Есть у меня друг детства, Вовкою зовется. Я называю его братишкой, он искренне считает меня сестренкой. Балбес, конечно, как и все младшие братцы для старших сестер, но человек по жизни весьма веселый. Во время, о котором идет речь, ко всему прочему он был открыт всем безалаберным романтическим случайностям, свойственным нежному студенческому возрасту. Меньше трех девочек за ним никогда не бегало, да и сыскавшие его благосклонность дамы менялись, как дорогие перчатки у изнеженной барышни. Немало крови было выпито у родителей за период обучения оболтуса в университете, и нервов, потраченных на его перевоспитание, с избытком бы хватило на взращивание еще нескольких младенцев. После того как были испытаны последние достижения науки и техники в приручении особо нестандартных детей, вычитанные его мамой в журнале «Семья и школа», Владимира благополучно оставили в покое, и он, как ни странно, стал понемногу утихать в своих разгульных замашках, начал подумывать о более серьезных отношениях. Вот тут-то амурные дела зашли в тупик. Все, помногу раз испробованные на предмет соответствия домашней хозяйке, леди не приносили заскучавшему донжуану удовлетворения. Причина проста: никто из них не был готов родить ребенка от всем известного университетского кутилы. Девочки сомневались и, по-моему, очень даже правильно делали, что сомневались.
- Все они шлюшки, нет ни одной нормальной. Ни капли не понимают в семейных отношениях. То «подожди, аспирантуру закончу», то «не время сейчас рожать, поживем пару лет, увидим». Гарантии всем нужны стопроцентные. Нет, ты понимаешь, замуж выйти каждая из них согласна, а вот ребенка рожать никто не собирается в ближайшую пятилетку. Ну и на кой ляд мне эти коровы тогда сдались? Истерики их слушать, так еще до свадьбы замучают бесконечными придирками. Придется мне, сестренка, твоего Колю воспитывать…
- Не думай даже, близко не подпущу, если и дальше по жизни балбесить будешь.
- Ну, как мне найти нормальную тетку? Раз такая умная, скажи! У меня глаз наметанный, я в каждой из них порок вижу, потому что сам порочен, знаю что к чему.
- Вова, ты по ресторанам меньше шляйся да толстенным кошельком своим не тряси, будь скромнее, может, что тогда и найдешь дельное. А то видела я твоих теток - сплошь девочки по вызову. Мало того, что двух слов связать не умеют, так еще и беспардонно напиваются, как свиньи, на первом же свидании. Посмотри на себя, да от тебя же нормальная баба шарахнется сразу, если не дура, конечно. Ты же всех сразу через постель пропускаешь.
- Ну, они же не отказываются, елки-палки. Что я их силком тащу, что ли? Скажешь, тоже мне педагог. Где мне их, нормальных, искать? В научной библиотеке? Не лучший вариант, пробовал. Или, как в детстве, шоколадку - и в педучилище?! Те же б…и получаются, только заумные.
- Все, замолчи, пожалуйста. Ты мне веру в человечество на сегодня и без того подорвал. Давай с тобой чай пить, у тебя рот будет занят, некоторое время помолчишь, может быть. Я успокоюсь, а то у меня уже от тебя, как у того осла из мультфильма, помнишь, глаз дергается.
Я видела по Вовкиному ехидно ухмыляющемуся лицу, что словесная перепалка со мной его весьма забавляет, и останавливаться на достигнутом он вовсе не собирается. Однако тут, на мое счастье, у него зазвонил сотовый телефон. Несколько минут он с кем-то о чем-то возбужденно переговаривался, одновременно куря на балконе, а я собирала на стол и искренне радовалась неожиданному тайм-ауту в нашем интеллектуальном, по-родственному откровенном, поединке.
- Аленка!!! Я выхожу замуж!!! Юлька беременная!!!
- Может, женишься все-таки, а не выходишь замуж?
- Ни фига. За эту бабцу можно только выйти замуж, жениться на ней нельзя. Характер крут! Захочет – в бараний рог согнет любого мужика. Тем она мне и интересна, пожалуй, более других.
- Ага, острых ощущений не хватает.
- Да иди ты в пень, Алена. «Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать!», а не разгребать дурацкую бытовуху всю жизнь. На войне, как на войне, а с этой красоткой не соскучишься, точно. Так, все, я пошел, ты тут моих родителей подготовь морально и нравственно, у тебя это хорошо получается. Юлька, свет мой, солнышко, мать моего ребенка, я иду к тебе с приветом!!! Ура три раза!
- Слушай, будущий отец семейства, погоди, остуди пыл, давай подумаем.
- Что тут думать, трясти надо. Я согласен хоть завтра под венец ради продолжения рода. Да и девочка, правда, мне нравится. Не волнуйся за меня, сестренка, все будет хорошо. Вы с ней очень даже подружитесь, я уверен.
Я никак не ожидала от него такой откровенной радости и несколько минут после очередного неожиданного эмоционального всплеска, молча, внимательно разглядывала его светящееся, почти безумное, возбужденное лицо. «Эх, Вовик, Вовик, видно, проблемка-то гораздо серьезнее, раз весь твой цинизм напускной так быстро развеялся», - подумала я, а вслух сказала:
- Знаешь, что? Не годится на ночь глядя, в таком виде, к невесте идти. Давай по-нормальному. Завтра выспишься, умоешься, побреешься, я тебе костюм отутюжу, рубашку белую приготовлю, ты купишь цветы и, как положено жениху, явишься делать предложение своей избраннице. Ведь она достойна того, чтобы к ней с уважением относились, как ты думаешь?
- Хорошо, сестренка. Все что угодно ради тебя. Только завтра я не смогу, пойду послезавтра, в пятницу. За один день не родит. А так и сюрприз заодно хороший получится. Надо дела завтра поделать и насчет квартиры порешать, втроем нам в моей однокомнатной тесно будет.
До утра в этот день мы сидели на балконе и оговаривали планы на будущее с учетом изменившихся обстоятельств. Неугомонный, возбужденный радостным известием, Вовка повел меня под утро на набережную – встретить первый в жизни рассвет серьезным семейным человеком. Так он думал…
Вечером следующего дня он, совершенно пьяный, с огромным букетом чайных роз, ввалился ко мне в комнату. Не разуваясь, прошел по ковру и улегся на диван, при этом высоко задрав ноги в грязных ботинках. Обескураженная подобной наглостью, я молча смотрела на его бледное как никогда лицо, пытаясь разгадать во впалых, почерневших глазах причину несчастья. Ни о чем не спрашивая, разула его, принесла чашку крепкого чая. Он жалобно посмотрел на меня из под своей модной взъерошенной челки, накрахмаленным колом стоявшей сейчас на неопрятной голове:
- Принеси мне, Аленка, что-нибудь покрепче да выпей со мной. Это будет лучше, чем чай.
Я принесла коньяк. Мы выпили. Понемногу бледность на Володином лице прошла, оно стало неравномерно покрываться красными пятнами. Ответ на волнующий меня вопрос прозвучал ровно перед тем моментом, когда он в беспамятстве забылся тяжелым сном, пьяно раскинувшись у меня на диване:
- В-валерка согласился раньше меня, представляешь. Она троим пацанам сказала, что беременная. Кто первый согласился, за того и вышла. А кто отец – неизвестно. Я подружку ее сегодня подпоил и все выяснил. И это правда, я звонил Павлу. Он был третьим, оказывается, в нашей групповухе. Валерка, баран, ничего не знает. Женится, жить будет. Юлька, Юлечка, дуреха ты непутевая, кто же так делает… Сколько я развратничал, а такого не ожидал. Представляешь, это может оказаться мой ребенок…
Я ничего не могла ответить ему, ничем не могла утешить. Только долго приглаживала руками непослушные жесткие волосы и смотрела чуть поверх его головы, в безжизненную черноту окошка. Мне вдруг померещился этот еще не родившийся ребенок. Какое будущее его ожидает, в состоянии ли он будет стойко переносить бремя, данное ему еще до рождения? Почти против воли губы скорчились в гримасе, и я тихонечко зашептала кому-то уже появившемуся на том краю вселенной:
- Прости нас, малыш. Прости нас всех, малыш.