Гошка

Михаил Зеленко
    Прозвеневший  школьный  звонок  оповестил  Тамару  Михайловну  и  её  второй  класс  об  окончании  последнего  урока.  Впереди  полдня  свободного  времени,  можно  не  спешить,  не  торопиться.  Дополнительно  позанимавшись  со  слабыми  учениками  и  дав  им  домашнее  задание,  домой  Тамара  Михайловна  решила  отправиться  пешком. 
    Она  любила  ходить  по  хорошо  известной  всем  горожанам  панюшёвской  дамбе,  насыпанной  для  защиты  водопровода,  построенного  в  1915  году  при  строительстве  железной  дороги,    долгое  время  считавшейся  единственным  «сухим  путём»,  соединяющий  Мало-Панюшёво  (тогда  Ярки)  с  городом.
    Тамара Михайловна  шла  не  спеша,  наслаждаясь  пробуждавшейся  весенней  природой. 
    Позади  полпути.  Как  вдруг,  внизу  дамбы,  в  сухой  прошлогодней  траве,  её  внимание  привлекло  что-то  неистово  кричащее  и  прыгающее,  по  голосу  похожее  на  галчонка.  Но  когда  увидела - это  был  утёнок.  Ни  утки,  ни  утят  по  близости  не  было. Он  был  один. Откуда  он  взялся?  Как  сюда  попал?  Как  говорится,  одному  богу  известно.
    Утёнок  был  очень  маленьким.  Он  сильно  дрожал  и  пронзительно  громко  пищал.  Первые  дни  мая  стояли  на  редкость  холодными,  и  утёнок  мог  бы  замёрзнуть  или  его  могли  бы  съесть  коты  или  собаки.  Тамаре  Михайловне  стало  очень  жалко  утёнка,  и  оставить  его  здесь, одного,  на  погибель,  она  не  могла.  С  большим  трудом  ей  удалось  поймать  отчаянно-вырывающего  утёнка  и  водворить  за  пазуху демисезонного  пальто.  Придерживая  левой  рукой,  она  благополучно  донесла  его  домой.
    Дома,  мы  посадили  утёнка  в  высокую  коробку,  из  которой  он  норовил  выскочить.  Вёл  себя  как  шальной,  а  прыгал  так  высоко,  что  нам  показалось,  что  он  дикий.  Явно,  одному  сидеть  утёнку  не  хотелось.  Тогда  мы  пересадили  его  к  суточным,  инкубаторским  цыплятам,  где  он  сразу успокоился  и,  прижавшись  к  ним,    уснул. 
    За  бурный  нрав  и  внешнее  сходство  с  киногероем   из  фильма  «Москва  слезам  не  верит»,  по  предложению  жены  утёнка  назвали  Гошкой.
    Первая  неделя  проживания  Гошки  с  цыплятами  была  не  сладкой.  Ох,  и  натерпелся  же  он  от  них.  Почему-то  всем  им  не  нравились  Гошкины  ножки, и  каждый  старался  обязательно  клюнуть в перепонки,  отчего   ножки  утёнка  краснели,  вспухали  и  кровоточили. 
    От  боли  Гошка  громко  пищал,  убегал  и  прятался,  или  садился,  накрывая  их  своим  телом.   Пришлось  намазать  ему  лапки  мазью  Вишневского  с  добавлением  фракции  АСД-3,  что  коренным  образом  изменило   его  положение.  Цыплята  не  только  перестали  нападать  и  клевать,  а  стали  сторониться  и  убегать  от  Гошки.  Теперь  он  бежал  к  ним,  а  они  убегали.  Но  вскоре  всё  нормализовалось  и,  как  только  наступили  тёплые  дни,  мы  их  всех  выпустили  в  вольер.
    Гошку  мы  любили.  Рос  он  быстро,  заметно  опережая  цыплят,  выделяясь  от  всех  «мягким»,  ярко-жёлтым  пуховым  нарядом.
    В  жаркие  дни  в  такой  тёплой  одежде  Гошке  было  плохо.  Он,  открыв  клюв,  тяжело  дыша,  прятался  в  тень.  И  тогда  мы,  чтобы  облегчить  его  состояние,  решили  соорудить  ему  в  вольере  «пруд».               
    Выкопали  ямку  и  поместили  в  неё  пластмассовый,  зелёного  цвета  таз,  на  дно  которого  положили  кирпич,  чтобы  утёнку  легче  было  вылазить  из  воды  на  «берег».  Налили  воды.  «Пруд»  был  готов.
    Конечно,  «пруд»  мы  сооружали  утром,  и  нам  было  очень  интересно  понаблюдать,  как  к  этому  отнесутся  цыплята,  а  особенно  Гошка  и  мы  с  нетерпением  ждали  этого  момента.  Вынесли  из  дому  картонные  коробки,  где  ночевали  цыплята  и  Гошка,  и  выпустили  в  вольер.
    Наш  «пруд»  заметили  все.  Окружив  его  плотным  кольцом,  вытянув  шейки,  цыплята  с  большим  любопытством  и  осторожностью  стали  рассматривать.  Нашлись  смельчаки,  которые,  отважившись,  робко  подошли  к  «берегу»  и,  клюнув  в  своё  отражение,  стали  пить  воду.
    И  вдруг  из  толпы  цыплят  выскочил  Гошка. Подбежав  к  «пруду»,  он  стал  щелочить  воду,  забавно  водя  из  стороны  в  сторону  клювиком.  Подавшись  вперёд,  увлёкшись,  он  оступился  и  свалился  в  воду.
    Как  ошпаренный,  Гошка  выскочил  на  противоположный  «берег». Получив  крещение,  он  резко  развернулся  и,  нырнув  в  воду,  выскочил  обратно  на  свой  «берег».  Ему  так  понравилось,  что  он  не  мог  остановиться.  Он  нырял  и  нырял...
    Цыплята  с  испугом  смотрели  на  возбуждённого  утёнка,  как  по  команде,  синхронно  поворачивая  вытянутые  головки. Но  вот  нырнув,  танцуя,  Гошка  закружился  в  тазу.  Своим  лихим  танцем  он  поднимал  мириады  сверкающих  бриллиантами  на  солнце  брызг,   заставляющие  в  такт  то  расширяться,  то  сужаться  кругу  цыплят. 
     Со  стороны  всё  это  смотрелось,  как  отличная   композиция  и  профессиональное  исполнение.  Жаль,  что  оно  было  единственным  и  не  снято  видеокамерой.  
     Сделав  последний  круг,  Гошка  степенно  вышел  на  «берег».               
    В  глазах  цыплят  он  был  героем.  Не  обращая  ни  на  кого  внимания,  беспрестанно  тряся  хвостиком,  потянувшись  вперёд,  как  бы  готовясь  взлететь,  он  похлопал  мокрыми  крылышками  и  аккуратно,  поочерёдно  сложив  их,  стал  поправлять  и  приглаживать  свои  пёрышки.
    Немножко  постояв,  цыплята  разбежались.  И  всё  стало  по-прежнему.  Но  с  этого  дня,  как  только  Гошке  становилось  жарко,  он  лез  в  свой  «пруд»,  облегчая  своё  состояние.
    Незаметно  пролетело  лето.  Цыплята  выросли  и  стали  прекрасными  курочками  и  петухами,  а  Гошка  превратился  в  красавца  селезня.
    Осенью,  собрав  урожай,  мы  весь  молодняк  из  вольера  и  старых  кур  с  тремя  петухами  из  сарайной  загородки  выпустили  в  огород.
    Старые  петухи  встретили  Гошку  недружелюбно,  задираясь, часто  провоцировали  драку. Но  Гошка  всем  им  дал  отпор.  Причём  дрался  он  по  утиному,  крепко  хватал  клювом  петуха   за  крыло  или  хвост,  и  не  отпускал  его   до  тех  пор,  пока  тот,  таская  Гошку  по  всему  огороду,  не  падал  от  бессилия.
    Гошка,  празднуя  победу,  шавкал,  молодецки  выпячивал  грудь  и  шумно  хлопал  крыльями.  А  петух  полежав,   вскакивал,    и,  с  позором,  шатаясь,  стороной  убегал  в  сарай.
    Пришлось  срочно  покупать  Гошке  трёх  уток  и  городить  им  утиный  загон.
    Но  к  уткам  он  был  весьма  равнодушен,  абсолютно  не  обращая  на  них  никакого  внимания.
    В  поисках  выхода,  Гошка  часами,  возбужденно  метался  у  стенки загона... 
    И  если  ему  вдруг  удавалось  выскочить  из  загона,  то  он  с  радостью,  со  всех  ног  (а  бегал  он  быстро),  бежал  в  огород,  разгоняя  петухов,  к  своим  любимым  и  желанным  курицам,  оставаясь  преданным  им  до  конца  своей  жизни.