«…Лишь тот жестокость их поймет,
Кто знает меру их страданий».
Поэт, знакомый с войной
не понаслышке
Нюрнбергский процесс над главными военными преступниками-нацистами более полувека в прошлом. Но чем дальше, тем острее становится полемика вокруг него.
Хотя, казалось бы, о чем спорить? Вот они, те, кто развязали вторую мировую войну, вот ее жертвы, вот судьи, вот приговор, вот, наконец, исполнение приговора.
А спорящие не умолкают. Они ставят вопросы. Которые, как написал Бертольд Брехт, «самая каверзная вещь на свете». Вот хотя бы: почему в списке обвиняемых не нашлось места Гитлеру?
Ответ, что мертвецов, мол, на скамью подсудимых не сажают, тянет за собой другой вопрос: да разве в то время (Трибунал судил с 20 ноября 1945 по 1 октября 1946 года) было известно, что он мертв, а не сбежал куда-нибудь в Южную Америку или даже в Антарктиду? Ведь Бормана, второго человека в национал-социалистической иерархии, усадили на эту скамью заочно – даже приговорили к повешению.
А третий вопрос еще острее: почему, пусть под строжайшим секретом, СССР не сообщил своим союзникам, что 4 мая, как было написано день спустя дознавателями, «…около личного бомбоубежища Гитлера были обнаружены и изъяты два сожженных трупа – один женский, второй – мужской»? А затем «на рассвете, в четыре часа утра, капитан Дерябин с шофером, пробравшись в рейхсканцелярию, похитили, завернув в простыни, трупы Гитлера и Евы Браун и в обход часовых, через забор, перебрались на улицу, где их ждали два деревянных ящика и машина»?..
Впрочем, черт с ним, с Гитлером, – мы ведь говорим о Нюрнбергском процессе, а не о советском вранье, на котором держалась империя Ленина-Сталина и всех прочих. Хотя, если призадуматься...
Когда началась Вторая мировая война?
Одни говорят, когда германские танки перешли с западной территории Польши, оккупированной Гитлером, на восточную территорию Польши, оккупированной Сталиным, то есть 22 июня 1941 года.. Перешли они по очищенным от мин мостам через Буг – очищенным, как ни удивительно, сталинскими саперами-взрывниками.
Другие считают, что началась куда раньше: между 1 сентября 1939 года, когда Гитлер напал на Польшу с запада, и 15 сентября, когда с востока напал на Польшу Сталин.
Третьи сдвигают начало на 23 августа 1939 года, дату заключения пакта Риббентропа-Молотова, в секретном приложении к которому находилась подписанная Сталиным карта раздела польской собственности.
Гитлер – агрессор, тут никаких сомнений: по-разбойничьи прибрал к рукам Австрию, Чехословакию, Данию, Норвегию, Бельгию, Грецию, Люксембург, Югославию, пол-Франции, пол-Польши…
А Сталин? Он ведь не только восточную половину Польши («Западную Украину» и «Западную Белоруссию») советизировал, а и Литву, Латвию, Эстонию, Молдавию, прирезал к своим владениям изрядный кус Финляндии, – 23 миллиона человек проживало на этих землях!
Не эти ли и прочие параллели вытеснили автора «Майн кампф» с местечка на скамье подсудимых?
Вождь же СССР юрисдикции Трибунала не подлежал.
Во-первых, потому, что был победителем, а их, как известно, не судят.
А во-вторых, потому, что Нюрнбергский процесс опирался на «Устав Международного Военного Трибунала для суда и наказания главных военных преступников европейских стран оси» (т.е. «оси Берлин-Рим», созданной в Берлине в 1936 году) – этих и только этих мерзавцев.
И опять вопросы! Почему «наказания»? Не может ли случиться так, что некоторых придется оправдать (каковыми и оказались подсудимые Фриче, Папен, Шахт)? Корректно ли назвать кого бы то ни было преступником до приговора суда? И почему в Уставе Трибунала имелись странные с точки зрения юриспруденции ХХ века положения, – например, Статья 3, исключающая отвод судей Трибунала «обвинителем, подсудимым или защитой» до момента вынесения приговора?
Чувствуется, что Устав составлялся в страшной спешке, и составителям его было не до юридически безупречных формулировок. Действительно, один из современных нам исследователей указывает, что минимум в десяти из 30 статей Устава содержатся такие положения, которые выглядят не очень корректно...
Конечно, составителям Устава было нелегко. Впервые в истории человечества война закончилась не только денежными и прочими взысканиями с побежденной страны и перекройкой ее географических карт, но и СУДОМ НАРОДОВ над ее РУКОВОДИТЕЛЯМИ. Этот чрезвычайно важный момент требует некоторого пояснения.
Все представления юристов о судебном процессе восходят к параграфам «римского права» III века до Р.Х. или положениям Кодекса Наполеона, на этих параграфах основанным. Законы пишет «законодатель» – верховный правитель, скажем, король, или им назначенный синклит мудрецов.
Подчиняться законам и приговорам судов заставляет авторитет Власти – вооруженная сила короля, а пределы ее – государственная граница. За нею другой король и другие законы.
Если эти два короля вступят в спор и захотят разрешить его мирным путем, они идут к стоящему над ними авторитету – императору. А кто же над императорами?
Оказывается, только Божий суд – ристалищная схватка на мечах, дуэль на шпагах или пистолетах... Или война, в которой главный закон – «Горе побежденным!».
То есть, с поверженным противником можно поступать, как заблагорассудится. Запросто своею властью отрубить захваченному владыке голову или отправить в подземелье, пока не околеет.
СУДИТЬ же его никогда не приходило в голову просто потому, что, как уже сказано, судейская мантия в подобном процессе никому, кроме Бога-законодателя, не по плечу.
Составителям Устава пришлось роль Господа-Бога взять на себя.
Такова причина юридических некорректностей, отмечаемых критиками Устава с позиций римского права.
Возьмите состав судей: все – граждане стран-победительниц. То есть, по-ученому, «небеспристрастные» и «заинтересованные в обвинительном приговоре».
Произнося это, критик имеет в виду, что судьями в любом процессе римского права должен быть человек, стоящий «над схваткой».
Но где отыщется марсианин, все годы Второй мировой паривший на околоземной орбите над пожарами и созерцавший, подобно биологу-экспериментатору, необычное внизу копошение?
Детей убил и дом поджег,
К своим, на запад, убегая.
Но вилы подсекли прыжок
И шею жмет петля тугая.
Хрипящего, подняв с земли,
Набив за пазуху солому,
Шесть русских женщин повели
Его к пылающему дому...
Это из того стихотворения, заключительные строки которого я взял эпиграфом к статье.