Завещание с простыми условиями. Глава 9

Изабелла Кроткова
Глава девятая



            Я вошла в прихожую и села прямо на пол, перед огромным, в человеческий рост, зеркалом в черной прямоугольной раме. Посмотрелась в него.

            <Интересно, оно показывает все так, как есть? Ничего не приукрашивает и не уродует?>

            Я увидела свое похудевшее лицо с темными кругами под глазами. Да. Недешево дается мне возможность обладания семикомнатной квартирой в центре.

            <Семикомнатной?> Я что-то не могу припомнить седьмой комнаты, их только шесть. Может, прихожая тоже считается комнатой? Она такая огромная… Впрочем, мне  хватило бы одной спальни.

            Хотя какая теперь разница?

            Мне хватило бы одной спальни, если бы эта квартира не вытягивала душу из тела.

            А точно ли она в центре? Об этом центре вообще никто слыхом не слыхивал. А Света что-то болтала про какой-то мост…

            Я сделала вывод, что вообще не знаю, где нахожусь.

            Мне не нужна эта квартира. Мне здесь плохо. Она сосет из меня жизнь.

            Тяжелым шагом, не раздеваясь – к чему раздеваться?.. – я поднялась в спальню. Раскрытый, наполовину собранный баул стоял посреди комнаты. Я стала кидать туда оставшиеся вещи. Сейчас возьму его, выйду из дома и пойду на остановку. Еще немного, на грани последней надежды, подожду трамвай. А если он не придет, поймаю такси – они время от времени курсируют вдоль дороги. Собравшись, я потащила баул по лестнице. Приволокла его к двери. В последний раз окинула взглядом квартиру – просторную прихожую, массивные двери, ведущие в комнаты, и лестницу.

             Прощай, наследство!

             <Зря я выкинула папу с балкона. Висел бы себе на стене в гостиной…>

             Держа баул в одной руке, другой я взялась за ручку двери, но неожиданно она распахнулась снаружи, и от неожиданного толчка я отлетела в сторону.

             За дверью стоял Павел Иванович Корсаков.
         
              - Извините, что без приглашения, - учтиво произнес он, протискиваясь в дверь, загороженную баулом, - но дела прежде всего.

             По квартире моментально разнесся пряный запах его одеколона.

             Невзирая на меня, сидящую на паркете посреди прихожей, он чинно прошел к вешалке, снял головной убор и повесил его на оленьи рога.

             Плащ, как и в первое свое посещение, снимать не стал.

             - Мерзну все время, - ответил он на мой невысказанный вопрос, - позволите?..

             <Вот черт его принес!..>

             Он исподлобья взглянул на меня.

             - Вы не пробовали следить за своими мыслями, фройлейн Марта? – со скрытой злобой спросил он, - мысль способна созидать и разрушать.

            Но мне было не до его философских взглядов.

            Я во все глаза уставилась на большой плоский предмет, который он держал подмышкой.

            ЭТО БЫЛ ПОРТРЕТ МОЕГО ОТЦА!

            Он меж тем мягко продолжал:

            - Давайте-ка пройдем в гостиную и поговорим.

            Я, не произнося ни слова, медленно поднялась с пола, отодвинула в сторону баул и заперла дверь.

            - Давайте вашу куртку, дражайшая фройлейн, - добродушно завел Корсаков, - вы уж, поди, отвыкли от должного обращения? Скажите, когда за вами в последний раз ухаживал мужчина?..

            <И впрямь, не припомню, когда мужчина именно «ухаживал».
            Зато прекрасно помню, когда мужчина, развалившись на диване с пультом от телевизора, требовал немедленно откупорить ему пиво.>

            Я сняла куртку и сунула ему.

           - А все потому, что нынешнее поколение… А-а! – вдруг заверещал он, и куртка полетела на пол.

           - Что это с вами? – очнулась я от ступора.

            Он затряс рукой, время от времени дуя на нее.

            Я, ничего не понимая, воззрилась на него.

           - Ну что стоишь, как истукан?! Поднимай свое барахло и встречай гостя! – прошипел он, не переставая дуть на руку.

            Я подняла куртку с пола и молча повесила на вешалку, покосившись на портрет.

           - Удивляюсь вам, Марта Вильгельмовна… - вернулся опять к высокому стилю непрошеный гость по пути в гостиную.

           Меня вдруг впервые покоробило это обращение.

           - Называйте меня просто Марта.

           - Вас это раздражает?

           Я не знала, что ему ответить.

           - Сделайте исключение ради меня. Позвольте вас так называть.

           <Ладно, черт с ним, пусть называет, как хочет. Сейчас он выскажется и пускай катится ко всем…>

           Я не успела закончить мысль; к горлу вдруг подкатил ком, и я чуть не выплеснула последнее слово вместе с блевотиной, хлынувшей из меня потоком.

           - Ай-ай-ай! А я ведь предупреждал: следите за своими мыслями!

            С этими словами Корсаков степенно прошел в гостиную. Пока я возилась с ведром и тряпкой, вытирая рвоту, он произвел там необходимые манипуляции, и когда я появилась на пороге, сразу увидела портрет отца.

           Он висел на своем законном месте. НА НЕМ НЕ БЫЛО НИ ЦАРАПИНЫ.

           Я невольно обратила внимание на часы – они показывали без десяти девять.

           <Чего он приперся на ночь глядя?..>

           - Не угостите ли чаем? – вопросил адвокат, извлекая из вновь неизвестно откуда появившегося портфеля печенье и пирожные.

           - Я ужинаю на кухне.

           Я думала, что он опять попросит сделать исключение, однако он лишь пробурчал, дескать, это дурной тон, и прошел на кухню. Я накрыла на стол, и мы уселись.

           - Как поживаете? – задал он дежурный вопрос, закинув ногу на ногу.

           - Нельзя ли ближе к делу? – попросила я.

           - А куда это вы собирались в столь поздний час, милейшая фройлейн? –  вдруг спросил он, прищурившись.

           Глядя ему прямо в глаза, я твердо заявила:

           - Я собиралась уехать отсюда домой. Навсегда. Я и сейчас собираюсь это сделать. А вы меня задерживаете.

           - Как дерзко вы разговариваете!.. Однако, смею спросить: что же побудило вас к столь необдуманному поступку?

           - Я обдумала свой поступок. 

           - Да?

           - Мне… неуютно здесь, - с легкой запинкой пояснила я.

           - Вы хотите сказать, -  произнес Корсаков размеренно, - что здесь, в двухэтажной квартире с двумя ванными комнатами, спальней в итальянском стиле и гостиной с нефритовым камином – вам НЕУЮТНО. Я не ослышался?

           Я почувствовала себя глупо.

          - Понимаете…

          - А где ж вам тогда уютно, будьте любезны поведать. Уж не в тесной ли халупе на улице Некрасова?!

           Мне было как-то неловко сознаться, что именно в ней.

           Павел Иванович выпрямился на стуле.

         - Н-да, фройлейн Марта, вы меня прямо-таки поражаете. И, насколько я понял, вы имеете намерение отказаться от этой квартиры и предпочесть ей уже упомянутую конуру?

         - Не называйте ее так. Пусть она небольшая и скромно обставлена, в ней я чувствую себя в своей тарелке.

          Я не смогла вымолвить фразу «Мне там не страшно».

        - Ну, а если ваша мама неожиданно вернется из Испании обратно на постоянное местожительство? – выдвинул Корсаков новый аргумент.

          <И это знает!>

          Сделав вид, что ничуть не удивлена его осведомленностью, я уверенно произнесла:

        - У них с мужем все замечательно, и возвращаться она не собирается.

        - Жизнь, фройлейн Марта, иногда бывает сложнее, чем мы можем себе представить…

          Какой же он зануда!   
   
        - Даже если она и вернется, - твердо заявила я, - ничего страшного. Мы с ней всегда прекрасно уживались.

         - Но вам же надо устраивать свою личную жизнь. Вам скоро двадцать пять лет!

        - Об этом рано говорить.

        - Как бы не было поздно! – внезапно он разозлился и чуть не рубанул ладонью по столу, но, очевидно, вспомнив о манерах, сдержался, - вдруг у вашего избранника не будет отдельного жилья? Сейчас жилье есть далеко не у каждого молодого человека. Тем более, - он усмехнулся, - у того контингента, который вы предпочитаете.

        Тут он прав, меня всегда наносит на нищих и неприкаянных, но талантливых и одержимых.

       - Ну почему вы все видите в черном цвете? Может, у моего избранника будет двухкомнатная квартира… - возразила я неуверенно.

       Адвокат разразился злым хохотом.

      - … в которой будут жить его бабушка, мать с отчимом и младшая сестра со вторым мужем, новорожденным младенцем и дочерью от первого брака! – торжествующе закончил он.

          Я представила себе эту безрадостную картину.

          И вздохнула. Скорее всего, примерно так и будет. До этого всегда происходило нечто подобное.   
    
           Заметив, что я уже колеблюсь, Корсаков пристально посмотрел на меня. Мне показалось, что его взгляд проник в мои внутренности и пошевелил печень. Увидев, как напряглось мое лицо, адвокат засмеялся.

           - А не выпить ли нам, дорогая… м-м… Марта?

           Судя по тому, как вальяжно он расположился на стуле, уходить явно не торопится. Значит, сегодня я уже никуда не уеду – вряд  ли трамваи ходят по ночам, да и насчет такси тоже сомневаюсь. Коль так, можно и выпить. За мой последний вечер на Проспекте Касаткина. Я кивнула и двинулась к буфету.

           - Не многовато вы вчера абсенту-то хлебанули? – раздалось за спиной.

           Я притормозила.

           - Вчера? Я совсем не пила вчера.

           - Ну уж!..

           Я приоткрыла дверцы буфета, достала абсент и  увидела, что бутылка полна лишь наполовину!

           Я вытаращила глаза.

           - Да-а… -  осуждающе произнес Павел Иванович, - пьянчужка вы, Марта Вильгельмовна, да еще и лгунья в придачу!

          - Да не пила я! – воскликнула я, изумленно глядя на бутылку.

          - А кто же, по-вашему, выпил все это? Уж не батюшка ли ваш покойный?..

          Это прозвучало, как неудачная шутка, но в его интонации мне послышался скрытый интерес.

          Я поставила бутылку на стол и вернулась на свое место. Корсаков сразу же наполнил бокалы. Мы чокнулись, и я стала тянуть завораживающую зеленую жидкость.

         <Куда же подевалось полбутылки?.. Я точно помню, что даже не открывала ее…>

         - Абсент, знаете ли, имеет такое свойство… - мурлыкал над ухом адвокат, - выпили и не помните, когда и как пили. А, извиняюсь, предметы сами собой с места не срывались и не начинали по комнате шастать?

         Что он хочет этим сказать?.. Я уже отпила несколько глотков из бокала. Начало приходить ощущение успокоения.

         - Так что? - настойчиво повторил он, - стулья не ходили строем по комнате?

        Я пошевелила губами, но звук застрял где-то внутри.

        - Что? – наклонившись ко мне, переспросил Корсаков.

        - Портрет… - пролепетала я.

        - А-а, - распрямился он обратно, - значит, портрет. Лес шелестел, мост скрипел… Так?

       Я кивнула.

     - Уж не из-за этого ли вы выкинули сие бесценное произведение искусства с балкона, едва не размозжив голову вашему покорному слуге?

     - Как?..

     <Я же смотрела вниз – там не было ни души!>

     - Да-да, я как раз шел вас навестить. Слава богу, портрет не долетел до земли, а упал на мягкое одеяло, которое сушилось на третьем этаже. Пока я ходил к вашим соседям с третьего этажа, объяснял суть да дело, вас и след простыл.

      Он опрокинул в себя остатки напитка. Я сделала то же самое. Он тут же налил по второй.

      Волшебная жидкость заставила кровь быстрее бежать по жилам. Мне вдруг стало горячо, весело, в груди заклокотали страсти, или, как говорил сосед-слесарь с улицы Некрасова – страстя. Я радостно заулыбалась.
   
   - И уж не скажете ли вы мне, милая фройлейн – что вот из-за этого, из-за собственного злоупотребления сим весьма благородным, заметьте, напитком, вы готовы покинуть такую роскошную, не побоюсь подчеркнуть, аристократическую квартиру, так сказать, ваше родовое гнездо с богатым прошлым и, смею надеяться, будущим?

    Он так сложно составил свое предложение, что еле-еле из него выпутался.

    Достойно же его закончив, подмигнул мне.

  - Ну?

  Я выудила из туго набитой пачки сигарету и с удовольствием закурила.

  Еще чего! Я буду полной дурой, если откажусь от наследства!

  Абсент разливался по жилам. Я потеряла всякий страх.

   - Согласитесь, это было бы просто малодушием с вашей стороны!

   Соглашаюсь. Более того, сейчас я даже не могла поверить, что собиралась это сделать. Меня передернуло от негодования на саму себя. Нельзя так потакать своей слабости и глупости!

    <( «Выпив, я рассудил трезво…»)>

   - Молодец! – похвалил меня начавший двоиться Корсаков, наливая следующую порцию, -  итак, завтра с утра – прямиком в банк за деньгами.

   Сквозь монотонный монолог адвоката на краткий миг откуда-то вдруг пробился звенящий ангельский голос и успел шепнуть:

  < «Ты совершаешь ошибку!» >

   Но я уже не слышала ничего, кроме слов  < «в банк за деньгами».>

   - … Не бог весть какая сумма, конечно…

   Ну нет, тут я не согласна. Сумма просто астрономическая!

   - Видите ли, многоуважаемый Вильгельм Карлович не имел привычки копить деньги, жил, так сказать, для себя… Так что уж не обессудьте.

   Я приставила бокал к глазу и сквозь него посмотрела на расплывающуюся комнату. Она приобрела мягкие очертания и приглушенные оттенки. Меня начало клонить в сон.

  - Вам следует одеваться соответственно своему положению, - забубнил в уши навязчивый голос адвоката, - эта ваша нелепая курточка… Позвольте выкинуть ее в мусоропровод?

 - Нет! – проснулась я. – Нет, не надо. Я… я выброшу ее сама, когда куплю что-нибудь другое.

Мне показалось, что мой ответ ему не понравился, однако настаивать он не стал.

- Вам желательно все же ознакомиться с завещанием. Некоторые пункты…

Я со стуком уронила голову на стол.

- Фройлейн Марта!

Я с трудом оторвала голову от стола, и, отхлебнув из протянутого бокала, стала оправдываться:

- Простите, я просто... ужасно хочу спать. Так получилось, что я провела ночь на лестнице…

- В подъезде?!

- Нет, на лестнице на второй этаж. Я… я там упала. И заснула…

- О-о! И она еще якобы не знает, кто выпил полбутылки абсента! – волной нахлынул на меня со всех сторон раскатистый смех адвоката.

- Но вы, я смотрю, и сами не прочь выпить, - слабеющим голосом возразила я, отмахиваясь от громких раздражающих звуков.

- Я, смею заметить, пью только в хорошей компании. А в хорошей компании не выпить – грех!
 
   Сон неуклонно продолжал меня одолевать.

- Вы не сочтете за дерзость, если я немедленно вас покину и отправлюсь спать? – заплетающимся языком испросила я разрешения у Корсакова, стараясь соответствовать его манере изъясняться.

- О нет, нисколько, дорогая фройлейн. Я и сам уже собирался уходить, – он согнул руку в локте, вследствие чего из-под рукава плаща показались дорогие часы в оправе из белого металла. - Однако, время!

   Корсаков поднялся.

- Ну что же, мне пора. Я рад, что сумел убедить вас не совершать скоропалительных поступков…

    И он уверенным шагом направился к двери. Я, спотыкаясь, поплелась за ним.

- Всего доброго, Марта Вильгельмовна, - галантно произнес он, снимая шляпу с оленьих рогов и водворяя на голову, - я вам позвоню.

   Корсаков взялся за ручку двери.

   Я подумала, что сейчас он скажет что-нибудь, типа: «Низко кланяйтесь от меня вашей матушке, Виктории Димитриевне», но, видимо, он исчерпал свое красноречие, описывая мое незавидное житье в квартире с многочисленной родней будущего мужа. Поэтому он просто коротко кивнул и вышел из прихожей.

   Я заперла за ним дверь, с трудом разлепляя смежающиеся веки, подобрала с пола баул с вещами и потащилась с ним на второй этаж, в спальню, как выяснилось, в итальянском стиле.
   Сон прямо-таки валил с ног. Я быстро разделась и залезла под одеяло.

   Молодец все-таки Корсаков! Отговорил меня от такой глупой мысли! – успела подумать я, прежде чем бог грез и сновидений Морфей заключил меня в свои объятия.



                ПРОДОЛЖЕНИЕ  -   http://www.proza.ru/2012/09/10/987