незнакомы. В конверте было фото автора письма. «Здравствуй, мой дорогой братик! Ты не знаешь о моём существовании» – писала мне незнакомая Нина. Вот так сюрприз! Нина родилась в 1941 году, тогда, когда все связи с сестрой моего отца, Валентиной Карнеевной, были утеряны. Мама на рынке встретила знакомого с довоенных времён мужчину из Каменки-Днепровской. В разговоре с мужчиной мама узнала о том, что в Каменке живёт родная сестра моего отца. Мама написала ей письмо и передала нашу семейную фотографию, сохранив всё это втайне от меня, заранее готовя для меня сюрприз. Письмо от Нины получил и Виталий Мясников. Виталий был сыном Анны Ефимовны, родной сестры отца Нины – Ивана Ефимовича Мухина. Получил письмо от Нины и Юрий Мухин – сын Василия Мухина, родного брата отца Нины. Виталий и Юрий не являются мне кровными родственниками, но у меня с ними есть общая двоюродная сестра Нина. Я с Ниной стал переписываться.
В конце мая месяца 1957 года маме дали комнату площадью 12 квадратных метров в двухкомнатной квартире на первом этаже в доме №5 по улице Уральской. Улица тихая, спокойная. Автомобили здесь не ездят, а клуб находится в двухстах метрах от дома. Ещё ближе к нашему дому находятся общежития ремесленного училища, в котором учились мои бывшие одноклассники из Новотроицка и Царе-Константиновки. Шахта, магазины, парк – всё находится вблизи дома. Получить комнату для жилья – подарок судьбы.
Народная мудрость говорит: «Не покупай дом – купи соседей». Во всех трёх подъездах нашего двухэтажного дома жили хорошие интеллигентные люди. Не было в нашем доме хулиганов, пьяниц, наркоманов и другой человеческой нечисти. Венцом подарка судьбы оказались соседи по квартире. Это была семья украинцев. Красивый, стройный, молодой мужчина Владимир Погиба, на десять лет старше меня, приехал в Донбасс из Винницкой области. Он работал в шахте «17-17 бис» бригадиром забойщиков, встретил красивую девушку Клавдию Жулёву, и женился на ней. Клава была из Темрюка! Это действительно подарок судьбы. Общая культура объединяла нас как близких родственников – не было никаких противоречий. Моя мама несколько раз пыталась накормить меня борщом, сваренным Клавой. Борщ темрюкский, но я безошибочно определял, что борщ варила не моя мама. Борщ такой же, как и у мамы, но каждый повар вкладывает в блюдо свою душу, а эти тонкости я довольно сильно ощущал. Обман не удавался, хотя мама и Клава различий во вкусе борщей не замечали.
Однажды в лаве, в которой работал Владимир Погиба, произошёл внезапный выброс угля и газа метана – погибло девять шахтёров. Владимир Погиба был сильно ранен и остался инвалидом с ограниченным сроком жизни. Умрёт Володя через десять лет, оставив Клаве память о себе в виде двух красивых дочерей, Таисии и Леночки. Жил Володя в семье, в которой его беззаветно все любили. Он имел семейное счастье, о котором люди только мечтают, но жизнь его была коротка. Эта чудесная во всех отношениях семья детей своих воспитывала в нормальных человеческих условиях на основе человеческого достоинства. Приведу один пример, который даст характеристику такого воспитания:
Однажды в комнату к Погибе зашла одна из наших соседок. Дочь Володи, четырёхлетняя Таисия, сказала:
– Пусть она выйдет из нашей комнаты.
– Как тебе не стыдно! Разве можно такое говорить гостье? Замолчи! – пристыдил её отец.
– Пусть она уйдет! – уже в слезах сказала Таисия. – Пусть она уйдет! Пусть она уйдет! – продолжала твердить Тася до тех пор, пока соседка не ушла.
После того, как соседка ушла, Тася сказала своему отцу:
– Она не имеет права заходить к нам, потому что во дворе в моём присутствии она говорила соседям о тебе плохо.
Тася меня всегда называла по имени, но родители её поправляли:
– Не Володя – он намного старше тебя, поэтому ты должна говорить «дядя Володя».
Тася не желала в обращении ко мне, подчёркивать нашу с ней разницу в возрасте. Когда Тася говорила обо мне, то она нарочно подчёркивала своё недовольство установкой родителей:
– Володя, – но, сделав небольшую паузу, добавляла, – который мне «дядько».
Не «дядя», а «дядько», с тонкой иронией, не свойственной её возрасту. Таисия и Елена, будучи прекрасными детьми, вырастут и превратятся в интеллигентных, красивых и прекрасных женщин.
Лето 1957 года было в самом разгаре. Мама мне вышила украинским орнаментом красивую рубашку. По моей просьбе мама пошила мне из тонкого полотна синие запорожские шаровары. Я в этой одежде щеголял по городу, не задумываясь о том, что здесь не принято так одеваться. Мне мама купила и подарила хорошие и дорогие по тем временам противоударные водостойкие часы «Кама» с чёрным циферблатом, тем самым, отметив время моего вступления в юность. У мамы появилась такая возможность – она уже работала под землёй.
Неожиданно в Сталино приехала Валентина Карнеевна с Ниной. Валентина Карнеевна и моя мама, посоветовавшись с Анной Ефимовной Мясниковой и с Василием Ефимовичем Мухиным, решили сделать нам, молодым людям, изумительный и незабываемый подарок – они решили финансировать нас и отправить на месяц в Каменку-Днепровскую!
Налегке, без ручной поклажи Нина, Виталий Мясников, Юрий Мухин и я отправились пассажирским поездом до Запорожья. Проезжая мимо разъезда и Царе-Константиновки, я всматривался в родные и дорогие моему сердцу места. Школы, в которых я учился, тоже были для меня родными. Неужели это может быть иначе? Каждый раз, когда мне приходилось бывать в Царе-Константиновке, я приходил к школе №74, чтоб поклониться ей. В этой школе я проучился самый трудный год своей жизни. Это здание для меня святое, как святые здания всех школ, в которых мне пришлось учиться.
В Запорожье мы прибыли в восемь часов утра. Мы решили не ехать поездом до Никополя. Нам хотелось вторую половину пути проделать по Днепру. В порту мы сели на колёсный пароход и опустились ниже плотины по шлюзам к пристани. Мы, четверо молодых людей, были совершенно свободны, но чувствовалась небольшая скованность. Причину скованности я не находил. Виталию было уже девятнадцать лет, но физическими данными и инфантильностью он уступал даже шестнадцатилетнему Юрию Мухину. Нашим гидом была шестнадцатилетняя Нина. Мне скоро исполнится семнадцать лет. Я расслабился, все заботы грешного мира ушли в сторону, но внутри меня была напряжённость. На пароходе я выбрал себе место на корме и сидел здесь, любуясь Днепром и его берегами. К вечеру начался дождь, но я продолжал сидеть на палубе, не поддаваясь, ни на какие уговоры покинуть это место.
Ночью мы прибыли в Каменку-Днепровскую. У меня распухли ноги – я с трудом шёл по улице. Через полчаса, после того, как мы прибыли к дому Нины, появилась Валентина Карнеевна со своим вторым мужем, Николаем Гавриловичем Момотом.
– Ноги распухли потому, что у тебя больное сердце, – сказала мне тётя Валя.
Вполне возможно, но могла быть и другая причина. Вероятно, у меня есть проблемы с сердцем. Однажды в детстве, через год после ранения, я шёл в школу. Вдруг в моё сердце кто-то вогнал иглу. Боль была невыносимой. Невозможно было дышать. При попытке вдоха боль становилась такой силы, что, казалось, сердце разорвётся. «Пусть Небо решит, жить мне или умереть» – подумал я и, набравшись сил, резко вдохнул воздух. Жуткая боль пронзила мою грудь. Раздался в груди хруст, боль исчезла, а сердце забилось сильно и ровно. Возможно, это было не с сердцем – что-то другое, но мне казалось, что болит сердце. Явления такие стали частыми, избавлялся я от боли уже испытанным методом. Была ещё одна проблема с моим сердцем. Сердце как будто опустили в ведро с тёплой водой, и теперь оно уже не бьётся, а вибрирует. Я плавно лечу в мягкую и сладкую тьму, в глазах темнеет, а я прекрасно знаю, что покидаю мир земной. Такие события с сердцем я определял, возможно, ошибочно, как «фибрилляция сердца». Сжав волю в кулак, начинаю сжимать и сердце, мысленно отгоняя фибрилляцию, как вредное существо. Сердце плавно возвращается к рабочему ритму. Тогда же, после ранения, у меня появилась и фибрилляция сердца.
Дом Валентины Карнеевной стоял недалеко от церкви. Возле церкви и по всем улицам Каменки росли фруктовые деревья. Всё это довольно красиво и необычно. Идёшь по тротуару, а над головой висят соблазнительно красивые плоды. Рвать фрукты на улице здесь не принято. Каменка-Днепровская!
Почему этот населённый пункт назвали Каменкой, я не знаю – здесь всюду песок. Огромное Каховское море затопило миллионы гектаров плавней, уничтожив археологические памятники и места размножения множества редких видов животных. Возможно, люди когда-нибудь поумнеют и разрушат плотины, которые не столько приносят людям пользу, сколько вреда природе. Вода затопила бы и Каменку с десятками тысяч гектар земли вокруг неё, но по центру посёлка отсыпали дамбу, отдав Днепру на съедение половину посёлка. Дамба не спасала Каменку – строители не учли фильтрацию воды через песок. По мере затопления плавней водою животные с берегов Днепра стали уходить в степь – на улицах Каменки было полно змей. Грунтовые воды затопили подвалы и огороды. Для спасения Каменки прорыли канал в озеро Лиман, а в посёлке пробурили 120 скважин и стали откачивать грунтовые воды в этот канал. Между Каховским морем и Лиманом поставили мощную насосную станцию для перекачки воды из Лимана в Днепр. Эти насосы, пожирая огромное количество электроэнергии, работают непрестанно с начала образования Каховского моря. Кое-кто из строителей дамбы оказался «стрелочником» в этом проекте и заплатил своей свободой.
Во время войны немцы строили через Днепр мост между Каменкой и Никополем. Они хотели кратчайшим путём проложить железную дорогу от Белозерского месторождения железной руды к производственным мощностям Никополя и Кривого Рога. Даже высокий уровень Каховского моря не смог скрыть быки для моста.
Каменка-Днепровская и окружающие её земли – сплошной фруктовый сад. Здесь есть абрикосы величиной с крупное яблоко. Абрикосы очень вкусны, но нетранспортабельны. Такой абрикос, упав на землю, разрушается полностью. На месте его падения лежит косточка и кожица плода с небольшим количеством мякоти, а вокруг большое мокрое пятно от абрикосового сока. Абрикосовая водка и абрикосовый сидр – непревзойдённые напитки. Только делать их надо, предварительно выбросив косточки, в которых есть синильная кислота.
Множество чудесных плодов и овощей с неповторимым вкусом и запахом в настоящее время не культивируется только лишь потому, что они нетранспортабельны.
Рынок, где торгуют производители продаваемой продукции, не только даёт производителю средства к существованию, но и стимулирует производителя к созданию новых сортов и продуктов. Рынок, оккупированный торговыми посредниками – классом паразитов, заставляет производителя отказаться от производства нетранспортабельной и экзотической продукции. Диктат на рынках посредников-паразитов приводит к тому, что ассортимент товаров с каждым годом сокращается, качество товара ухудшается, а диктаторские цены посредников на некачественный товар неуклонно растут. Неконтролируемый рынок агрессивный, а слуги его в погоне за наживой беспощадны. Неконтролируемый рынок создаёт хищников-сверхчеловеков. В условиях бизнесдиктатуры между производителем и потребителем вырастает огромная пирамида паразитов-посредников. Государство с такой экономической структурой существовать будет недолго, а народ страны будет вымирать.
Июльская жара накаляет в Каменке песок и воздух до такой степени, что прохлада даже утром наступает не всегда. Вечером, во время танцев в парке, парни время от времени уходят с танцплощадки, дабы освежится в Днепре. В особенности это происходит тогда, когда в порт приходит вечерний пароход. Меня это заинтересовало, и я тоже решил заплыть в оставленный на воде след от проходящего мимо судна. Корабль своими винтами поднимает к поверхности холодные донные воды. Попав в ледяную купель, я с ужасом устремился к берегу. Желание принимать такие процедуры у меня исчезло навсегда. Кроме речного порта в Каменке есть и пристань. Пристань находится на окраине Каменки между песчаных дюн. В Днепре мало кто купается. Загорать и купаться люди ходят на Лиман. На пляжах Лимана росли огромные грушевые деревья с крупными и сочными плодами. Нашим основным развлечением было купание в Лимане и рыбалка на Днепре.
Однажды в обед мы сели за стол. На красивой скатерти в центре стола стоял торт и графин чудесного красного виноградного вина местных виноделов.
– Володя, – начала говорить тётя Валя, – тебе сегодня исполнилось семнадцать лет. Мы все, от всей души, поздравляем тебя с этим чудесным возрастом. Мы желаем тебе….
Последующие слова я уже не слышал. Мою голову заполонил и проник в мои мозги густой разовый туман. К горлу снизу поднялся горячий тугой комок и перекрыл мне дыхание. В две струи из моих глаз ударили слёзы, а я бегом бросился из дома. Я выскочил во двор, вбежал в беседку и с глухими рыданиями бросился на койку.
Одной из причин моего поступка было то, что до сих пор моих слёз ещё никто не видел. Слёзы – непростительная слабость для мальчика, а тем более, для парня моего возраста. Другая причина заключалась в том, что в нашем роду не принято было поздравлять детей с днём рождения. Меня ещё никто не поздравлял с днём рождения! Я получил внезапный удар по своим чувствам. Дети не заслуживают на почтение за то, что появились в этом мире. Какая заслуга в том, что ты пришёл в мир грешный? Поздравлять надо родителей за то, что родили и воспитали ребёнка, затратив на него своё здоровье и огромные средства. Ко мне не сразу подошли – дали мне выплакаться. Да и от неожиданности они не знали что делать, ибо не знали причину моих слёз. Мне пришлось извиниться и объяснить причину моей странной реакции на поздравление.
Время нашего пребывания в Каменке заканчивалось. Лёня, старший брат Нины, работал радистом на теплоходе «Михайло Коцюбинский». Он решил сделать нам подарок. Лёня был женат и жил в Никополе. Дни и ночи, находясь в плаванье, Лёня только по четвергам попадал домой на выходной день. Лёня предложил нам совершить путешествие по Днепру и провести четверг на рыбалке в Золотой Балке. Он договорился с капитаном теплохода о нашем путешествии. Виталий от поездки отказался. Виталий Мясников по своим физическим данным не подходил для такого путешествия, да и не в его интересах было такое единение с природой. Лёня вместо Виталия взял на борт Юрия – брата своей жены Ларисы. Юра был взрослым мужчиной и уже отслужил в армии.
В двенадцать часов дня, или около этого, мы сели на теплоход. Я ознакомился с теплоходом, его устройством, побывал в тесной рубке радиста – на рабочем месте Лёни, и вышел на палубу. Я прошёл на нос теплохода и уселся, готовясь полностью отдать свои чувства просторам Днепра и его берегам. Вода всегда привлекает, тянет, манит к себе и пугает, как и недра земные, потому что, это находится внизу, в преисподней, а не в небе. Всё, что внизу, по всем показателям ниже сущности человека, потому что там покоится смерть. Меня манит к себе поверхность земли, поверхность воды и небо.
На носу теплохода сидели жители сельских районов этого края. Лица этих людей излучали дружелюбие и гостеприимность. У каждого из них есть личные заботы, но глубоко спрятанные, ибо не это главное, когда ты находишься в коллективе своего народа. Это и есть характерная черта украинского менталитета. Какова земля, таковы и люди, живущие на ней. Среди пассажиров сидел старик, своим видом и одеждой показывая, что он козак запорожский и потомок этого славного сословия. Я был одет в любимую мне украинскую одежду, состоящей из вышитой рубашки и запорожских шаровар. Моя душа расползлась, растеклась по водным просторам Днепра и по его берегам. Я был очарован величественной красотой реки, которая в глубокой древности, изначально, задолго до рождения иудейской религии, называлась Ярданом.
Моим вниманием овладел Днепр, но всё же, я видел, что старый усатый козак присматривается ко мне. Старик был обут в обувь домашнего пошива. Он был в побелевших от многочисленной стирки и солнца шароварах и в белой полотняной рубашке. На голове у него был соломенный брыль, а в руках он вертел небольшую курительную трубку, которую время от времени посасывал. Трубка не дымилась. Брови у него густые, темно-русые с проседью. Глаза серые. Слегка курносый нос, полные губы, длинные седые усы. Овальное лицо и искорки в глазах, излучающие лукавство, лёгкую приятную усмешку, и любопытство. Лицо его было готово расплыться в широкую приветливую улыбку. Старик сидел спиной к правому борту теплохода и смотрел не столько на проплывающий мимо нас левый берег, сколько присматривался к людям.
– Одеждой ты и душою наш, а лицо твоё говорит, что ты приезжий, – заговорил ко мне старик, – Откуда едешь, и куда?
– Из Донбасса я, из города Сталино. Приехал я в Каменку-Днепровскую, а сейчас я просто катаюсь, любуюсь Отцом, – ответил я ему, ещё не совсем оторвав своё внимание от пейзажа.
– Каким отцом?
– Днепром.
Старик кивнул головой, а из глаз его ударили две маленькие молнии:
– Истину сказал, потому что Днепр всегда был нашим Отцом. Огромное количество лет Днепр неизменно катит свои воды, и столько же лет приходится нам Отцом. Многострадальная эта земля и народ, живущий на ней. Знаешь, почему называется Лепетихой, вон то, село на берегу? Есть ещё и Большая Лепетиха. Здесь стояли турецко-татарские гарнизоны. Цель этих гарнизонов – не пропустить в Чёрное море запорожских казаков. На море казаки были грозной и непобедимой силой. Казаки строили корабли собственной нигде неповторимой в мире конструкции. Корабли строили из дуба, очень прочные, высокой мореходности и практически невидимые в море, если не ставились паруса, корабли-невидимки. Назывались они «Дубы» и «Чайки». В тёмную безлунную ночь казаки проплывали мимо вражеских гарнизонов, предварительно обмотав тряпками уключины весел. Проплывая мимо гарнизонов, рулевые тихим голосом давали команду гребцам: «Ля-пай ты-хо, ля-пай ты-хо». С тех пор закрепилось название этих мест. Теперь мы произносим это по-русски, Лепетиха. Казаки залечивали свои раны, отдыхали после боёв и продавали свои трофеи в Грузии. В Грузии казаков всегда встречали как дорогих гостей. Грузины – народ, с которым украинцы никогда не воевали и не ссорились, а всё потому, что грузины не набивались нам в «братья», и отношения украинцев с грузинами строились на взаимоуважении, - старик замолчал и задумался.
К вечеру посвежело. Сильный ветер взлохматил причёску Днепра – волны достигли трёх баллов. Они били теплоходу в правую скулу, а брызги речной воды залетали на палубу. На носу осталось мало пассажиров. Солнце спряталось, ушло на покой, предлагая и нам сделать то же самое. Лучи спрятавшегося за горизонтом солнца нарисовали на небе такую гамму красок, что у меня перехватило дыхание. Небо, от синего цвета на востоке, к зениту плавно переходило к светло-синей окраске. Ближе к западу, небо было бирюзовым, а возле самого горизонта были полоски нежно-розового свечения с золотыми полосами между ними. Заход солнца так же красив, как и Западная Европа, как красивы мудрые старые люди и, как красива Золотая Осень, когда уже известны результаты, а не обещания. «Обіцянка – цяцянка, а дурневі – радість» – говорит украинская народная мудрость. Восход солнца чаще всего бывает багряный, кровавый, зловещий, как и весь Восток с его не лучшей историей. Не люблю я цвет крови пролитой. «Дурак красному рад» – тоже мудрость народная. Народная мудрость основана на статистике, с которой спорить бесполезно.
Вечернее небо постепенно превращалось в синий ковёр с алмазными звёздами на нём. На верхнюю палубу вышли моряки, уселись и хором запели под куполом красочного родного неба. Вероятно, у моряков был хоровой кружок самодеятельности, но, скорее всего, они пели потому, что небо красиво, что земля родная прекрасна, что «чуден Днепр» и что душа просит петь, восхваляя свою чудесную Родину и украинскую национальную культуру. Украинцы любят хоровое пение – у них хорошие голоса и врождённый музыкальный слух. Пели моряки украинские казацкие песни, неизвестные мне, но родные. Ощущение такое – будто я на волнах этих песен уже тысячи лет плыву над родными просторами любимой Украины. В этих песнях музыка, слова и сюжеты высококультурны, запорожские, а не песни метисов, причисляющих себя к славному роду запорожцев, но выдающие своё незавидное происхождение псевдоукраинскими вульгарными песнями.
Смесь двух родственных по языку культур создал невообразимый по моральной анархии донской и кубанский этнос. Если запорожское казачество было создано по велению времени для защиты своей нации, то донское и кубанское казачества были созданы для аннексии чужих земель. В этом и заключается причина падения моральных устоев. В этом скрывается и причина возникновения бархатного матриархата, который в вульгарных песнях ярко выражен. Любо-дорого читать М. Коцюбинского – у него слова как песня. Даже лучше, ибо, читая его произведения, забываешь, где ты в это время находишься, а произведения Ивана Франка воспринимаются сердцем. Было бы прекрасно, если бы все украинские писатели были патриотами своей страны. Увы, в среде украинских писателей много псов московских. Зарабатывать хлеб надо, но, не оскверняя святую культуру своих предков. Вот с такими мрачными мыслями в непроглядной тьме безлунной ночи я закончил своё путешествие по крутым волнам Днепра, взволнованного в унисон моим мыслям.
В двенадцать часов ночи мы причалили к пристани села Гавриловка. К правому, крутому берегу Днепра, в небольшой узкой бухте был причален дебаркадер. Здесь мы высадились. К дебаркадеру была привязана большая шлюпка, на которой мы утром должны совершить ещё одно путешествие. Было всего лишь половина первого ночи. На холодном полу пристани, при сильном холодном ветре не удавалось уснуть, несмотря на то, что спать хотелось неимоверно. В три часа ночи мы сели в шлюпку и отплыли в русло Днепра. Здесь нас встретили большие волны. Против волны, вдоль берега, мы едва двигались, а проплыть нам надо около семи километров до следующего залива. Прилично промучившись на вёслах, мы растянули канат и под глинистым обрывом тянули шлюпку вдоль берега, как бурлаки на Волге. Через четыре часа мы вошли в тихий залив Золотой Балки.
Лёня назвал эту балку Золотой, а мы согласились с этим определением. В заливе было спокойно. Мы тихо плыли на шлюпке, наслаждаясь открывшимся нашим глазам чудесным пейзажем. На южном высоком берегу бухты за косогором виднелись крыши домов прибрежного села. У берега стояла шлюпка, а сидевший в ней рыболов мерно шлёпал чем-то по воде. Как потом я узнал, он ловил сома, а шлепками по воде подзывал его к приманке. Северный берег бухты низменный и заросший лесом лиственных деревьев. В глубине леса над верхушками деревьев виднелся верхний этаж разрушенного графского замка. Мы и направились к этому берегу, так как там виднелось зеркало спокойной воды. От замка под густыми кронами деревьев к воде выходила тропа. По тропе на водопой вышла косуля с двумя козлятами. Увидев нас, они остановились, и стали удивлённо рассматривать плывущую мимо них шлюпку с четырьмя оболтусами на борту. Через минуту косуля спохватилась, развернулась к нам задом и грудью затолкала любопытных детёнышей в кусты. Мы проплыли ещё четыреста метров и остановились в удобном тихом месте. На берегу росли густые кусты, за кустами был лес, а в воде стояли редкие высохшие невысокие деревья, протянув вверх свои чёрные безлистые ветки, безмолвно взывая к Небу о возмездии тем, по воле которых уничтожены огромные просторы божественной природы. Лёня внимательно осмотрел затопленное высохшее дерево и прогнал с его веток двух краснобрюхих змей.
Долго и безуспешно мы пытались поймать рыбу – не ловились даже ерши. В принципе рыба нам не нужна была вовсе – мы приехали отдыхать, но должно, же, быть хоть какое-нибудь развлечение! Клёв был и очень сильный. Мы вытаскивали на берег свой улов, а затем с трудом освобождали крючки. Ловились черепахи! Удовольствия мало – они нам надоели. Легко перепрыгнув куст, перед нами остановился молодой олень. От неожиданности мы замерли. В двух шагах от нас стоял красавец олень, и оторопело смотрел на непрошеных гостей. Олень не двигался, мы – тоже. Как долго продолжалась бы эта немая сцена, я не знаю. За кустом появилась взрослая самка и забрала своего глупого сына. Они грациозно и неторопливо скрылись в зарослях. Лёня сел в шлюпку, отплыл от берега на пять метров и стал ловить рыбу. У него не ловились даже черепахи. Иногда с бухты к нам плыли красно-коричневые гадюки, решив рассмотреть пришельцев.
Везде, где мне приходилось ловить рыбу, змеи проявляли ко мне повышенный интерес. У меня к ним неприязни нет, тем более что они являются хозяевами местности, а я – всего лишь, не прошеным гостем. В детстве я знал, что нужно сделать, прежде чем поймать ядовитую гадюку, для того чтоб положить её себе за пазуху и ходить с ней без боязни быть укушенным. Я спокойно брал гадюк в руки без предварительных магических действий защиты. Не кусают животные того, кто с уважением и любовью относится к ним. Можно любить, но не уважать, и за это быть наказанным. Без уважения не может быть дружбы, а любовь без уважения – агрессия! Уж лучше встретить умного врага, нежели такую любовь.
Прошло более пятидесяти лет с тех пор, и только теперь возник у меня вопрос – почему нам никому не пришло в голову, побродить по графскому парку? Мы просидели на берегу целый день и не сделали даже десяти шагов вглубь парка. Нам, наверное, было не так уж и скучно.
Во второй половине дня Лёня поймал огромного старого линя. Линь был коричневого цвета и в толстом слое слизи. Это был наш единственный улов.
Вечером мы без проблем за волной и с попутным ветром, быстро вернулись к дебаркадеру. В половине первого ночи мы вновь взошли на теплоход «Михайло Коцюбинский». Я опустился на нижнюю палубу, зашёл в пассажирское отделение, завалился на мягкое сидение и уснул как убитый. Я же не спал почти двое суток.
Было ещё темно, когда Лёня разбудил меня и повёл в буфет покушать. Конечно, разбудить меня ему не удалось. Я шёл как сомнамбула. Меня бросало бешеной качкой от одной перегородки к другой, в моей голове стоял сплошной туман, и я не помню, кушал ли я вообще. Возможно, я уснул за столом.
Отпуск наш подходил к концу, мы уже ко всему привыкли, и нам становилось иногда скучно. В гостях хорошо, а дома – лучше. Втроём мы возвращались домой железной дорогой с Никополя, попрощавшись со своими обходительными родственниками, с прекрасной Каменкой, с чудесным Днепром и с приветливыми людьми, живущими в этом чудесном краю. Мы так и не встретили ни одного человека, который проявил бы к нам или к другому человеку свою недоброжелательность. Святой Днепр учит всех уважать, но, прежде всего, любить и защищать собственную национальную культуру.