ГЛАВА 2. Майкл.
Выпускной прошел бурно. Все выпускные военной академии Вест Пойнта проходят бурно. Веселые и обесбашенные молодчики стремятся разогнать застоявшуюся за долгие три безумно тяжелых года кровь. Я всегда удивлялся, почему местные жители не соберут свои манатки и не свалят давно отсюда, от греха подальше. Ведь каждый год выносить разудалые гуляния молодых офицеров никакого терпения не хватит.
Правда, отдохнуть как следует нам, троим лучшим друзьям, не удалось. Грегори, мой двоюродный брат, поднял меня и Оливера ни свет ни заря, и мы, как сонные полуживые мухи, с трудом умывшись и собрав положенную нам амуницию, сели на коней (которые, по-моему, выглядели не лучше нас) и двинулись в путь. Нормально держался только Грегори. Он такой: погулять тоже может, и любит, но если есть важное дело, плюет на все развлечения и подготавливается к его осуществлению. Например, как сейчас. Вбил себе в голову, что надо рано выехать, и, как мы его не уговаривали, как не призывали к разуму, он все равно вчера не пил, за девками не гонялся, а разыскал рабов, заставил их приготовить нам коней, собрал в дорогу еду и лег пораньше, не обращая внимания на пьяную, шатающуюся везде молодежь, и таких же пьяных нас, не оставляющих безуспешных попыток вытащить его на вечеринку. В конце – концов, мы махнули рукой на это безнадежное дело, и гуляли до утра, пытаясь успеть за ночь все то, о чем мечтали в годы учебы.
И вот теперь мы с Оливером болтались в седлах как какие-нибудь английские пижоны, в глаза не видевшие лошадей. Сейчас мы мало походили на тех гордых офицеров-кавалерийцев, цвет славной армии американского юга, которые готовы с доблестью положить свои жизни во имя великой свободы. Солнце, хоть и стояло невысоко, жарило не хуже кузнечного горна, высушивая жалкие остатки влаги из наших измученных тел. Вокруг тянулась знойная саванна, один вид которой убивал всякую охоту думать о чем-либо, кроме воды, а пыль, поднимавшаяся из-под копыт коней, застревала в горле и сушила его еще больше, добивая в конец и здоровье, и настроение. Выпивать, как говориться, надо меньше. А Грегори весело поглядывал то на нас, то по сторонам, улыбаясь своим мыслям, и откровенно наслаждался поездкой, приговаривая, что, мол, сейчас еще хорошо, а вот что будет поближе к вечеру. Это нас отнюдь не подбадривало; и он заткнулся после того, как мы пообещали связать его, перекинуть через седло и заставить ехать так всю оставшуюся часть пути, не давая пить.
А спешили мы на бал к моему дяде, отцу Грегори, Алексу Равену. Ехать туда довольно далеко, а почему дядя не послушал ни сына, не меня, и решил организовать бал всего через три дня после нашего выпуска, не дав нам погулять, одному ему и известно. Так как бал у одного из богатейших землевладельцев юга, как ни крути, был предпочтительнее трех-четырехдневного гуляния на выпуске, то мы, конечно же, для приличия немного побурчав, собрались и поехали. Хотя именно в данный момент эта идея не казалась уж настолько привлекательной, что бы бросить прохладные своды казарм Вест Пойнта, его мягкие перины и подушки, и скакать неизвестно куда с раннего утра. Я знал, что это состояние пройдет, уже к вечеру полегче, а весь завтрашний день можно будет наслаждаться поездкой, но настроения это не прибавило.
- Два дня, два дня еще ехать, - простонал Оливер, в очередной раз прикладываясь к бурдюку с водой.
- Ол, у тебя вода скоро кончится. – Грегори не упустил возможности еще раз посмеяться над нашим незавидным состоянием. Как же ему сейчас хорошо. – Ближайшая ферма еще не скоро.
- Своей поделишься,- буркнул Оливер, вешая бурдюк обратно на седло.
Дорога свернула пару раз, почему-то делая крюк, и в воздухе посвежело; теперь мы ехали вдоль реки. Стало невыносимо от мысли, что столько вожделенной воды, в которой можно часами напролет плескаться, и даже пить, рядом, но из-за отвесных каменных берегов, которые, кстати, не давали разрастись сколько–нибудь большому количеству растительности, было невозможно даже почувствовать ветер, несущий речную прохладу.
- Жаль, что скоро мы опять отвернем от реки. – Оливер опять потянулся к бурдюку. Ему так воды до фермы и правда не хватит.
Через некоторое время мы, доехав до перекрёстка, свернули на дорогу к ферме. Там, удалившись на несколько сот метров от основного тракта, можно запастить провиантом, водой и овсом для лошадей, проверить и починить сбрую и седло, да и просто отдохнуть. По большому счету, ферма этим и жила, предоставляя проезжающим определённые услуги. Да и находилась она очень удобно; в обе стороны по тракту на полдня пути не было не одного мало-мальски пригодного для отдыха места, а сворачивать и накидывать пару лишних десятков километров ни одному путешественнику не хочется.
Мы едем этой дорогой уже не первый раз, и так же не первый раз заезжаем на эту ферму. Там ждет приятный садок, где можно посидеть пару десятков минут в прохладной тени деревьев, в то время как чернокожие рабы, под чутким руководством дядюшки Сэма, старого, умного и хитрого негра, готовят лошадей к дальнейшему пути. И стоило это совсем не дорого, каких-нибудь полсотни долларов на человека (его лошадь). В последнее время хозяева, Джорж и Маргарет Тотчелы, переложили все заботы о ферме и постояльцах на Сэма, сами предпочитая кататься по балам, ездить в ближайшие города за модными покупками, да заниматься своими детьми, пятилетним Биллом и двенадцатилетней Розой.
Первым, что вовсе не удивительно, что-то неладное заметил Грегори.
- Парни, смотрите!
Мы с Оливером одновременно подняли взгляд с пыльной, поросшей редкой высушенной травой дороги, проплывающей под копытами наших лошадей и так же одновременно, не спеша, боясь разбудить уснувшую было головную боль, вытащили револьверы из кобур. Впереди, где должны быть строения фермы, виднелись лишь обгорелые остова зданий. По всему, огонь не пощадил ни одного сооружения, будь то хозяйский дом, или собачья конура. Мы подъехали ближе, осторожно придерживая коней, чувствовавших запах гари, и из-за этого волнующихся. Кстати говоря, мы волновались не меньше. Что-то такое чувствовалось в воздухе, что-то неправильное и зловещее; ферма не сгорела в случайном пожаре, ее целенаправленно сожгли, не пропуская ничего из того, что может гореть. Внезапный порыв ветра поднял пепел и закружил его над сгоревшей фермой, как будто дававший совет убираться отсюда. Уничтоженный злой силой дом и очаг уже не нуждался в свидетелях.
Мы спешились, привязав коней к обгоревшему столбу, чуть ли не единственному предмету здесь, почти не пострадавшему, и пошли по пепелищу, двигаясь между сгоревшими домами и строениями, внимательно оглядываюсь. С каждым шагом пепел поднимался до колен, и медленно оседал обратно на наши следы. Револьверы мы убирать не спешили, хотя становилась ясно, что никого здесь уже давно нет и помогать уж точно некому. На месте нашего любимого садика торчали лишь сгоревшие пеньки, а колодец, дававший в свое время бесценную влагу измученным путникам, был варварски завален всяким хламом и закопчёнными досками.
- Вот черт!
Оливер первый зашел в дом, где жили хозяева фермы и их маленькие дети, и теперь стоял, весь дрожа, над обгоревшей детской кроваткой, чудом сохранившейся, а может специально, как знак, оставленной неведомыми варварами. Лицо его побледнело, в глазах светился страх пополам с ненавистью и отчаянием.
Мы подошли следом, и меня тоже пробила дрожь, а кулаки непроизвольно сжались до хруста. Голова закружилась, в глазах потемнело от страшной смеси различных чувств. Не то, что бы мы были какими-то там неженками или трусами, но смерть знали лишь по рассказам наших преподавателей в академии, боевых офицеров, и к такому-то точно готовы не были. Будьте прокляты те, кто это сделал!
В почти целой кроватке лежали обгоревшие детские кости: похоже, ребенка сожгли, а затем останки цинично перенесли обратно в его же постель… О таком я даже не слыхал.
- Поехали отсюда. Здесь делать больше нечего. – Грегори вложил револьвер в кобуру, видимо боясь выстрелить весь барабан в воздух от переполнявших его чувств.
Да и нам было не лучше. Как хотелось бы, что б эти твари были здесь, было в кого загнать пару-тройку пуль, проткнуть закаленной сталью наших сабель, затоптать конями. Это долг наш, это то, на что нас учили три года, к чему готовили: защищать детей, женщин, стариков, простых фермеров. Горько становилось от мысли, что здесь мы не успели.
Похмелье как рукой сняло. Мы молча закончили осматривать уничтоженную ферму, не найдя больше ничего, заслуживающего внимания, так же молча сели на коней и двинулись дальше в путь. Теперь мы ехали намного осторожней, внимательно смотря по сторонам, и были готовы в любую минуту дать бой неведомым врагам.
Но за оставшуюся часть дня никого мы так никого и не встретили: ни таких же путешественников, ни врагов, вообще никого. Воду уже не пили такими глотками, пытаясь сберечь остатки. Самое меньшее, конечно же осталось у Оливера, но в принципе, до поместья Равенов должно хватить.
Солнце медленно садилось, окрашивая горизонт в красный цвет крови, предвещая великие потрясения и войны.
На ночлег по задуманному мы должны были остановиться на прекрасной поляне в небольшой рощице, специально оборудованной для таких же путешественников еще в незапамятные времена. Там дорога опять сворачивала к реке, но на этом берегу уже росли деревья, и, если постараться, то можно было спуститься даже к воде. Правда, непонятно, зачем это делать. Разве что искупаться.
Но первый боевой порыв прошел, и теперь мы прекрасно осознавали, что, кто бы это не был, кто сжег ферму, их было достаточно много, а значит, справиться с ними пусть даже хорошо экипированным и обученным воинам шансов мало.
Мы немного посовещались, и выбрали другое место для ночлега, справедливо решив, что в таком безлюдном месте бандиты точно будут ошиваться в роще, и, если их сейчас там нет, то, вероятнее всего, ночью могут появиться.
Мы свернули с дороги в другую сторону от реки, вдаль от благодатных деревьев и воды, проехали еще некоторое время, осторожно придерживая коней, боясь попасть в норы мелких грызунов, коих в этой саване было огромное количество. Наконец, выбрав подходящее место под большим камнем, мы расположились на ночь. Ночи теплые, костер жечь было без нужды, и мы сели ужинать в полной темноте, стреножив лошадей.
- Как вы думаете, кто это был? – Оливер, разрезав консервную банку, и, не утрудив себя доставанием вилки, так прямо с ножа начал есть.
- Бандиты? Мало ли их сейчас на просторах саванны. Шерманцы далеко не всех еще повыбили. А место безлюдное, хорошее для налета.- Грегори последовал примеру Оливера, заскрежетав ножом по жести.
- Может и так, но нам то определенно надо быть начеку. Мы, хоть и опасная, но тоже довольно лакомая добыча. Три револьвера, три сабли, три отличных боевых лошади и еще различная амуниция, не говоря уж о каких-никаких деньгах в наших кошельках.
- Хватит о плохом, ничего уж не изменить, и что о нас зависело, мы сделали. Грег, расскажи лучше, что нас ожидает на балу. Говорят, будет такой, каких еще на бывало.- Я есть не особо хотел, и тихо похрумкивал безвкусной галетой военной выпечки.
- Отец тоже много не распространяется. Я ему говорю, что больше узнаю про бал от других людей чем от него, но, ты же знаешь, слова лишнего из него о планах не вытянешь.
- Интересно, в кого же ты такой упертый… э-э-э, серьезный, удался. – Не удержался я.
- Хватит уже. Ты же прекрасно знаешь, я не такой как он, не сравнивайте. – Грегори бросил на меня осуждающий взгляд. Почему-то он болезненно реагировал, когда его начинали сравнивать с отцом.
Может, потому что отец боевой офицер, прошедший три войны, имеющий почётные государственные награды и наживший своим трудом немаленькое богатство, а Грегори еще, по сути, совсем мальчишка, ничего своего не имевший кроме чести.
Зря он так, подумал я. Во-первых, честь – это уже немало, во-вторых, он тоже выбрал военный путь, а это о многом говорит. В конце – концов, может через пару десятков лет он и признает, что очень похож на отца, и будет благодарен ему.
- А еще, Грег, спасибо за то, что пригласил Лиз. Все жду не дождусь, когда ее увижу уже. Послезавтра утром, дай бог…- Оливер, наверное, думал о том, о чем и я: дай бог, если мы не встретим тех, кто сжег ферму.
- Да не за что. Не сложно это для лучшего друга. А вот подружку то можно было и не приглашать… Шучу, шучу. Может, она мне понравится, хоть и провинциалка.
- Как будто тебе местных и городских красоток мало. Любая выскочит за тебя, только помани.
- Ну, Майк, ты же знаешь, что я всегда воспользуюсь случаем.
Оливер широко зевнул, да и я поймал себя на мысли, что мыслей-то и нет. Спать охота, все таки много принес это день, и разум требовал спокойствия.
- Так, ладно. Пора закругляться. Я первый дежурю, Оливер второй. Майкл, на тебе последняя часть ночи.
- Да не вопрос.
Как только моя голова коснулась седла, заменявшего мне, как и всем кавалеристам в пути подушку, я провалился в глубокий сон.
Я шел по огромному пепелищу, простирающемуся от горизонта до горизонта. Шел и шел, бесконечно долгое время, только на этом пепелище пепел не поднимался с каждым моим шагом, он рассыпался перед моей ногой, обнажая белеющее кости.
Впереди, на грани видимости появилась маленькая точка. Она приближалась, сначала медленно, с моим шагом, затем все быстрее и быстрее, пока не превратилась в маленькую девочку в белом хлопковом платье. Ее лицо было не разглядеть, лишь губы что-то беззвучно шептали. Вдруг воздух наполнился низким гулом, и я понял, что стою вместе с девочкой в кругу, образованном танцующими страшный танец Вуду неграми. Они прыгали, приседали, монотонно гудя сквозь зубы на непонятном языке. Выпученные бельма глаз, белые-белые зубы во тьме, и лица, безумные лица бешенных животных.
А девочка все приближалась, делая маленькие шаги. Внезапно ее одежда занялась огнем, поднимаясь от подола платья все выше и выше, опаляя руки, лицо, волосы, пока вся она уже не горела. От платья не осталось и следа. Передо мной стояло маленькое обугленное тело, шепчущее лишь одно слово. И я неожиданно понял, что это за слово….
ВОЙНА!!
-Майкл, Майкл, вставай. – Оливер, оказывается уже пару минут звал меня шепотом и тряс за плечо, пытаясь разбудить.
-Все, хватит трясти. Я уже проснулся. – Я медленно сел, и тупо уставился перед собой. Так всегда бывает, когда просыпаешься не тогда, когда хотелось бы.
Оливер, увидев, что я проснулся, быстренько завернулся в плед и засопел.
Поднялся ветер, гудя так же, как негры из моего сна. Я устроился поудобнее, и, глядя в темноту и прислушиваясь к звукам ночной саванны, думал. Сон этот никак не шел у меня из головы. Мало того, что он был страшным, так нес еще в себе какую-ту смысловую нагрузку. Девочка в белом хлопковом платьице, шепчущая слово «война». Подсознание вчера на этой ферме что – то уловило, и пыталось мне сказать посредством сна… Наверное. Я вообще-то не верю во всякие сверхъестественные явления и предзнаменования, но здесь все было ясно.
Уже как год до нас доходят с севера грозные слухи о восстаниях рабов, о нежелании северных штатов дальше поддерживать рабовладение. Движение за независимость все росло, демонстрации нередко переходили в вооруженные стычки, часто богатых плантаторов находили мертвыми в своих постелях.
Почему никто из нас не озвучил версию вечером у костра, что Толчеры тоже стали жертвами взбунтовавшихся рабов? Да потому что не верилось, даже в страшном сне не могло привидится, что незыблемая громада Юга пошатнулась, и негры и здесь уже неспокойны. Однако привиделось, во сне, и, судя по всему, здесь тоже начинается бунт. Теперь, в принципе, понятно, почему полковник решил устроить бал. Он хотел успеть до того, как все полетит к чертям. Ему нужно увидеться со всеми влиятельными людьми Юга, и по мере возможностей, подготовится к войне…
Война. Страшное слово. Еще страшнее - дело. Особенно гражданская. Но последние годы все к этому и шло. Америка бурлила, выплескивая неспокойные волны на весь мир. Северу нужны рабочие. Рабочие, а не рабы. Тяжелая промышленность, особенно металлургия, нуждалась в рабочих как в воде и еде. Юг же в рабочих заинтересован не был. Заинтересован он в рабах. Штаты разделились поровну; конфронтация между ними достигает предела, и, кажется, что мирно это не закончится. Дьявольский зной. Хватит и одной спички.
Европе нужен хлопок, Старый свет необычайно заинтересован в этом материале; сотни ткацких фабрик давали работу, а значит и хлеб, миллионам рабочих Европы.
У Южных штатов катастрофически мало оружейных и пороховых заводов, мало необходимых коммуникаций, мало ресурсов. Зато много хлопка. Юг живет исключительно на экспорте. В случае войны, Англия поможет, она вытащит. Уже сейчас от берегов туманного Альбиона отчаливаю корабли с оружием, амуницией, едой для солдат американского юга. Но у Англии много врагов и на Востоке и на Севере. И как они поведут себя в случае гражданской войны в Америке, неизвестно, хотя довольно предсказуемо. Даже такой дальний, казалось бы, и очень сильный, сосед, (хотя не такой уж и дальний – Аляска – граница)- Россия, неимоверно заинтересован в гражданской войне. Кто победит, ему не важно, но все же скорее всего, склоняется в сторону Севера.
Ничем хорошим для Юга это не обернется. Если будет война, у него есть один шанс на победу: ударить быстро и точно, не затягивая. Потому что иначе нас просто задавят экономически. И как к этому подготовится наилучшим образом, будет решаться на таких балах, как у Равенов. Получается, они сейчас жизненно необходимы.
О том, что мне с друзьями придётся непосредственно участвовать в этой мясорубке, я старался не думать.
Ветер постепенно изменил тональность, и теперь выл, как загнанный койот, предвещая беды и скорбя о будущих невинных жертвах междоусобной войны.
Ну, будь что будет… Жаль, что я до сих пор так и не нашел свое счастье. То есть, понятно, девушку, которую полюблю и от которой захочу иметь детей. Одно время мои бесплодные старания на этой почве приводили ко многим курьезным ситуациям, но ничего серьезного так из этого и не вышло. А жаль… Сейчас я прекратил Ее искать, если суждено, то мы обязательно встретимся. Значит не надо мешать судьбе своими бестолковыми метаниями.
Так, думая о всяком-разном, я и встретил рассвет. Немного полюбовавшись на встающее солнце, я растолкал друзей, и, придя в себя и позавтракав, мы двинулись в дорогу.
Весь день друзья ехали хмурые, и особо мы не болтали. Видимо, вчерашний случай не шел ни у кого из головы. Я о своих мыслях тоже не стал распространятся; скоро мы все и так узнаем. Бал предвещал быть все интересней и интересней.
Ночь тоже прошла без происшествий. Ранним утром мы повернули на основной тракт, где было намного оживлённее. Уже попалось несколько пеших путешественников и всадников, телеги с хлопком и рабами, даже пару карет, спешащих на бал. Грегори узнавал знакомых, приветливо с ним общался, интересуясь здоровьем и отвечая на вопросы об отце, балу и вообще. Все были спокойны, никакой паники или растерянности; все они или ни о чем не догадывались, или умело это скрывали.
Сначала потянулись бескрайние хлопковые поля Равенов с трудящимися на них рабами, а затем, наконец, мы добрались до поместья. Старый швейцар, Анатоль, встретил нас у ворот, поклонился Грегори, рассказав тому немного о ситуации дома. Мы въехали в ворота под сень величественных деревьев в благодатном парке Равенов. Я всегда удивлялся, как дяде удалось все это организовать. На мои вопросы он лишь многозначительно улыбался, говоря, что это стоило неимоверных трудов. Как обычно, в своем репертуаре. Я пытался выведать и у своего отца, но тот всегда говорил, что был очень далеко в тот момент, когда брат все это делал, и что это его никогда не интересовало.
Отец мой, Пол Равен, вообще не любил путешествовать, и скептически относился к военной службе. Однако он не воспротивился моему желанию посвятить себя военной карьере, сказав, что кому-то надо защищать таких обычных фермеров как он.
Мы уже отъехали от ворот вглубь парка по аллее, когда Оливер, что-то вспомнив, резко развернул коня, и поскакал обратно, крикнув, что б мы его не ждали, и что он догонит позже.
- Куда это он? - Я недоуменно посмотрел Оливеру вслед.
Грегори лишь пожал плечами, и мы двинулись дальше.
Дом весь гудел. Рабы носились туда и сюда, готовя поместье к предстоящему празднику. Почти на пороге нас нагнал Оливер. На вопрос, где он был, он лишь многозначительно улыбнулся, подняв вверх палец. Подумаешь. Наверное, готовил что-то для Лиз.
Мы пообедали на кухне, не утруждая и так занятых рабов накрыванием на стол. Затем Грегори нашел нянюшку, которая ему неимоверно обрадовалась.
- Мой родной, дитятко мое. Не забыл еще старую няню? – Она прижала его к огромной груди, как в детстве. Грегори сначала покраснел от смущения, затем побледнел от удушья.
- Да тебя забудешь? Кто ж меня, считай, выкормил? Все-все, нянечка, отпусти. Расскажи лучше, где отец?
- А мистер Алекс убыл по каким-то делам, а по каким, он строй няне не рассказал.
- Мама тогда где?
- А миссис Лора с сестричками в хозяйском крыле. Они вас позднее ждали, и сказали старой няне, что бы готовилась к вашему приезду. Ой, вы небось голодны. Ай, заболталась. Накрыть поесть?
- Не, не надо, нянечка. Мы уже позавтракали. Ты лучше постели нам в комнате гостей.
- Хорошо, родной. Как возмужал, как вырос. Настоящий офицер. Как отец будешь.
Грегори покривился, но ничего говорить не стал. Няня отлично знала об отношении Грегори к таким сравнениям, но искренне считала, что это блажь, и когда ты похож на отца, этим надо гордиться.
Оливер опять куда-то исчез, мы не стали его искать и в гостиной разошлись. Грегори пошел навестить мать с сёстрами, а я поднялся на тритий этаж в особо почетную комнату гостей, где старая няня уже приготовила для меня мягкую перину с нежными подушками.
Зайдя в комнату, я быстренько разделся, умылся в тазу с теплой водой, стоящей в маленьком чулане, построенном специально для таких случаев, и плюхнулся в кровать. Блаженно вытянув ноги, расслабив спину и утопив голову в мягчайшую подушку, я подумал, что об этом мечтал предыдущие три года.