Новый аргонавт или восхождение к прошлому

Александр Огушевич
Книжная полка
               
                Александр ОГУШЕВИЧ

                НОВЫЙ  АРГОНАВТ  ИЛИ  ВОСХОЖДЕНИЕ  К  ПРОШЛОМУ
 
Книга магистра экономических наук Периклиса Завитсаноса «Вливается прошлое в настоящее»1 - поразительный пример невероятного сочетания того, что автором замыслено, и того, во что оно вылилось... Впрочем, давно подмечено, что когда «художник замахивается на жизнь бичом, то в момент удара бич его превращается в мягкую гирлянду душистого ландыша» (В. Вересаев).2  В нашем случае, удары «бичом» только обозначили места, где пристало в суровой действительности возникнуть «ландышевым гирляндам», где художественное должно становиться вровень с человеческим императивом. Выбором: жить ли по законам прагматизма, или ещё как-нибудь, иначе… Т. е., жизнь выбирает человека, а вот человек, порой, не всегда выбирает художественное видение мира и поэзию, довольствуясь суррогатом. Книга, о которой пойдёт речь ниже, и есть уход от суррогата наших, не всегда радостных, будней.      
События, о которых повествует автор, требуют высокого слога, чрезвычайно бережного, если не сказать трепетного, и корректного прикосновения к историческим фактам, во время их обустройства в канву задуманного. Книга «Вливается прошлое в настоящее» свидетельствует, что автор более чем проникся чувствованиями не только богов-олимпийцев, но также заботами и переживаниями персонажей книги. Музейная мумия, в главе «Египетской принцессе», предстаёт вновь ожившей, но не для того, чтобы демонстрировать свою непревзойденную былую красоту, но приходит к Читателю, опять же по воле автора (впрочем, весьма органично, что ни строка, то «десятка»!), с мольбой живого человека, которому более чем наскучило лежание в музее на всеобщем обозрении. В контексте этой ситуации возникает элемент напряжения: и действительно, а по какому праву наши современники лишили покоя давно умерших (не важно кого – простолюдинов или фараонов), разве нет здесь элемента глумления над ушедшими? Так неожиданно автор поднимает и эту тему; впрочем, не педалирует своё к ней однозначное отношение, позволив читателю самому ее для себя решить.
Как же так случилось, что «технарь» (а Периклис Завитсанос по образованию экономист-международник, закончивший Киевский госуниверситет, ныне генеральный директор молокозавода3 ) взялся за перо и обратился к литературному поприщу? По тому, каким высокохудожественным вышло сочинение, понятно, что выбор был не случаен. По датам видно, книга писалась не один год,.. и после нескольких лет трудов над текстом, времена времён сдались ему. И он вошёл в них не варваром, а увлечённым и пытливым исследователем, я бы сказал - аргонавтом, совершив для этого путешествие во времени, в глубь этих самых времён.   
По существу, перед нами прелюбопытное свидетельство удачного решения не просто прикладной задачи (написание книги о любимом герое и прилюдное излияние своих эмоций и предпочтений), но пример отметания рационалия (до поры до времени), чтобы последний не упростил духовную и историческую сложность исследуемого. Заметим, миссия не из простых, но автор намеренно взялся за непростое дело, зная, что любовь к Родине (Греции), отчему дому (городку Астакосу, на берегу Ионического моря, куда, по словам автора «наверняка и даже неоднократно причаливали корабли легендарного Одиссея, короля острова Итака»), любовь к славным вехам эллинской культуры (заметим, по ходу, мировой по значимости!) помогут освоить как историческую, так и мифологическую сторону греческого эпоса. 
Но, автор идёт дальше: он актуализирует минувшую эпоху, оживляет её своими вопросами к давно ушедшим историческим персонажам, буквально ведёт с ними диалог (!). Персонажи рады бы ответить автору, но не «отвечают», по сугубо тривиальным причинам: в истории немало событий, ответы на которые уже никогда не будут получены, ибо всё погребено во прахе прахов, в тлене тлена, и потом, между ними стоит непреодолимая стена времён. Но, по тому, как поступают персонажи видно, - они всё равно ведут с автором немой и вневременной диалог. Логику события не устранить, не затемнить, не отодвинуть в сторону, она – путеводная звезда, подобно ярчайшей звезде Алгол, к свету которой пристраиваются лучики звёзд меньшей яркости – художественный вымысел, поэтические рефлексии, искреннее стремление поэтизировать эпоху и персонажей, и уж конечно любимого героя и Отчизну, подарившую его миру.
Как бы там ни было, эти, как бы «вопросы», удачно встроены в структуру текста («Египетской принцессе», «Олимпиада, Нехтабет и псевдокаллисфен» и др.), а в главе «Птолемей-спаситель» писатель идёт и того дальше. В некоторых строках мы видим не завуалированный упрёк живого человека - Периклиса Завитсаноса к историческим персонажам книги…Периклиса Завитсаноса!! Согласитесь, странно как-то апеллировать к тем, чьих могил нынче и не сыскать… Но сколько сердечной глубины, неподдельной человеческой эмоции мы обнаруживаем в строках:
 

«А если был ты всё-таки злодей
Или вошёл в преступную обитель,
То это пусть на совести твоей
Останется, далёкий наш «спаситель».

Коль за тобою не было вины,
Прости, что нас сомненья одолели.
А мы свою вину признать должны:
Предупредить его мы не успели».
<…> 
«Но если философски рассуждать,
Собрать все факты по крупице малой,
То, Птолемей, спасителем назвать
Язык не повернётся наш, пожалуй».         
Может этим и берёт книга Завитсаноса, что у нас на глазах актуализируется прошлое, которому автор художественными средствами (не устраивая нюрнбергского процессса) предъявляет упрёки в нерасторопности (это мягко сказано!) тем, кто просто обязан был, по долгу службы, денно и нощно стоять у изголовья Александра Македонского.
Запоздалые упрёки, сведение счетов поверх времён,.. – нет, это было бы непохоже на Завитсаноса, ведь автор совсем не это преследует своей книгой.4  Смею предположить, что идея возвращения в прошлое, и всматривание в него сегодняшними глазами – не такое уж пустяковое занятие. По крайней мере оно лучше многомесячных отсидок возле телеящиков и просмотра бесконечных мыльных телесериалов. Императиву времени, его тревожным вызовам  (включая попытки стандартизировать культуру по единственному образцу – западному), автор противопоставляет, ни много ни мало, свой поэтическо-философский труд, со многими поразительными открытиями современному читателю. Он противопоставляет вышеупомянутому стандарту иной способ жизни, апробированный веками. Жизнь с книгой в руках, где пристальный взгляд в историю (обращение к летописям, хроникам, мифологическим словарям и т.п.), один из элементов такой жизни.
Другими словами, из поэтических строк книги видно: автор хорошо просматривает дистанцию между тем что есть и к чему пристало стремиться, но чего пока не наблюдается… Одной из составляющих харизмы автора как раз и является подобное осознание. Признаемся честно: не каждому из нас приходит на ум это «открытие» (включая поэтов от хип-хопа и рэпа). Череда земных забот «съедает» остаток сил для поэтико-философских размышлений. В предисловии автор об этом и сам прямо говорит (см. сноску 4), и тем озадачивает… Как же можно, в наш теперешний супер нанно-навороченный, клоно-спидоносный век, когда миллионы и миллионы голодают, когда каждый миг на планете, вместе с рождением нового человека и уходом из жизни других, отживших свой век, когда каждый миг завязываются новые клубки противоречий, нарастают техногенные конфликты и т.д. и т.п., окликать мир «человеков» на часы размышлений? Смелый, но и ответственнейший ход, впрочем, думается, беспроигрышный.  Ибо все мы чувствуем: время для подобных размышлений уже пришло, час пробил. Чтобы затем, следующим шагом, успеть, в нас, сегодняшних, и даже завтрашних!, что-то переиначить.
Sub specie aeternitatis (с точки зрения вечности – лат.), жизненная позиция нашего автора не повторяет позицию американского писателя Томаса Вульфа,5  в сердцах или в шутку, начертавшего на воротах своего жилища – «Проваливай отсюда!», да и не замечен Завитсанос в «историческом скептицизме», как, например, автор «Мартовских ид», «Моста короля Людовика Святого», «Теофила Нортона» - Торнтон Уайлдер,6  как полагает литературовед Д. Урнов.       
Поэт Завитсанос устремляет вопрошающий взгляд к философу Завитсаносу, и, получив разъяснения одного лишь мгновения мироздания (дистанцию жизненного пути Александра Македонского), успокаивается, обретая силы для следующего шага, следующего вопроса, следующего дня. А это, согласитесь, совсем не мало. Греческая история, история эллинов, став частью мироздания и тканью непрерывного континуума, - сильнейший энергетический импульс, невероятная подпитка для неразвращенных окончательно душ наших современников, обожающих больше, чем социализм и капитализм, «микроволновки», мобильники», и т.п. Покинув (по воле автора) на краткий миг элизиум сна, олимпийские Боги, а с ними и жрецы, весталки, воины, простые смертные, а так же силы зла оживают на страницах книги, полнокровным и объёмным повествованием, к которому сегодняшнему Читателю ещё недавно не было ни какого дела. Где Республика Молдова, а где Греция? Где «дух румынский» и где - «эллинов»? Казалось бы, бесконечные дистанции. … А вот в этом как раз и обнаруживается умение автора: способность актуализировать минувшее, и этим сближать вроде бы, на первый взгляд, несближаемое. Такое подвластно лишь большому мастеру художественного слова. 
Смена поэтических размеров, их чередование – интересный поэтический приём автора, но, главное, вносит элемент разнообразия и скрытого (имплицитного), но присутствующего, тем ни менее в тексте, движения. Это позволяет точнее ощущать время, обстановку в которой великий полководец находился в непристанном движении, а часто и причины такого движения.
Мотивация поступка, как говорил Бахтин,7 - суть остального, что происходит с человеком в земной (реальной) жизни.   
В главе «Рождение Александра» автор более чем пластично сливает в единый художественный текст события реальные и античную мифологию. Вот и Млечный путь помогает рождению будущего прославленного полководца:

«Млечный путь в ту ночь как будто пологом
Землю всю накрыл, горя светло».
<…> 
«Млечный путь торжественно светился,
Не светился даже, а сиял,
Чтобы он нигде не заблудился –
Сразу в Македонию попал».
А нешуточные треволнения матери Александра Македонского, Олимпиады, передаются и читающему:
«Но Олимпиада и тревожною,
И сосредоточенной была:
Знала лишь она, какою сложною
Станет жизнь того, кого ждала».   
        Из главы «Роксана» мы узнаём, что дела людей волнуют даже Олимпийских богов, и подобно простым смертным, они спешат обсудить тревожную новость – достигшая их весть о внезапной, и главное странной кончине их любимца -Александра Македонского:
                «Даже Олимп в потрясении замер тревожно.
                Боги не знают, как стало такое возможно
                И обсудить эту новость спешат поскорей.
                Их беспокоит, как выдержит Олимпиада
                Горе своё безутешно-безмерное. Надо
                Срочно Олимпа сочувствие высказать ей». 8
        Безусловно, это трогает.
Попутно, автор открывает неизвестные для молдавского читателя эпизоды истории эллинов. Так, например, мы узнаём поразительную подробность о том, как мать Пифагора ожидала своего сына 34 года, и он успел вернуться и застать её живой, при последнем дыхании:
«Боги ему разрешили вернуться домой,
Он для великих деяний созрел в эту пору.
Дома увидел любимую маму живой –
Был от бессмертных подарок такой Пифагору».
Как уже упоминалось выше, книга в том числе несёт добрый заряд познавательности, и в этом смысле возвращает подзабытое имя Ипатии Александрийской, бывшей учёным-универсалом: математиком, астрономом и философом. Упоминаются имена Гермодама, Демосега, Сопсиза-жреца, Дария, Пифагора, Псевдо-Каллисфена, Нектабета, Филиппа II, Мекары, Роксаны, дочери Оксиарта, одного из вождей Согдианы, Александриона – сына Александра Македонского, Птоломея Спасителя, Кассандра, Иолла, Юлиана Отступника, Клеопатры и многих других персонажей и исторических лиц, а также приведены названия древних городов, храмов и прочих земель, находящихся на краю Ойкумены, или же за ней.            
       Живописные полотна Влада Афанасиу,9 иллюстратора книги, странным образом слились с содержанием произведения, и кажется были при поэтическом тексте всегда. Художник и его иллюстрации – большая удача книги. И эта удача говорит о том, что поэтические строки П. Завитсаноса настолько приподняли и окунули в прошлое молдавского художника, - в прошлое культуры другого народа (но, понятное по общечеловеческим коллизиям), что он не мог не ответить этому поэтическому потоку небесно-воздушными полотнами. И этот колер, доминируя в них, придаёт книге поразительную светлоту и чистоту. И в этом сказалась харизма автора. Впрочем, признаемся честно: сам текст по-своему излучает какой-то особенный свет, несёт некие знания, о которых современный человек почти забыл. Своим литературным трудом автор помогает нам вновь их обрести. На голубом цвете титры книги однозначно выделяются, тогда как инициалы автора теряются в общей цветовой гамме обложки. Деталь вроде бы незначительная, но говорит о многом. Автор и тут остаётся верным себе. Таким незамысловатым приёмом убирает ещё одну преграду на пути Читателя к тексту своей книги.   
       Подытоживая впечатления от книги Периклиса Завитсаноса «Вливается прошлое в настоящее», понимаешь, что нам было предложено некое путешествие в историю дней давно минувших, но странным образом весьма актуальных и в наши дни. По существу это было восхождение к прошлому. Поразительное по гармонии и поэтике. Впрочем, эстет не посягает на историка и поэта, не довлеет над ними; просто всё мягко обрамляет авторской позицией, предлагая современному читателю пример участия в жизни без всего того, что составляет основу сегодняшней масс-культуры. 
Приём осовременивания (актуализации) позволяет скрыть несущественное (второстепенные детали), но доносить реконструируемый художественными средствами, с;мый дух эпохи; позволяет подымать и ставить перед читателем вековечные вопросы: кто мы, куда идём, и в чём наше предназначение? Эти и другие вопросы когда-то Николай Карамзин назвал вопросами «у крышки гробовой». А так оно и есть. Если не у алтаря, то перед ней, родимой, в последний час жизни мы должны, нет, просто обязаны, если не ответить на них, то хотя бы раз внятно сформулировать. Ведь, правда же, тому, кто пытается – воздаётся!   
Книга Завитсаноса безусловно «штучное» изделие, но, даже пребывая в некой отдаленности от затоптанных дорог современных (пусть даже талантливо написанных) многосерийных романов-детективов, порождает в нас потребность заглянуть в учебники по истории, мифологические словари, и вспомнить, что сегодняшняя жизнь, это не только мыльные киносериалы и песенки из трёх аккордов, это ещё и минуты духовного подъёма, в том числе и с книгой греческого «молдаванина» Периклиса Завитсаноса, остро почувствовавшего необходимость посредственности дня ответить примером освоения привычного и будничного, иными, светлыми и поэтическим приёмами:

«Был эллинов завет:
Честь, Родина и боги,
А выше ничего
На этом свете нет…». 10
Книга «Вливается прошлое в настоящее», если вдуматься, не просто беллетристическое чтиво, это заявка на серьёзный труд историка, этнографа и краеведа. С другой стороны, мы видим: вековые традиции народа слагать поэзы (саги, оды, баллады и т.д.) в честь легендарных народных героев в лице П. Завитсаноса, получили своё продолжение. И это также удивительный момент и откровение книги, мимо которого нельзя пройти, его не отметив. И чтобы дошёл да нас этот удивительный труд, надо сказать отдельные слова благодарности поэту-переводчику Евгению Новичихину. Кажется, он не расплескал ни капли из этого удивительного художественного сочинения. Отменная переводческая работа.      
Тот, кто откроет мелованные страницы книги, кто углубится в текст, поймёт - восхождение в прошлое автору удалось. И, более чем! 
Завершающие строки книги относят нас к Завитсаносу гражданину, обремененного заботами (устремлениями) о разумном устроении государства, общественных отношений и лада людей друг с другом (без относительно вероисповедания, классовой и иной принадлежности). По выводам поэта Завитсаноса, Завитсаноса мудреца видно: «человекам» не пристало заниматься распрями, и всё лучшее в человеке открывается, когда он улыбается, наперекор, нависающему, как дамоклов меч, насилию, во всех его проявлениях. По Завитсаносу понятно, что Человек уже давно имеет право на счастье, на покой и уважение людей и государств друг к другу, потому что, проживая жизни круг, не много удаётся переиначить в Судьбе. И эту возможность – нести друг другу добро -нам подарили бессмертные. Кто понял это и следует их наставлениям – тому и жизнь улыбается, и силы недоброго не находят в них места. И это правильно. Об этом и говорит в последних строках автор:

«Со мною было новых знаний бремя,
А главный вывод сделал я такой:
Прожить своё достойно надо время –
Судьба не даст возможности иной.

Реальными делами жизнь отмечу,
Прославлюсь ими, может быть, сперва, -
И пусть к далёким временам на встречу
Не я лечу, а обо мне молва…».                29.12.2005

1 - Периклис Завитсанос. Вливается прошлое в настоящее / Отзыв - В. И. Кузищин; переводчик Е. Новичихин (оба – Москва, Россия). - ;.S.F.E.- P. “Tipografia Central;”, Кишинев 2005. – 104 С., - 24 цветных иллюстраций, художник В. Афанасиу; жесткий переплёт      
2 – Викентий Вересаев (Смидович), 1867-1945 гг.
3 - о нём смотри: «Одесская греческая община: прошлое и настоящее (1795-1996 гг.) / Одесская областная община греков «Возрождение» // Одесса - Афины, изд-во «Аполлон». – 1996. – 159 С., ил.; «Мои воспоминания». Протоиерей Василий (Мултых) / Сост. Периклис Завитсанос. – Кишинев, изд-во «Elan Poligraf . – 2001. – 82 С.,ил.; Татьяна  Мигулина. «Мир, о котором мечтал Александр Македонский» // «Логос-Пресс», 11.11.2005. – С. 30; Евгений Новичихин. «Поэтический образ Эллады» // «Независимая Молдова», 18.11.2005. – С. 21; Ольга Синицару. «На стыке времён» // «Банки и Финансы», № 12 (декабрь), 2005. – С. 51; Валентина Маликова. «Одиссея Периклиса Завитсаноса» //      
                «Аргументы и Факты» в РМ», № 1-2 (январь 2006). – С. 7 
4 – «Начал я своё путешествие, уже порядком устав от сегодняшней ежедневной суеты, от того слишком ограниченного, что называется человеческим бытом, в котором, к сожалению, божественное начало сокрыто технологической тяжестью и амбициозностью. Само собою возникает вопрос: сможет ли человек превозмочь самого себя, какова его роль, его предназначение в том, что философы называют демиургией?»   

5 - Томас Клейтон Вульф, 1900-1938 гг.;   6 - Торнтон Уайлдер, 1897-1975 гг.;

7 – М. Бахтин – советский литературовед и философ (1895-1975)
8 - глава «Роксана», С. 56; 9 – Лауреат премии СХ РМ за 2005 г. «Premiile Saloanelor Moldovei (Premiul Centurului de Culturr; «George Enescu» din Tescani) – «Jurnal de Chi;in;u», 2.09.2005; 10 - глава «Олимпиада», С. 42