ЕВАНГЕЛИЕ И РАВВИНЫ
Дэвид Даубе (1956)
http://www.notredamedesion.org/en/dialogue_sidicView.php?id=501
Новый Завет можно лучше всего понять на фоне палестинского иудаизма того времени. Многие ученые проделали хорошую работу в этом направлении, но есть богатые возможности для дальнейших исследований. Позвольте мне привести несколько примеров.
Рут: предвкушение мессианского исполнения
В Евангелии от Луки ангел, возвещая Марии рождение ее Сына, заявляет: «Сила Всевышнего осенит тебя» (KJV). И Мария отвечает: «се, раба Господня». Использование глагола «осенить» в этом контексте является несколько странным и привело современных авторов к ряду теорий, ни одна из которых не является удовлетворительной. Это объясняется тем, что Евангелие намекает здесь на историю Руфи. Когда Руфь пришла к Боазу ночью, говоря: «Я раба твоя, простри крылья свои на рабу твою», она еще не была за ним замужем. Это обстоятельство создало проблему для древних раввинов: характер Руфи должен быть беспорочным, если она прообраз грядущего и прародительница Давида и Мессии. Мудрецы пришли к выводу: просьба «простереть крылья» показывала исключительное целомудрие, и хотя она могла быть истолкована против нее, Руфь была чистейшей из всех женщин. В арамейском переводе «простереть крылья» легко становилось «осенить крыльями»: это два синонимичных выражения.
Лука с его специфическим использованием глагола «осенить», а также тем, каким образом Мария описывает себя как «рабу Господню», указывает на параллель между этой ситуацией и ветхозаветным образом, как она интерпретировалась мудрецами. Мария, обрученная с Иосифом, была беременна, и тем не менее она была второй Руфью, чистой девственницей. Следует подчеркнуть, что евангелист полностью осознает уникальность события, о котором он рассказывает. Но он лишил бы себя ценного средства истолкования их значения, если бы не сослался на прежние события в истории Израиля как на знамение и источник смысла. Фигура Руфи, в частности, рассматривалась многими раввинами как наделенная функциями прообраза мессианских событий.
Существует по крайней мере еще одно повествование Нового Завета, где тонко введена тема Руфи: повествование о чудесном насыщении толпы. Есть пять вариантов этого повествования у синоптиков, каждый из которых завершается заявлением, что «ели и насытились, и осталось двенадцать полных коробов». Это перекликается с сообщением о Руфи, что она была приглашена Боазом поделиться его едой с народом: «Они ели и насытились, и еще осталось». Таким образом, мессианская община сравнивается с Рут: еда, которую Рут получила от Боаза, рассматривается в Евангелиях как прообраз еды, которой Иисус насытил многих. Это не так уж удивительно, если учесть ту роль, которую благочестивые спекуляции раввинов отвели эпизоду, когда Руфь кормит народ. Если Руфь рассматривалась как прародительница Давида или даже Мессии, то ее хозяин, Боаз, выступает как образ Бога. Есть по крайней мере один мудрец, для которого эта еда была чудом, ибо, хотя Боаз дал немного, в руках Руфи ее оказалось более чем достаточно.
Роковой сон
Эпизод в Гефсиманском саду перед арестом Иисуса в наше время широко рассматривается как легендарный, как воплощение богословской максимы без претензий на историчность. Клмментаторы не видят никаких естественных мотивов ни для призыва Иисуса к ученикам не засыпать, ни для серьезных последствий того, что они все-таки заснули. Есть, однако, вполне адекватные причины, которые можно найти в еврейских установках восприятия истории. Иисус и Его ученики праздновали Песах так, как это было принято тогда по всей стране: они пришли в Иерусалим группой единомышленников и друзей, как обычно приходили по 5-10 человек. Существовали правила, регулировавшие формирование и роспуск таких групп, а некоторые круги были в этих вопросах строже других. Одно из правил гласило, что если кто-то из членов группы уснет, связь между всеми остальным распадется и не будет восстановлена, но если он просто задремлет, то этого не произойдет. Состояние легкого сна характеризуется тем, что человек «отвечает, но не может ответить разумно».
Очевидно, когда Иисус просил учеников бодрствовать, то он не хотел допустить, чтобы группа распалась; Он заметил, что после Его возвращения с молитвы глаза учеников отяжелели и они «не знали, что Ему ответить». Это означает, что к этому моменту они слегка задремали, а на третий раз Он обнаружил их спящими и понял, что Ему придется остаться одному. Сказанное не означает минимизации богословского смысла эпизода, ибо речь идет о правилах, прочно укорененных в тогдашнем толковании Песаха. В недавно найденном кумранском уставе по дисциплине сон на собрании расценивался как тяжелый грех. Повествование Луки здесь короче, чем Матфея, и лишено этой технической для раввинов детали. Трудно сказать, сам ли Лука не ценил подобные вещей, или же он думал, что их вряд ли оценят его читатели.
Захоронение Иисуса без скандала
Раввинистические концепции легко упускали этот момент, который кажется странным для нашего образа мышления, был еще не установлен в еврейской Библии и больше не занимает видного места в современном иудаизме. В новозаветную эпоху существовало любопытное раввинистическое понятие «позор» или «скандал», влияние которого заметно в сообщениях о смерти Иисуса. Противники Иисуса, кажется, остновили свое внимание на скандальных сторонах Его конца, евангелисты же, хотя и не отрицали Его страданий, все же, понятно, были заинтересованы собрать все факты, которые смягчили бы скандал. Скандал согласно мышлению раввинов может постичь не только живого человека, но и мертвого. Казненный преступник обычно хоронился на общественном участке и лишь через год его останки переводили в семейную гробницу. Иисус в соответствии с Евангелием от Матфея был сразу же погребен в недавно построенном семейном склепе Иосифа из Аримафеи. Лука и Иоанн не упоминают, что это была семейная гробница, но, по крайней мере, они заявляют, что это была могила, где никого не хоронили прежде, поэтому она не могла быть общественной; этот сюжет, подразумевавшийся к Матфея, здесь использован не был.
Также, как правило, казненного преступника хоронили не помазанным. Однако согласно Евангелию от Иоанна Иосиф Аримафейский и Никодим помазали тело Иисуса, и Иоанн подчеркивает, что это было сделано по общепринятому еврейскому обычаю. Матфей и Марк не включают эту сцену. Но и здесь скандал снимается: посмертное помазание Иисуса совершает женщина в Вифании, пришедшая заранее. Обряд помазания, однако, был выполнен в неортодоксальной манере. Иоанн, который ясно говорит о нем, вообще не приписывает помазанию Марией в Вифании значение погребального обряда. Лука не упоминает ни посмертного помазания, ни погребального обряда как такового.
Наиболее серьезным скандалом в раввинистическом смысле было нанесение увечий, как представлялось, препятствовавших телесному воскресению. В эпоху Нового Завета телесное воскресение стало кардинальным принципом фарисеев. Значение, которое придавалось ему, привело к далеко вышедшим за рамки своего времени реформам институтов уголовного права. Старые методы побиения камнями и сожжения были заменены на такие, которые, хотя и не были менее жестокими, исключали видимые повреждения скелета, наиболее же распространенным способом смертной казни стало удушение.
Именно эти тенденции нужно иметь в виду, когда мы читаем у Иоанна ясные и настойчивые упоминания о том, что ноги Иисуса не были сломаны. Христиане не только верили, как и фарисеи, в телесное воскресение, но они утверждали, что Иисус, будучи распят, на самом деле ходил по земле снова. Перелом Его костей дал бы противникам повод к возражениям. Иоанн цитирует установление, согласно которому пасхальный агнец должен быть неповрежденным. Критики считают, что отказ стражников сломать Иисусу ноги не основан на традиции, но происходит просто от аналогии Иисуса с пасхальным агнцем. Но когда мы рассматриваем раввинистические понятия о позоре или скандале, гораздо более вероятно, что этот эпизод отсылает к ранним спорам о характере воскресения Иисуса. Отправной точкой Иоанна были не цитаты, на которых он построил историю, но история, отсылающая к символу пасхального агнца и его целости, обеспечивающей единство воскресения, как индивидуального, так и национального.
Четыре категории вопросов
Порой рассмотрение раввинистического материала освещает не только смысл повествования Нового Завета, но и постановку отдельных проблем. У Матфея и марка обсуждаются в одном и том же разделе четыре вопроса:
1.Законно ли давать подать кесарю?
2. Если человек умирает, не оставив потомства, и его вдова выходит замуж за его брата, на этот раз также умирает и она выходит замуж за другого брата, и так далее, пока она была замужем за всеми братьями - когда они все воскреснут из мертвых, кому она будет женой?
3. Какая заповедь самая важная?
4. Как может быть предан смерти Мессия, сын Давидов, если Давид в своих псалмах называет его своим Господом?
На первый взгляд, кажется, что между этими вопросами нет смысловой связи. И все же есть простая причина их упоминания вместе взятых. Раввины разделяли все вопросы на четыре категории: вопросы мудрости, где вы спрашиваете о конкретных моментах закона; вопросы насмешки, которые представляют собой издевательство над верой сообщества, прежде всего верой в телесное воскресение; вопросы поведения, где вы заинтересованы в принципах нравственной жизни; и вопросы экзегезы, призванные найти объяснение кажущихся противоречий в Писании. Четыре вопроса у Матфея и Марка четко представляют эти четыре установленные мудрецами категории. Первый, о подати кесарю – это вопрос о мудрости, о конкретном пункте закона. Второй, о вдове – это насмешка над верой в телесное воскресение. Третий, о главной заповеди – вопрос поведения, основы нравственной жизни. И четвертый, о Мессии как сыне Давида и Господе Давида – это согласование кажущегося противоречия в Писании.
Мы можем дать еще более конкретную информацию о той модели, исходя из которой писались эти главы у Марка и Матфея. Следует напомнить, что первые три вопроса, о дани кесарю, о вдове и о наибольшей заповеди, задавались Иисусу разными людьми, в то время как четвертый вопрос задает Сам Иисус. Также литургия кануна Песаха говорит о четырех сыновьях, и каждому из них соответствует определенный вопрос, задаваемый относительно Песаха. Один из сыновей ставить вопрос мудрости, второй – вопрос насмешки, третий – вопрос поведения, и четвертого отец наставляет сам. Это не может быть совпадением. Вывод таков, что эти главы Нового Завета стоят в тесной аналогии с пасхальной Агадой, ибо ранние христиане праздновали Песах, заменяя или дополняя его традиционные разделы, посвященные древнему Исходу, другими, близкими по структуре и связанными со служением Иисуса. Возможно, это начал делать Марк или даже Петр. У Матфея оригинальный характер четырех вопросов оценивается в большей мере, чем у Марка; Лука отказывается от этой структуры.
Апостольская преемственность
В ряде случаев можно получить важные результаты, изучая отношение раввинов к жизненным проблемам, повлиявшим на христианские законы или учреждения. Исторический анализ возложения рук и апостольского преемства страдает от неспособности различить два вида возложения рук, присутствующие в разных терминах ивритских и арамейских источников: легкое возложение рук на благословляемого и твердую опору руками. Первое означало опосредование некоторого благотворного влияния, второе – влитие всей своей личности в другое существо. В первые века раввинистического иудаизма последний вариант практически ограничивался двумя случаями: жертвенным культом, когда возлагали руки на животное, предлагаемое в жертву, и рукоположение, когда мудрец опирался руками на ученика, тем самым передавая ему частицу своей личности и создавая тем самым другого мудреца, истинного преемника Моисея. Иисус совершал нежное возложение рук, с тем чтобы благословить или исцелить. Но Он никогда не совершал раввинского рукоположения. Помимо того, что Он не был рукоположен сам, идея передачи Иисусом Своей личности другому человеку невозможна. В ранней Церкви, однако, этот обряд вышел далеко за пределы его раввинистического употребления, по крайней мере в кругах, описываемых в Деяниях Апостолов. Он означал назначение передатчиков благодати, хотя они и не имели полной координации между собой; так Павел и Варнава были посланы своими коллегами с особой миссией, хотя они уже входили в число лидеров Церкви и здесь не могло быть речи о передаче полномочий от мастера к ученику. Это расширенное использование обряда, которое отражало огромный религиозный энтузиазм и уверенность в себе, не оставило по себе никаких свидетельств в посланиях Павла.
Тем не менее христианский эквивалент раввинского рукоположения появляется в посланиях к Тимофею. Ясно, что автор посвятил Тимофея как епископа через возложение рук и что Тимофей был вправе использовать этот метод для посвящения других, как в эту эпоху имел на то право любой раввин. Один отрывок в 1 Тим. Вызывает трудности: речь как будто идет о том, что Тимофей стал епископом через возложение рук старейшин, а не Павла. Но обычный перевод здесь вводит в заблуждение. Греческий текст имеет в виду раввинскую фразу, которая означает смиху, назначение на раввина. Поэтому правильно переведенный отрывок означает, что Тимофей был не поставлен возложением рук старейшин, а поставлен для возложения рук на старейшин, то есть на должность старшего среди них или, в христианской терминологии, рукоположен в епископа. Это раннее свидетельство о назначении апостолом епископа через возложение рук, и раввинская фразеология лишь подчеркивает близость этого акта к еврейской модели рукоположения, в то же время позволяя заключить о существовании в Церкви этого периода группы, называемой пресвитерией или священством.
Запрет на развод
Высказывание Иисуса о разводе, переданное у Марка, должно быть рассмотрено на фоне современной ему еврейской мысли. В качестве аргумента против развода Иисус цитирует стих из истории творения, из Книги Бытия: «Мужчину и женщину сотворил их». На первый взгляд трудно понять, почему этот стих должен поддерживать запрет на развод, более того, он может быть истолкован в пользу развода, ибо Бог сотворил мужчину и женщину как независимых существ. Ключ лежит в древнем учении раввинов, которые видели в этом стихе намек на изначальный статус Адама и Евы. Для них фраза о сотворении мужчина и женщины означала учение, что изначальный Адам содержал жену в себе, то есть был андрогином. Не имеет значения, согласны ли мы с этой интерпретацией этого стиха: Иисус должен был исходить из этого, ибо такая трактовка стиха действительно содержит мощный аргумент против развода. В идеале творения мужчина и женщина составляли одно существо. Брак подходит к этому статусу; развод с последующим повторным браком является его отрицанием, будь то ситуация, в которой жена бросает мужа, чтобы выйти замуж за другого, или – и здесь мы приходим к выводам, отличающимчя от традиционного иудаизма – муж оставляет жену, чтобы повторно вступить в брак. В любом случае это разрушение изначального целого. Именно и только на этой основе мы можем оценить силу слов Иисуса: «Что Бог сочетал, человек да не разлучает». Речь идет об идеальном мире, где мужчина и женщина были едины.
Такой взгляд подтверждается, когда мы смотрим на спор о расторжении брака в целом. Иисус спрашивал фарисеев об этой проблеме. Его ответ, как представляется, основан на раввинской интерпретации стиха, который Он приводит. Позже ученики вновь спрсили Его мнение по этому вопросу, и Он сообщает им много аргументов о том, что развод с последующим повторным браком есть прелюбодеяние. Зачем обсуждать это с учениками наедине, если позиция общества и врагов полностью понятна? Ответ со ссылкой на сотворение мужчина и женщины должен был содержать некоторые тайные учения. Это раввинское представление об изначальном Адаме
Перевод (С) Inquisitor Eisenhorn