Я безжалостно трачу кадры, отчаянно трачу деньги.
На столе разложена карта, а на ней стоит жизнь вся в бутылке
и цветами, и дамой червей. Я домой не успел,
хотя дом уместился в рюкзак.
Я почти что родник. Я почти что иссяк.
Ну а все что-то ищут, зачем-то усердно;
себя отдавая и неба не зная,
не помня и моря, но видя лишь мусор
на каком-никаком берегу.
Как красиво, знакомо, и знать бы, куда я бегу.
Я бегу? – не заметил. Запомнить бы каждый из вдохов
и выдохов, выходов, входов, пролётов и лестниц:
двенадцать ступеней,
тринадцать ступеней,
четырнадцать… двадцать.
И жизнь изменилась от внешнего к что там.
Твой ход, дорогая. Умойся молитвой и выйди из дома
в шесть или в семь. Я буду ждать в восемь
в лесу в настроении бога,
который не знает ни смеха, ни плача,
а жизнь для него - это что-то другое,
похоже на ветер, на вечер немного,
на чудо, и жаль это буду не я.
Ходи, дорогая моя.
Неужто не видишь: сцепились слова.
Всё слова, лишь слова, а за ними так пусто,
безлунно, безумно, безоблачно так.
А за ними всё то, что есть всё, или, скажем, автобус,
в котором я еду вот этой дорогой.
Вот эти дороги, вот эти поляны, вот эти леса,
но поднимемся выше: смотри, облака;
и вот этот маленький шарик висит средь всего.
Улыбнись. Ну скажи, чудеса!
Или просто улитка ползёт к небесам.
Или жаба урчит, созревая внутри колеса.
Где-то там за окном выпадает на травы роса,
намекая, что день разрешается в ночь, порождая её.
А до полночи лишь полчаса. Ещё полчаса! Слушай дождь: начался.
Мы сидим и болтаем о том, кто о чём как устал.